За тонкою стеной

1. Февральский ветер бьёт в стекло.
Как призраки качаются деревья,
И небо – то ли грязное тряпьё,
То ли намокшие ощипанные перья –
Несётся по пустынным площадям.

Белёсый мрак и почерневший снег.
И лихорадка надвигающейся ночи
Поспешно набирает свой разбег,
Чтобы вонзиться в нищенские клочья
Навеки умирающего дня.

Огонь зажжённой спички – прах огня.
Его стекло несмело отражает,
И пустоту на жалкий миг пленя,
В своей прозрачности бездумной растворяет
И от озноба жалобно дрожит.

Февральский ветер бьёт в стекло.
Как призраки качаются деревья.
Земля, как позабытое шитьё
На голом блюде плоского безмерья,
Покрыта коркой втоптанного льда.


2. В сыром углу разрушенного дома
Лежала книга – в плесени, в грязи.
Страницы были все изъязвлены
Тлетворным духом бренного закона.
Ни одной строчки невозможно разобрать.
Но кто-то её бережно поднял и ... стал читать.


3. Пустынный зимний лес.
Нависли облака.
Подтаивает снег.
Туман лежит в ложбинах.
Безветрие.
На тонких паутинах
Сумерек висят
Едва заметные заката переливы.
Деревья сонными колоннами стоят.
И ворон каркает протяжно и лениво.
Снег девственен.
Лишь птиц крестообразные следы
И битый жемчуг ледяной слюды.
Разбросанная в лужах бирюза
И по коре текущая слеза.
Движенье в летаргии. Озерцо.
На его дне гранёное кольцо.
Вода чиста, как ангела сиянье.
Я книгу открываю
И названье
Её
Кольцо безмолвное хранит.


4. Заснеженное поле. Чистота.
За полем только небеса и бездна.
Пустыни обнажённой красота
Под одинокою звездою неизвестной.
Луна под снегом.
Только тень моя
Едва-едва на белом различима,
И песня еле-еле уловима
Летит оттуда,
Где теряется земля.