7. Дети Солнечной Страны. Слобода Лебяжья Дудка

Глава3. Небылица в лицах


Вещая птица летела, долго ли – коротко ли, прилетела она в ту сторону, где речка протекает Быстрянка, не мелкая – не глубокая. Присела птица-вещунья на дерево, не низкое – не высокое, глядит: слободка стоит, не велика – не мала. Избенки там махонькие, а приглядишься, хоромы раззолоченные. Посеред слободки башня стоит до самых небес-облаков достает. Кто на ту башню влезает, весь мир обозревает: куда речка Быстрянка течет, откуда ветер дует, нет ли ворога поблизости.
Слободку ту называют Слобода Лебяжья Дудка. И работать, и веселиться успевали в той слободе: пахали – сеяли, урожай собирали, овец пасли – коров доили, малых детушек поили – кормили. А как солнце на закат, так молодежь спешит песни петь, хороводы водить, игры затевать. В ту пору там жили, не тужили: Лукашка в красной рубашке, Мишутка – не сидит ни минутки, Кирьян – коси бурьян, Антип – к лавке прилип, Любава – плывет, как пава, Настена – говорит мудрено, Авдотья – горазда что есть мочи плясать до ночи, да Аленка – всегда чуть-чуть в сторонке.
Уродились в ту пору травы по пояс. Настало время траву косить, сено запасать. Наточили косы и завжикали: вжик-вжик, вжик-вжик. Среди всех были два брата – Нудень и Гудень, пригожие, румяные, да характерами врозь. Гудень – и швец, и жнец, и на дуде игрец, балагур-весельчак, а Нудень за что не возьмется, все ему не так, да не эдак: не так ветер дует, не так дождь идет, не так ребята смеются. Прилипло к нему прозвище – Нудень, никак не отлепится.
Вот косят Гудень и Нудень: у Гуденя – вжик-вжик, а у Нуденя, что не вжик, то шиш, то кочка, то канавка. Гудень скосил свою траву, идет брату пособить. Глядит, а брат-то сидит, да говорит с кем-то. Подошел Гудень поближе, чтобы видеть: с кем брат говорит в лугах, где трава по пояс? Видит, сидит на кочке бес, махонький, глазки юркие, хвостик туда-сюда ходит, чушечка свинячья, копытца востренькие. Беседуют о чем-то… Гудень подумал-подумал, плюнул, да и пошел прочь.
Вернулся вечером Гудень в слободу, а там хороводы, да веселье в самом разгаре. Увидели его девчонки, стали звать-кричать: Гудень-Гудень, бери свою дуду, поддай хороводу заводу. Среди всех Любава – плывет, как пава, не красавица, а хороша, не учена, а умна. Смеется, что ручеек звенит. Не идет Любава из сердца, да из головы Гуденя. Гуднул он раз, гуднул два – замелькали в хороводе сарафаны – желтый, зеленый, синий, красный. Вечерняя заря золотым рукавом замахала, домой позвала. «Ну что же ты в хоровод не встал?» - спрашивает Гудень Нуденя. «Ды-ну-у-у», - махнул тот рукой, да спать завалился.
Наутро петухи запели, утреннюю зорю позвали. Взял Гудень косу, пошел на луг косить, а навстречу ему Любава с полными ведрами воды. Остановился Гудень: «Дай, девица, воды напиться!» «На, пей!» - сама смеется, потом обернулась вокруг себя, да вспорхнула белой голубкой. Полетела ввысь. Глядит Гудень, улетает голубка. Обернулся он скорехонько, и за ней голубем сизокрылым взмыл в небеса. И скрылись оба из виду.
А люди в тот день углядели, что коса сама по себе прыгала до лугов нескошенных, а потом косила, да так шибко, что не угнаться за ней и десятку косарей. А другие люди дивились, как ведра на коромысле домой сами по себе вышагивали -– важно, да ловко. Не каждая девка так ходит! Чудеса, да и только!
Вечером садятся братья Гудень и Нудень за стол. Гудень кашу из чугунка зачерпнул, сидит, уплетает, аж за ушами пищит. А Нудень голову повесил – не до каши ему, по всему видно. Спрашивает Гудень, что за дела? Какая такая кручина навалилась на брата? А Нудень и говорит: «Не могу так больше! Все меня кличут: Нудень-Нудень, день твой труден! Нет моих больше сил! Помоги, брат, избавиться от этой напасти». Отвечает ему Гудень: «Помочь – не напасть, доброе имя не даст пропасть! Завтра на восходе идем луг косить, а вечером зарю спросим, не пора ли домой?»
До вечера косили Гудень и Нудень, а как вечерняя заря золотым рукавом замахала, домой пошли. Слышит Гудень, Любава песню завела, говорит он брату: «Пошли, брат, в хоровод игры играть». Только Нудень захотел занудеть-возразить, как вспомнил, о чем днем брата просил. Пошли они вместе. Гудень на дуде играл, а Нудень встал в хоровод и игру завел – кто из парней ловчей всех шапкой девичьи венки поймает. Да так ловко у него все вышло! А кто не поймал ни одного, тот на корточках петухом кричал. Веселье до ночи не утихало. Костры разожгли, прыгали через них – искры к небу летели, звезд на небе больше становилось.
Пошли братья домой. Видят, стоит у калитки старичок: бороденка белая, сам сгорбленный, за плечами котомочка, в руках посох березовый: «Пустите переночевать, люди добрые!» Поклонились старичку Гудень и Нудень. Как не впустить странника? Прошли в дом, а старичок и говорит: «Не простой сегодня день. День с ночью поравнялись. Могу сегодня самые заветные думы ваши услышать и пособить желания исполнить. Есть у меня волшебный клубочек. Держите. Бросьте его на землю, покатится он до вашей нужды». Стали братья думать: Гудень загадал сватов заслать к Любаве, а Нудень загадал от брата ни в чем не отставать, судьбу поменять. Только загадали, а вместо старичка-то бес сидит на столе и ухмыляется: «Клубочек-то один, а вас-то двое!» Гудень захотел его согнать со стола, да схватить. Тот увернулся и ну бегать по стенам, по потолку. Нудень хотел было занудеть-запричитать по привычке, мол, «хорошо-то как было, а теперь вот какая напасть», как выскочил еще один бес, здоровенный, в три охвата. Такого не схватишь – не повалишь. Изловчился Гудень и наступил на хвост бесу. Тот дернулся раз, дернулся два – оторвал хвост и был таков. Визжал так, будто сто свиней разом режут. А другой бес, видя такой оборот, сбежал, и поминай, как звали!
Думал-думал Гудень, куда бесов хвост девать? В хозяйстве от него проку нет, щи из него не состряпать… Потом решил: повешу его на самое видное место, люди увидят, станут спрашивать, а как узнают, так захотят у себя такой иметь. Сами беса изловят, да оторвут ему хвост. Глядишь, так всех бесов изведут во всем свете.
Все ни по чем Гуденю. Вот раз, пришла Беда в ту сторону. Обошел ее Гудень с одной стороны – Велика! Обошел с другой – Еще Больше! Говорит он Беде: «Ну, делать нечего, коли пришла, открою тебе ворота свои. Пособи, брат!» А Беда-то в ворота не лезет. И так ее Гудень и Нудень, и эдак, а она никак. Так и отстала. Сделалась махонькая, а Гудень ее в аркан. Народ со смеху попадал, да что народу, курям насмех – вошь-беда на аркане!
Снова купальские игры завели, большой праздник устроили с веселыми играми, да забавами. Качели соорудили, чтоб до неба летели. Ребята на высоченные столбы залезали, угощение снимали, девчонок угощали. Затеяли бег в мешках, да бой «на кулаках». До утра пела-заливалась соловьем дуда Гуденя. Нудень позабыл нудеть, да губы надувать. Ладно, да складно у него все выходит. Настена с него глаз не сводит. Говорит без затей: «Пойдем, по хозяйству пособишь». А он ей: «Ладно». Не только мудреной Настене, никому не отказал. Бабка Анисья – хитрость лисья звала – помог, дед Кузьма – седая голова, звал – Кузьме помог, как никто не смог. С тех пор «ладно» только от него и слыхали. Так и прозвали – Ладень – всех делов-то на день, а пол-дела – на раз, вот и весь тебе сказ.
Зазвали Гудень и Ладень сватов к Любаве, да Настене. Веселую свадьбу сыграли, ладным своим житьем всех удивили, ребят народили: Лукашку в красной рубашке, Мишутку, что не сидит ни минутки, Кирьяна нашли в бурьяне. А мальчонка Антип к лавке прилип, из дома ни ногой, хоть окати его водой. А еще родили Любавушку, плывущую павушкой, Настену, что говорит мудрено, Акулину, горазду плясать что есть мочи до самой ночи, да Аленку, что всегда чуть-чуть в сторонке.
Слобода Лебяжья Дудка по сей день стоит, ладным своим житьем славится. Птица вещая пролетала, крылом махнула – день настал, другим махнула – ночь опустилась. Свила себе гнездо на башне посеред слободы, да стала жить-поживать, все запоминать, по памяти песни слагать. Правда то, али Кривда – вам судить. А народ в слободе говорит, что живет там промеж всех Душа. Та Душа хороша. Народ между собой «душа в душу» живет, ничем его не потревожишь, а птица-вещунья поет – не устает: «Душу вложишь – все сможешь!»