Сказ о святом отце Василии и шамане Буддахе

/по воспоминаниям моей Н.Я./               
               
На их стопах следов земного праха
Давно уж нет. В текучей вышине
Отец Василий и шаман Буддаха
Наверно что-то знают обо мне...
Как с ночью день не сходятся – не слились
Дороги эти. Но скрипит в руках
Песок горячий улицы ковыльной
И снег солёный тает на губах.

Как солнечными зайцами облатан
Порожек чистый! Свет сквозит пыльцой.
Вот, опершись на посох суковатый,
Старик Василий всходит на крыльцо.
Смотрю тихонько – мама шайку вносит
И омывает старцу ключевой
Водою ноги. Видимые оси
Над дедом вьются. Воздух травяной
И божий дух нисходят в домик тесный.
В суме дорожной – снадобья, псалтырь.
О чём ему прольётся дождь небесный,
Когда один он выйдет на пустырь,
Просить о чадах? По молитвам этим
Мир до сих пор, должно быть, на столпах.
Мне кажется душа моя согрета
В его сухих молитвенных руках.

Немеет сердце детское от страха –
Под клёкот деревянных башмаков
Из дома в дом идёт шаман Буддаха!
Незрелых душ известный птицелов.
Так матери пугали непокорных
Детей своих – воистину был страшен,
Как древний бог в своих одеждах чёрных.
Через порог переступая важно,
Не говорит – перебирает чётки,
Прицокивая звонко языком:
– Послушай, Дуська, мне отдай девчонку.
Вскормлю её кобыльим молоком!
Гляди! Она, как чахлая лесина,
А на просвет, что хвощик полевой.
Но, вспомнив (про себя) Отца и Сына,
Глаголет Евдокия:
– Бог с тобой! То не твоя, Будахушка, забота.
Какая-никакая, да моя!
Шаман пьёт чай. А после за ворота
Несёт себя. И чаша бытия
Не иссякает. Бубну солнца биться
Над головой моею пуховой.
По-своему шаман в ночи молился
И духов гнал тугою бичевой.

Две схожие, несхожие страницы –
Дороги две, две нити, две судьбы.
На древе жизни порознь пели птицы
И порознь их покоятся гробы
Не знаю где… но возвращает силы
Мне вера в то, что там на небесах
Вдвоём они – босой отец Василий,
Буддаха в деревянных башмаках.