Соглядатай. Из Сильвии Плат
Твой брат пускай подрежет изгороди мне!
Они же твой дом затемняют,
Садовник любопытный,
Родимое пятно, что на моём плече,
Случайно расцарапано,
До крови, если уж на то пошло,
Пятно мочи, ещё из тропиков
Как видно, на тебе; нехорошо.
А вонь, похоже, из вагины*.
Наверно, ты из местных,
Однако эта желтизна!
Она ужасна!
Твоё все тело -
Длинный и от никотина жёлтый палец,
Я — белой сигаретою на нем
Горю, чтобы вдыхала ты,
И возбудились дебри серых твоих клеток.
Впусти-ка на ночлег меня в себя!
Со всеми склоками и бледностью моими.
Дозволь-ка им затеять их тёмную алхимию,
Что плавит серый жир подкожный,
За костью размягчает кость.
Так, помнится, предшественник твой влип,
Гораздо более болезненный, чем ты,
Как свадебный пирог в шесть с половиной футов.
А ведь он даже не был злым.
Не думай, будто шторы я твоей не замечаю -
И в полночь, и в районе четырех утра,
Горел огонь (ты что-то там читала),
И штору распахнуло сквозняком,
Блудливый язычок,
Манок шенильный,**
Выманивающий мои слова -
Звериный вой,
И перехваченный тобой любовно
Мой с зеркалом полубезумный разговор.
Как ты отпрянула, когда к тебе я подскочила!
Ручонки сжала, уши напрягла,
Ты жаба жёлтая под каплями дождя,
Который все никак не может перестать,
В глуши, где население с покорностью коров
Домой свои волочит вымена,
К доилке электрической, к жене, к большому голубому глазу,
Что смотрит словно бог или же небо
На шелупонь, глядящую в него.
Я позвала.
Ты выползла наружу,
На вид потрепанный, испуганный,
Позорный тролль, с паскудною
Церковною улыбкой,
Размазанною, будто масло, на губах.
Так вот чего я дожидалась -
Ты блоха!
С мышиными глазами,
Шныряющая по участку моему,
Вскрывающая письма,
Исследующая ширинку
У брюк мужских, безжизненно висящих на спинке стула,
Двум деткам открывающая глазки, их глупые улыбки вызывая,
Все это лишь затем, чтобы следить -
Ты истинная жаба! Сучья ты сестрица!
Любезная соседушка моя!
15 октября 1962, 31 декабря 1962
* В оригинале «bush-stink», дословно «куст-вонючка». «Bush» на арго — вагина.
** Шениль — тяжелая хлопчатобумажная ворсистая ткань, по фактуре похожая на бархат.
* * * * * * * *
Eavesdropper
by Sylvia Plath
Your brother will trim my hedges!
They darken your house,
Nosy grower,
Mole on my shoulder,
To be scratched absently,
To bleed, if it comes to that.
The stain of the tropics
Still urinous on you, a sin.
A kind of bush-stink.
You may be local,
But that yellow!
Godawful!
Your body one
Long nicotine-finger
On which I,
White cigarette,
Burn, for your inhalation,
Driving the dull cells wild.
Let me roost in you!
My distractions, my pallors.
Let them start the queer alchemy
That melts the skin
Gray tallow, from bone and bone.
So I saw your much sicker
Predecessor wrapped up,
A six and a half foot wedding-cake.
And he was not even malicious.
Do not think I don't notice your curtain— Midnight, four o'clock,
Lit (you are reading),
Tarting with the drafts that pass,
Little whore tongue,
Chenille beckoner,
Beckoning my words in—
The zoo yowl, the mad soft
Mirror talk you love to catch me at.
How you jumped when I jumped on you!
Arms folded, ear cocked,
Toad-yellow under the drop
That would not, would not drop
In a desert of cow people
Trundling their udders home
To the electric milker, the wifey, the big blue eye That watches, like God, or the sky
The ciphers that watch it.
I called.
You crawled out,
A weather figure, boggling,
Beige troll, the low
Church smile
Spreading itself, like butter.
This is what I am in for—
Flea body!
Eyes like mice
Flicking over my property,
Levering letter flaps,
Scrutinizing the fly
Of the man's pants
Dead on the chair back,
Opening the fat smiles, the eyes
Of two babies
Just to make sure—
Toad-stone! Sister-bitch! Sweet neighbor!
15 October 1962, 31 December 1962
Свидетельство о публикации №117040710317