Мой Париж

               
                ЛЮКСЕМБУРГСКИЙ САД

Вдалеке от всех пешеходных стад,
В центре города, вместе с тем,
Люксембургский сад, Люксембургский сад,
О котором пел Джо Дассен.

Здесь большой бассейн свежестью бодрит,
Перекормлены утки, факт…
Здесь скамеек нет, хочешь —  стул бери:
Ну, гостиная, а не парк!

Здесь царит покой, здесь прогрессу — стоп,
Вечной гонки стихает зуд;
Лишь торчит вдали сизый небоскрёб,
Одинокий гниющий зуб.

В герцогском дворце — там сидит сенат:
Вот местечко народ им дал!
А вокруг всего статуи стоят
Знаменитых французских дам.

Кто невзрачен был, толст или носат
— Идеальны, назло врагам.
Что с французов взять, тыщу лет назад
Тоже были «шерше ля фам»…

Колдовство аллей, все заботы — вон,
Но взгляни на скульптуры — страх!
Аутодафе и кошмары войн
В этих белых слепых глазах.

Сотня королев, величавость поз,
Фижмы, шлейфы и веера.
Вот стоит пастушка версальских коз —
Под топор ещё не пора…

Кто  убийц лелеял и опекал
В ночь кровавую до зари,
Кто — любил вельможного чужака
И подвески ему дарил.
Ах. «шерше ля фам», вереница дам,
Гильотина, клинок  и яд…
Свечи белые, и бордель, и храм,
Жанна д’Арк с Дюбарри подряд…

Вихрь балов и злая борьба за власть,
Мрак Бастилий и блеск побед…

Для чего? Чтоб нынче крошил, смеясь,
Парижанин уткам багет?..


        СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ

                Гаргульи

Я увидел это недавно:
Наподобие серых стрел,
Все, как есть,  гаргульи Нотр-Дама
Улепётывают со стен.

Врозь торча, рвутся прочь веками,
Злая стая молча ревёт;
Только задние лапы в камне,
А тела стремятся вперёд!

Сговорившись, пишут историки
(Быть банальными — их судьба):
Это просто, мол, водостоки,
От дождей, снегов — желоба.

Но, полны безумья и блуда,
Лезут вон сквозь стенные швы
Полукошки и полулюди,
Полуптицы и полульвы.

…Из соборных исповедален,
Где полно словесной трухи,
Может, гнали попы подалей
Исповеданные грехи?

И  они,  уныньем объяты,
Покидали святой предел,
И прокладывал им ваятель
Русла в форме бесовских тел.

                Алтарь

В том лихом девяносто третьем
Люд торговый и подмастерья
С непривычным душевным трепетом
Здесь толпой глядели мистерию.

Колпаки рубиново-красны,
В лапах пики — сейчас колоть бы!
Но старались не топать напрасно
Дровяными сабо санкюлоты.

Той порой в кострах  догорали               
Мощи  вместе с крестами, рясами,
И девица шаткой морали
Воплощала богиню Разума.

Знаменуя собой свободу,
Братство, равенство иль погибель,
С высоты алтаря собора
Потрясала копьём богиня.

Весь Конвент  серьёзно и строго
Гимны пел. Не время для прозы.
И миманс в классических тогах
Принимал античные позы.

Так стояли и пели гордо,
И, казалось, исчезнут скоро
Вражьих армий кольцо, и голод,
И предателей-принцев свора.

Храм гремел чеканными фразами…
Из угла — куда ещё деться! —
Улыбнулась богине Разума   
Уцелевшая Мать с Младенцем.


                Неф

Здесь хранить бы безумные тайны разведок  —
Толщина этих стен, полутьма и, возможно, подпол…
Только льются лучи через калейдоскопы розеток
Да фигуры святых обрисованы светом в упор.

Тут звенели клинки, и звучали органные ноты,
И венчать Бонапарта — пленённого папу вели,
И, спалив тамплиеров и в фарш искрошив гугенотов,
Покаянно молились, колени склонив, короли.

Образ черни  явив  стройным принцам, объятый заботой
О малиновом звоне, чтоб слышался он далеко,
В колокольню свою шустрым крабом взбегал Квазимодо,
Если только его не придумал провидец Гюго.

Ох, широк человек, верно Митя сказал Карамазов!
Гений с лютым злодейством, видать, без труда  совместим.
Здесь  клубится, как  ладанный дым, вся история разом —
Так кого же осудим, кого безусловно простим?..

Светлый лик  Нашей Дамы, как  блик из  божественной выси;
Вот старинный весёлый вертеп; но из сумрака, ах,
Мне навстречу идёт страж Парижа, святой Дионисий,
Предвещая террор, со своей головою в руках.

Для оценок не хватит простой обывательской меры,
Был ведь остров Ситэ обиталищем древних богов…
Где-то там, понад сводом, премудрые дремлют химеры,
Пару  ангельских крыл сочетая с четою рогов.

Потеряешься, право же, тут, если слаб твой характер,
Видно, классик недаром сказал: правды нет на земле…
Но розетки, подобья спиральных галактик,
Драгоценные  россыпи, блещут волшебно во мгле.

Он  коралловым рифом и рос, и слагался веками,
Нотр-Дам, образ мира, где нет однозначных идей…

…Надпись есть на плите, что увидел  я вдруг под ногами:
Здесь уверовал  в Бога безбожный поэт Поль Клодель.

 

              ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ

Это сам, во плоти, девятнадцатый век,
Век железный, как  звал его классик.
Это рельсы и фермы, что тянутся вверх,
Прямо к небу, к божественной  власти.

Это блюминги, домны, мартен и прокат
Восстают обелиском единым;
Это распят чумазый пролетариат,
Пригвождённый к стальным крестовинам.

Это символ прогресса. Законный вопрос:
Он воздвигнут, скажите на милость,
Чтобы Робур причалил к нему «Альбатрос»
Иль по Сене подплыл «Наутилус»?..

По колено — соборы. За давностью лет
Чахнет вера в святое зачатье.
Встал, мечтою анатомов, голый скелет
Человечества — всласть изучайте!

В пику римским руинам и древним мостам,
Утвердился  спокойно и мощно…
Говорят, из Парижа сбежал Мопассан,
Чтоб не видеть железного монстра.

Но, презрев оглушительный вопль старины,
Равновесием  ей, — пусть не злится, —
Для себя, а с годами  для целой страны
Избирает эмблемой  столица

Эту башню…
                Площадки минуя подряд,
Лифт ползёт сквозь  объёмную схему,
А над нами — такие колёса гудят,
Что вращать бы им звёздную сферу!

Вот и уровень наш. Исковеркана тишь
Болтовнёю туристов. Под  дымкой
Вижу реку, мосты и мозаику крыш.
Где-то там, притаясь невидимкой,

Чудо-улица дышит, мала и  тесна.
Вспоминается снова и снова:
Сразу двух её стен я касался. Она
Носит имя Кота-Рыболова.

Гигантизм  и прогресс — позабыты вконец…
Доброй сказке поверить могли бы?
Здесь в домишке своём жил бедняга-слепец .
Кот из Сены таскал ему рыбу.


          ПАРИЖАНКИ
               
                Какие девочки в Париже, чёрт возьми!..
                Они так ослепительны, как залпы…               
                Евгений Евтушенко
Красоток  буйных воспел поэт,
Но нынче… что за дела?
Неужто за прошлых полсотни лет
Мутация произошла?

Где вызов, хлещущий по глазам,
И секс, как удар волны?
Навстречу девушки — видел сам —
Идут, стройны и скромны.

У женщин, право, отличный вкус!
Ты, классик, меня прости:
В «ковбойских брючках» — лишь первый курс,
У старших — строгость  и  стиль.

Неявный вызов, неброский шарм;
Танцуя, летит стопа;
Быть может, лихо повязан шарф,
Чтоб  утвердить себя.

Забавной шапочкой набекрень,
Деталью милой одной —
Уже запомнится на весь день
Та, что поравнялась со мной.

Стальные щиколотки — на все сто!
Есть сила в тонкой руке.
Она тяжёлую сумку несёт,
Как веер или букет…

Пускай спешит. Но замедлит бег
Она на пару минут,
Чтобы с улыбкой сказать тебе
Любой искомый маршрут.

Видать, Париж  помудреть сумел,
Былых клоунад  — не жалко…

У города — элегантный мэр,
Поскольку мэр — парижанка.


        БОЛЬШИЕ БУЛЬВАРЫ

В них нет величия. Столетних нет платанов.
(Но, правда, пальмы есть, хотя невелики.)
По ним на склоне дня гуляют неустанно,
Ведя под ручку жён, седые старики.

Обычай славный, что ж, — ходить  так вечной парой…
Смеясь,  бежит с утра в Сорбонну молодёжь,
На кресле инвалид проехал.  Лист опалый
Метут уборщики.
                И пробирает дрожь,               

Когда припомнишь тех, кто здесь бродил когда-то,
Кто краски собирал с неярких цветников,
Обдумывал роман — иль, грёзами объятый,
Плёл тихо на ходу узорочье стихов.

…Фиакры в два ряда, под стук копыт, солидно
Плывут. От мостовых струится сизый пар.
И, тросточки  вертя, идут месье в цилиндрах,
И юбками  медам  шлифуют тротуар.

Горит фонарный газ, вернейший знак прогресса;
С мольбертом — Писарро, а может, Клод Моне…
Но всё это старо, как чудеса Мельеса;
Под рябью бурных лет лежит на тёмном дне.

А нынче — с двух сторон — парад секс-шопов шалый:
Входи, хоть натурал, хоть садо-содомит!
И прорысит патруль, раскланявшись с клошаром,
И целый полк бродяг на лавках мирно спит.

Течёт себе народ, беспечно и приветно…
Так что же делать мне — понять, принять, простить?..
Сломалась ось времён и сращена неверно;
Не надо ль вновь сломать — и правильно срастить?..

                I-III. 2017