Но ещё далеко не люди

Я прочитал все книги Бурислава Сервеста,и в настоящее время читаю книгу  "Мудрость толтеков в новой эпохе"(Норберт Классен)(впрочем об этом я более подробно написал в произведении "Эксперимент успешно завершён",которое я опубликую 3-его апреля(по причинам,которые из него же и будет можно понять)).Сегодня(2-го апреля)я прочитал в вышеупомянутой книге главу,текст которой я вставлю сюда(после пробела).Дело в том,что это очень познавательная глава(как впрочем и вся книга)для человеческого общества,и я рад поделиться такой информацией с ним,а кроме того, - вот это произведение я назвал фразой из вышеупомянутой главы,и название вот этого произведения очень тесно связано с некоторой информацией,которую я написал в произведении "Эксперимент успешно завершён"(поверьте, - это впечатляющее произведение ...).                                                Большие обезьяны, бедные детки
Вот и сидели они, покончив с ловлей блох,
в домах с центральным отоплением.
Тут сидят они и поныне у телефона.
И по-прежнему царит тот самый тон,
как раньше — на деревья.

Эрих Кестнер, «Развитие человечества»
"Перед смертью существует жизнь. Однако она, к сожалению, как говорят наследники дона Хуана, для большинства из нас уже предопределена — не в виде некоторой формы судьбы, но силой нашей системы интерпретации, нашим мироописанием. Это мироописание ни в коей мере не является индивидуальным: взаимодействуя с другими людьми, мы поддерживаем социальный порядок, который и определяет сценарий всех наших жизней, оставляя отдельному человеку очень мало простора для какого-либо отклонения от коллективно установленного соглашения.
   Типичный сюжет подобного сценария несказанно прост: мы рождаемся и в то же мгновение становимся членами определенного общества. Вначале о нас заботятся наши родители — в основном матери, — которые играют роль первых регулировщиков, определяющих наше место. Это означает, что они — первые, кто вводит нас в соответствующую действующую систему интерпретации и тем указывает нам наше место в мире и в обществе. В смысле же учения магов это к тому же означает, что как раз они сдвигают нашу точку сборки в определенную позицию и постепенно обучают нас самостоятельно ее в этой позиции удерживать. Мы учимся воспринимать, интерпретировать и поддерживать всеобщее соглашение как единственный реальный мир.
   За этой основополагающей фазой социализации, во время которой мы прежде всего учимся говорить, следует в нашем современном мире ряд институтов, которые предпринимают точно нормируемую установку позиции точки сборки в принадлежащей им системе интерпретации, делая постепенно из чудесного ребенка безвольный функционирующий рычаг общественной машины. Путь ведет от профессиональных регулировщиков отведенных каждому мест в детском саду, через школу и обучение профессии. Только тогда — а к этому моменту в большинстве случаев мы уже прожили лет двадцать — нас отпускают в «суровый мир повседневности», и мы сами в свою очередь становимся носителями системы, в которой родились.
   Менее институционализирована другая большая область социального порядка, к которой принадлежит сексуальность, нахождение партнера, основание семьи и продолжение рода, — так называемая интимная сфера. Но и здесь наши родители закладывают первые камни основания, когда они указывают нам на соответствующую роль того или другого пола, которую мы в дальнейшей жизни, почти не задумываясь, перенимаем, разве что во взаимной игре с другими незначительно модифицируем. И если общество в этом диапазоне действует не столь очевидно, как в случае профессионального развития, то и здесь многочисленные писаные и неписаные правила соглашения ограничивают свободу индивидуума, который учится действовать в тесных рамках общественных ожиданий.
   В нашем жизненном сценарии это означает, что в идеальном случае к концу профессионального образования находят партнера противоположного пола и подтверждают эту находку штампом ЗАГСа, основывают с ним семью, и кругооборот начинается сначала. Зачинают детей, заботятся об их развитии, собственном профессиональном успехе и браво трудятся во имя покупки собственного дома, будущего отпуска, хобби и иных наград, не в последнюю очередь ради соответствующей пенсии и обеспечения себя на старост лет.
   Когда это время приходит, большинство из нас уже находится в преклонном возрасте, страдает от телесной слабости и слабости духа, которые осложняют нам жизнь. И поскольку со времени нашего детства мы никогда ничего не сделали действительно самостоятельно и потеряли в монотонной повседневной работе всякую подвижность, мы уже не способны начать что-то новое. И мы убиваем время банальностями индустрии средств массовой информации или утешаемся наградами нашего общества потребления, пока смерть не подаст нам знак и не закончит наше бесполезное существование.
   Возможно, все вышеизложенное звучит цинично — но только для того, кто убежден в незыблемости этого сценария и рассматривает его как единственно возможную форму взаимодействия с окружающим нас миром. Однако, согласно утверждениям магов, этот сценарий соответствует только одной из бесчисленных возможностей, одной-единственной позиции точки сборки — и это самое ужасное. Мы умираем, даже не бросив хотя бы единственного взгляда на бесконечные широты собственных возможностей. И наше единственное утешение в том, что и наши родители умерли столь же глупо, и столь же глупо умрут, по всей вероятности, наши дети. В этом и заключается настоящий цинизм, являющийся продуктом нашего социального порядка.
   К счастью, этот лотерейный билет — не единственный, позиция точки сборки не столь неподвижна, как обычно считают. Социальный порядок только вызывает ложное впечатление, что эта позиция — наш повседневный мир — покоится на восприятии действительности, на конкретном опыте и исходящих из него последствиях. Но мы уже показали, что речь здесь идет не столько о восприятии, сколько об интерпретации. В этом смысле весь полученный опыт и понимание — не более чем продукты нашей интерпретации, сколь бы реальными они ни казались.
   Стабильность повседневного мира, наша коллективная позиция точки сборки, покоится, согласно Кастанеде, на трех энергетических опорах, которые он называет краеугольными камнями в основании повседневного мира:
1.Презентация и самозащита.
2.Биологический императив к образованию пары и продолжению рода.
3.Чувство собственной важности.
   Эти три пункта неразрывно связаны между собой и образуют некоторый род кулис, перед которыми разыгрывается драма нашей повседневной жизни. Попробуем рассмотреть эти основы по отдельности, чтобы немного разобраться в их хитросплетениях.

1. Презентация и самозащита
   В нашей повседневной жизни мы используем большую часть нашей энергии для того, чтобы нас самих представить или же защитить. Речь идет прежде всего о том, чтобы вписаться в окружающее нас социальное поле: какую позицию мы в нем занимаем, какую роль играем и какие трюки мы используем, чтобы сохранить завоеванные позиции.
   В конечном счете все сводится к древней, как мир, теме, которую мы можем в сравнимой форме заметить у всех наших родственников в мире животных. Каждая группа обезьян имеет свою социальную структуру, в которой главную роль играет постоянная борьба за позицию в иерархии группы. Эта позиция определяется степенью внимания и уважения, которыми пользуется соответствующий индивидуум со стороны других членов группы. Идет постоянное соревнование за выигрыш внимания, и в этой борьбе разрешены и используются всевозможные трюки и средства: психическая разборка, демонстрация силы, угрозы, ребяческие успокаивающие жесты, сексуальные нападения и заигрывания, подкуп в виде лакомых кусочков и раздела средств пропитания, а также обоюдный уход за мехом и интимность. Но все эти средства прекрасно известны нам и из человеческого репертуара.
   Пример: в одной группе обезьян социальная структура поддерживается прежде всего за счет ухода за мехом и телом. При таком положении вещей блохи выполняют не только нужную, но, можно сказать, социальную функцию; эта функция образует и у нас, людей, истинную причину потребности в интимности. Обычно, когда мы испытываем такую потребность, мы не ищем секса — мы ищем внимания, которое выражается в поглаживаниях и любовных прикосновениях точно так же, как у обезьян в уходе за мехом и телом. Если бы нам были ясны границы между сексом и интимностью, мы нашли бы здесь много общего между нами и обезьянами.
   Эти границы за время развития нашей цивилизации сделались очень размытыми, ведь на них наслоились религиозные и культурные догмы, так что сегодня мы все — действительно бедные существа, оставляющие лишь детям преимущества непосредственной интимности. Взрослый человек заменяет их словесами, которые современные исследователи человеческих отношений называют «разговорами начистоту». При этом речь идет, фактически, о театральном представлении, которое служит единственной цели: представить самого себя в наиболее выгодном свете, обменяться знаками внимания и таким образом обустроить и укрепить социальную структуру общества. Обезьяну, достигшую успеха во всеобщей борьбе за внимание и получающую большую порцию доброжелательности в виде социального ухода за телом, можно, естественно, сразу узнать по соответственно очень хорошему состоянию меха. Это — знак престижа у всех приматов, и человек здесь не является исключением. Он имитирует отсутствующий эффект чистки меха чистой и приличной одеждой, косметикой и стрижкой и, между прочим, тоже позволяет себя мыть, массировать и стричь. И даже если сегодня уходом за волосами и телом можно наслаждаться в основном лишь в рамках оплачиваемых услуг, они и поныне составляют важный параметр престижа, который мы, современные обезьяны, выставляем напоказ в виде подстриженных волос, ухоженной кожи и чистой одежды. Да, даже наш дом, наш автомобиль и наши домашние животные должны блестеть, чтобы каждый узнал, как благополучно мы живем, как далеко мы продвинулись в обезьяньей иерархии. Естественно и стремление защитить достигнутую в иерархии позицию, даже если наше положение мы и защищаем, в отличие от родственников-обезьян, в основном с помощью лжи и обмана. Мы чуем за версту завистников и конкурентов, и каждый читатель знает из собственного опыта, на что мы способны, только бы не уступить нашей маленькой роли в обезьяньем театре повседневного мира какому-нибудь разбойнику, на нее посягающему.
   Как показывает этот пример, наше природное наследство понуждает нас к смешному топтанию на месте, даже если мы этого не осознаем и продолжаем оставаться на промежуточной ступени эволюции, на которой мы уже не обезьяны, но еще далеко не люди. Это справедливо и для области образования пары и сексуальности, о которых мы сейчас и поговорим.

2. Биологический императив к образованию пары и продолжению рода
   Второй краеугольный камень, связывающий нашу энергию и фокусирующий ее на мире повседневности, по своему происхождению еще древнее, чем первый. Биологический императив к образованию пары и продолжению рода столь же древен, как и появление полов, и может быть назван естественным стремлением к сохранению вида. Однако у нас, людей, этот императив принял сложные формы, далеко выходящие за рамки удовлетворения инстинктов и репродуктивной функции.
   Так, например, наш постоянный поиск партнера, если мы уже не живем с таковым, непосредственно обусловлен биологическим императивом, даже если мы и объясняем такой поиск по-другому. Большинство людей, и в первую очередь скучные номера, живут с ложным представлением, что им не хватает партнера для полноты жизни или что партнер может дать им ощущение полноценной жизни. При этом они в действительности смешивают две различные вещи: с одной стороны, их глубокое ощущение недостатка энергии, что и ведет к постоянным поискам полноты, и биологический импульс — с другой стороны, который заставляет их искать подходящего партнера для продолжения рода и основания семьи.
   «Прочность семьи — один из самых сильных факторов поддержания социального порядка, — говорит Тайша Абеляр, — так как существует ужасный страх перед жизнью в одиночестве и страх умереть одному». При этом она подчеркивает, что мы, люди, — настоящие социальные существа, стадные животные, чувствующие себя защищенными только в группе. Эта черта тоже принадлежит к нашему наследству приматов и указывает на то, что мы — все еще обезьяны, ищущие защиты в тесном кругу семьи, что было необходимо в ходе истории развития для сохранения нашего вида. Только под защитой племени могло спокойно родиться и расти молодое поколение, да и для взрослого индивидуума безопасность была тесно связана с присутствием других членов рода; голая обезьяна без мощных челюстей, клыков и когтей нуждалась в них, чтобы выжить во враждебной природе.
   В понимании магов подобная безопасность могла функционировать только благодаря тому, что внутри группы создавалось точное согласование жизни одного со всеми, соглашение, ненарушимость которого стала высшей заповедью для каждого члена сообщества. Таким образом и возник первый социальный порядок, целью которого было обеспечение единой фиксации точки сборки и создание вследствие этого общего мира, который предлагал своим жильцам ориентацию и пристанище: простейший предок нашего сегодняшнего повседневного мира.
   Но то, что в те давние времена было необходимо и правильно, может стать сегодня нашим несчастьем. По причине нашего общего наследства мы цепляемся за социальный порядок, давно уже ставший анахронизмом; он был необходим для выживания наших предков, но закрывает нам доступ к новым знаниям и опыту, которые как раз в нынешнее время могут быть важны для нашего всеобщего выживания.
   При этом ложное чувство безопасности вводит нас в заблуждение, обусловленное миром повседневности. Мы ведем себя подобно кротам, которые при появлении туч ищут убежища в их подземных домах, ведь они всегда укрывали их от непогоды, но внезапно превратились в смертельную ловушку. Аналогично и мы следуем иллюзорному чувству безопасности, своего рода эху всей нашей истории развития, и не понимаем, что настало время преодолеть иррациональный страх, который связан с познанием неизвестного.
   Мы должны учиться понимать, что опыт нового — сдвиг точки сборки — только потому вызывает чувство страха и панику, что мы при этом нарушаем высшую заповедь неразрывности соглашения, вырываем себя из социального порядка и при этом лишаемся защиты группы. Наши инстинкты говорят нам, что это представляет непосредственную опасность для нашей жизни. Мы реагируем чувством смертельного страха, независимо от того, ожидает ли нас «там, снаружи» — в другой позиции точки сборки — опасность или единственный шанс выжить.
   Но даже если мы готовы, несмотря на страх, покинуть хотя бы на одно мгновение безопасность в семье и поддержку социального порядка во имя исследования потенциального шанса, имеется еще третья причина, которая удерживает мир повседневности на его месте и очень тесно связана с уже обсужденными механизмами: чувство собственной важности, о котором маги говорят, что оно является самым чувствительным краеугольным камнем мира повседневности.

3. Чувство собственной важности
   «Третий пункт, требующий энергетически наибольших затрат, — это чувство собственной важности, — говорит Кастанеда. — Мы все ценим представление о нашей собственной важности, особенности и единственности, без того, чтобы хоть раз их поточнее исследовать или спросить себя, в чем же они заключаются».
   Попробуем сначала выяснить, что же он, собственно, имеет в виду, когда говорит о чувстве собственной важности.
Он имеет в виду повседневное «я, я, я»: «Какое это имеет отношение ко мне? Имеет он в виду меня? Почему именно я? Что я буду от этого иметь?» Эти и неисчислимое количество подобных вопросов то и дело возникают у нас в голове и создают некий довольно скучный внутренний диалог, который постоянно крутится вокруг одного и того же центра: нашего столь высоко ценимого, нежного и часто обижающегося Эго, которое мы все считаем в том или ином смысле центром Универсума.
   В данном случае началось все столь же безобидно: с первородного чувства самосохранения каждого существа и простого обстоятельства, что восприятие всегда производится из одного и того же центра. Это столь долго не представляло никакой проблемы, пока восприятие не направилось на самое себя и не произвело в акте самоотражения представление о Я, которое разделяет воспринимающего индивида и воспринимаемый им мир. С того мгновения все входные данные органов чувств стали оцениваться с точки зрения потенциальной пользы или возможной опасности для Я, что и позволило возникнуть системе интерпретации, которая все более и более обособлялась в ходе истории человечества.
   При этом Я впало в определенные заблуждения, которые сами собой возникли из его позиции главного наблюдателя.
   Поскольку все входные данные можно трактовать по отношению к Я, и весь мир должен иметь отношение к Я. Ложный вывод, сравнимый со средневековым представлением, что Земля является центром Универсума. С точки зрения земного наблюдателя кажется, что это так и есть: Солнце, Луна и звезды вращаются по кажущимся неизменными орбитам вокруг нас, если мы примем нашу наблюдательную позицию за неподвижный центр.
   То, что для Коперника и его современников означало революционный поворот, ясно сегодня каждому: Земля не является центром Вселенной, а всего-навсего спутником Солнца. Но в наших внутренних убеждениях все вращается так же, как и прежде, в первую очередь — вокруг нас самих. Человек по-прежнему считает себя венцом творения, и каждый из нас тем или иным образом воспринимает себя как совершенно особенный образчик человеческого рода.
   При этом не имеет значения, имеет ли наше чувство собственной важности положительное или отрицательное значение. Уверенность, что являешься неудачником, есть такое же выражение чувства собственной важности, как и убеждение, что ты лучше других. Переоценка себя, мания величия, высокомерие и нарциссизм идентичны по основной своей мотивации самосостраданию, комплексу неполноценности, покаянию и мученичеству. Все эти и им подобные побуждения предполагают, что собственной персоне придается слишком большое значение — во всяком случае, достаточно большое, чтобы оправдать повседневное помешательство, которое из этого следует. Чувство собственной важности напяливает на нас шоры, редуцирующие мир до эгоистических интересов и позволяющие нам видеть только то, что непосредственно связано с нашей персоной. Только так и можно объяснить, как это мы умудряемся эксплуатировать природу и окружающих нас людей и одновременно жалуемся на загрязнение окружающей среды, социальную несправедливость и повсеместное распространение эгоизма. Мы абсолютно не способны наблюдать мир и нас самих, не вынося об этом суждений, и прийти к такому взгляду на вещи, в котором мы не играем никакой значительной роли, что в подавляющем большинстве случаев и является истинным. А общественное соглашение способствует такой частичной слепоте, чтобы, как говорит Кастанеда, держать нас в границах повседневного мира:
   «Представление о собственной важности взращивается в нас социальным порядком, чтобы держать нас с помощью наград или штрафов в рамках его правил и границ. При этом его нисколько не волнует сам индивидуум. Социальный порядок интересует не индивидуум, а лишь поддержание собственных правил и заповедей».
   Это высказывание возвращает нас к взаимодействию краеугольных камней повседневного мира и показывает нам, например, почему общественное одобрение и социальное признание не только связывают нас в смысле погони за вниманием, но и вызывают возбуждение, аналогичное действию наркотика. Усиление собственной важности мы воспринимаем как стимулятор, в то время как ее снижение ощущается как унижение, которое ведет к симптомам, подобным процессу отвыкания от наркотиков. Так и выставляем мы себя, где только возможно, выпрашивая долю внимания и признания, и в постоянном соревновании с другими создаем хоровод тщеславия, дьявольский круг конкуренции, который поддерживает устои нашего мира повседневности.
   При этом каждый из нас выработал особый трюк, собственный вид самопрезентации, которым мы вербуем партнеров и привлекаем к себе внимание и благодаря которому мы еще более усиливаем чувство собственной важности. Эти трюки, как считает дон Хуан, определяются спецификой времени, потому что большинство из нас используют одинаковые приемы и уловки.
   Тайша Абеляр подводит итог:
   «Каждая эпоха характерна тем, что дон Хуан называл модальностью времени: определенный шаблон идей, культурный духовный склад. Модальность нашего времени — это то, что мы видим по телевизору и читаем в наших книгах и газетах. Нас постоянно бомбардируют определенными темами и идеями, за которые мы должны держаться. Маги называют современный духовный склад синдромом «я — бедная детка», потому что каждый человек, там, в мире, подавлен жизненным ощущением, что он — беспомощное существо».
   И большинство из нас применяет в своей презентации трюк «бедного сиротки», в котором они изображают роль жертвы, пытаясь таким образом получить внимание и помощь от других. Мы взываем к естественному инстинкту ухода за беспомощными детьми, к сочувствию к слабым и создаем все вместе мир, в котором преобладает в качестве духа времени прогрессирующая слабость и принадлежащая ей схема отношений «преступник— жертва».
   Стоит хотя бы один раз сознательно вглядеться в то, что поставляют нам средства массовой информации. Так, например, по телевидению нас заливает поток отрицательных сообщений: несчастные случаи и катастрофы, насилие и преступления, убийства и покушения, войны и революции определяют содержание телевизионных программ. В унисон поют и любимые многими бульварные передачи и клубы, когда они заставляют нас думать о повседневных ужасах: разводы, трагедии в семье, стычки с соседями являются столь же постоянной репертуарной частью, как и загрязнение окружающей среды, испорченные продукты питания, неизлечимые болезни, загадочные эпидемии и насилие над детьми.
   Наш повышенный интерес ко всем этим проблемам отчетливо показывает, насколько мы свыклись с ролью жертвы, и наше сочувствие есть не что иное, как жалость к самим себе. Общество и отдельный человек подавлены негативным чувством собственной важности, что находит свое выражение в ощущениях собственной ненужности и невыгодности собственного положения. Но эти чувства возникают не столь из-за вышеназванных недостатков общества, которыми мы их обычно объясняем, а скорее из-за недостатка энергии, о котором мы уже говорили — того обстоятельства, что большинство из нас являются скучными номерами и поэтому — в истинном значении слов — «энергетически бедными сиротками».
   Как таковые, мы, естественно, не готовы принять на себя ответственность за нашу жизненную ситуацию и активно действовать, чтобы изменить ее. Наш регрессирующий менталитет ожидает нужных изменений от общественных институтов, которые берут на себя роль наших родителей, будь то государство, церковь или какое-то другое объединение, к которому мы принадлежим. И точно так же, как ребенок, мы ожидаем, что получим в наших страданиях скорую поддержку, — другой регрессивный параметр нашего времени, который маги называют синдромом исправления—удовлетворения. Мы стремимся к скорейшему удовлетворению всех наших желаний, и в идеале хотели бы, чтобы все желания исполнялись по мановению руки или взмаху волшебной палочки.
   Различные отрасли промышленности нашего «прекрасного нового мира» сироток производят самые разнообразные продукты, соответствующие нашим детским потребностям, от растворимого кофе до готовой к употреблению пищи, от самомоющейся микроволновой печи до удобного в пользовании устройства телекоммуникации. Можно продолжать до бесконечности приводить примеры, доказывающие, что мы сегодня, как никогда прежде, менее всего готовы испытывать чувство неудовольствия и делать какие-либо усилия, чтобы удовлетворить наши потребности, или даже — чтобы ощутить радость. При этом именно последнее — ощущение радости — всегда связано с усилиями или борьбой, как, например, когда мы поднимаемся на крутую гору и, достигнув вершины, испытываем ни с чем не сравнимое чувство радости, несмотря на то что нам еще предстоит опасный спуск. Многие даже и не знают сегодня этого чувства и думают, что радость возникает из-за открывающегося перед глазами альпиниста прекрасного вида, которым можно, как правило, наслаждаться на высокой вершине, — заблуждение настолько укоренившееся, что люди едут на вершину по канатной дороге, а потом стоят и удивляются, что же прекрасного находят другие в этих скалах, тем более что чаще всего они покрыты тучами? Тогда они снова усаживаются в кабину канатной дороги и едут к следующему аттракциону, который, возможно, более интересен и разгонит нашу постоянную скуку.
   Но чувство наполненной жизни никогда не приходит, потому что мы слишком прочно держимся за наш повседневный мир, за позицию бедного сиротки нашей точки сборки. Кастанеда замечает по этому поводу:
   «Мы любим Христа — кровоточащего и распятого на кресте. Это наш символ. Никто не интересуется Христом, воскресшим и вознесшимся на небеса. Мы хотим быть мучениками, неудачниками; мы не хотим успеха: бедные деточки, поклоняющиеся бедному ребенку».
   Как современные декадентствующие обезьяны, мы рассматриваем неизвестное, новые возможности и позиции точки сборки в лучшем случае интеллектуально, но никогда — как практическую альтернативу повседневному миру, потому что для такого подхода мы должны сначала отказаться от нашей удобной позиции внутри известного.
   Флоринда Доннер-Грау поясняет, почему это столь сложно для нас:
   «Дон Хуан пытался нас рассердить, сравнивая нас с обезьяной, которая засунула руку в сосуд с узким горлышком, чтобы достать горсть зерна. Обезьяна не может вытащить руку назад, пока она сжала ее в кулак и держит зерно. Во многих отношениях люди точно такие же. Наши общественные ожидания и есть зерна, которые истощают наше осознание. Все, что нужно сделать обезьяне, чтобы освободиться, — это разжать кулак, оставив эти проклятые зерна, — но она этого не сделает. И мы не бросим зерна, чтобы освободиться из подобной ловушки или ситуации. Мы просто не в состоянии их бросить».
   Так что не только наше стремление к удобствам блокирует нас, но и наше наследство от приматов, которое играет с нами злую шутку, если мы пытаемся вырваться из привычных образцов известного. Самое печальное в этой ситуации даже не то, что мы попадаем в ловушку из-за нашей первобытной жадности и оказываемся в тюрьме, но то, что мы даже не понимаем, что способны освободиться и что освобождение заключается в самом простом действии — бросить то, за что мы так уцепились.
   Это справедливо, кстати, и в отношении женской и мужской роли, в которых мы социализировались и которые в значительной мере обусловливают драму повседневного мира. Однако при этом следует вначале указать на различия, которые специфические параметры пола имеют с точки зрения магов: часть их является следствием нашего рождения, другая — воспитания. Этой темой мы и займемся в следующей главе".                                P.S(написано несколькими часами позже): - Текст следующей главы,которая упоминается в конце предыдущей главы,я не стану вставлять в это произведение(по причинам,которые не считаю нужным здесь описывать,но которые в целом могу охарактеризовать как: - взгляд сверху на человеческое общество,и понимание ситуации в целом).Я прочитал следующую главу,и любой желающий может сделать это сам,скачав бесплатно книгу "Мудрость толтеков в новой эпохе".Однако затем я дошёл до ещё одной главы,и уже по названию этой главы понял, - с КАКОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ я столкнулся.Я прочитал эту главу(ещё до этого скопировав её в "текстовый документ"),и после пробела вставлю её целиком вот в это произведение(тем более что снова название вот этого произведения, - в очень многом пересекается с тем,что написано и в этой главе ...).

                                8
Воладорес: жизнь в курятнике

О, как мне это надоело — каждое утро нести яйца, — пожаловалась курица.
Ну, отныне тебе больше не нужно будет делать этого, — сказала лиса.
«Басня о завтраке»
   Мы подошли к очень болезненной теме, которая столь необычна и нова, что Кастанеда в своих сочинениях до настоящего времени обходил ее стороной. Только в последней книге «Тенсёгрити — магические движения магов» мы находим указания на некую чуждую силу, которая нас контролирует, некоторых частично, а некоторых и полностью. Однако эта сила не называется и подробно о ней не говорится. Собственно, дон Хуан разъясняет своему ученику следующее:
   «То, что ты называешь твоим разумом, вовсе не является твоим разумом. Маги глубоко убеждены в том, что наш разум является внешним установлением, которое навязано каждому из нас. Прими это к сведению, без дальнейших пояснений о том, кто нам его навязал и как это произошло». Однако в докладах, сделанных за последние годы, Кастанеда понемногу начал освещать подробности этого процесса и ответственных за него существ — несмотря на однозначное предостережение дона Хуана: «Если ты начнешь говорить об этом, они тебя определенно сожгут».
   Не совсем ясно, имел ли при этом старый маг в виду действительное сожжение на костре своего ученика или символическое, а может, и действительное сожжение его книг. Во всяком случае, он знал совершенно точно, что в этой части его наследства речь идет о чем-то таком, что не только не каждому нужно знать, но и что далеко не каждый захочет знать.
   Поэтому и мы сделаем на этом месте предостережение: последующие рассуждения могут звучать еще более невероятно, чем все вышеизложенное в этой книге. Возможно, они будут казаться измышлениями параноика или вызывать чувства паранойи, страха и стремление защититься. Все это совершенно нормально с точки зрения магов, и очень понятно, потому что рассудок — центр нашего отражающего сознания — будет всеми силами стараться защититься от представления о себе как чужой инсталляции разбойничьего существа иного мира. Такое высказывание равносильно требованию изобличить самого себя, а признание в преступлении — это то, что никто не делает охотно и с легким сердцем.
   Поэтому в связи с этим рекомендуется попытаться не выносить сразу собственное суждение, а сначала послушать, что говорит Кастанеда и его спутники. Только постепенно становится ясно, что имеют в виду наследники дона Хуана и какое значение в действительности могут иметь их высказывания. Только так мы можем избежать недоразумений, которые в ином случае запрограммированы.
   Итак, перейдем к пояснениям.
   Первыми, кто заметил, что дело не в порядке, были шаманы Древней Мексики, те женщины и мужчины древности, которым удалось непосредственно видеть энергию, протекающую в Универсуме. В своих наблюдениях они не только заметили, что точка сборки у маленького ребенка не закреплена в определенной позиции, но и что светящийся кокон младенца отличается от кокона взрослого и в другом отношении. Так, например, они увидели, что кокон новорожденного полностью покрыт своеобразной блестящей оболочкой, которая похожа на прозрачное покрытие из пластмассы и обусловливает особо яркое свечение кокона. Однако по мере взросления это внешнее свечение постепенно исчезает, и у взрослого человека остается обычно только малая часть, некий род светящейся лужи под его ногами, которая и равна по величине примерно его стопам. Древние шаманы поняли интуитивно, что внешняя светящаяся оболочка представляет собой собственное осознание человека, поскольку они увидели, что интенсивность свечения так же абсолютно точно определяет степень осознания соответствующей личности, как позиция точки сборки предписывает природу сознательно воспринимаемого мира. Взволнованные обстоятельством, что наше осознание с раннего детства столь сильно уменьшается, в то время как мы в зрелые годы становимся как будто все более и более сознательными существами, они занялись поиском ответа на это явное противоречие.
   Вначале они подумали, что это загадочное исчезновение определяется постепенной фиксацией точки сборки в ходе социализации из-за того, что восприятие отграничивается от множества возможных миров и явлений и сокращается до восприятия одного-единственного мира: мира повседневности.
   Но затем, внимательно наблюдая за таинственным исчезновением осознания, они увидели тенеподобных существ, которых они вначале не заметили из-за слишком яркого свечения оболочки человеческого энергетического поля. Они увидели, что тени питаются блеском нашего осознания и систематически пожирают его. Поскольку эти разбойники-паразиты показались им похожими на летучих мышей и поскольку они летали и прыгали, древние шаманы назвали их воладорес, что означает «летающее существо» или «летун».
   Маги линии дона Хуана обнаружили далее, что воладорес — высокоразвитые сознательные существа, не имеющие материального тела и потому обычно недоступные нашему взгляду. Согласно Кастанеде, они явились в наш мир много тысяч лет назад, натолкнувшись в своем поиске пропитания на великолепный источник. Поскольку они питаются исключительно од ним определенным типом энергии и осознания, соответствующим внешнему свечению нашего светящегося кокона, то они нашли в людях именно то, что искали. Так мы сделались их любимой добычей или, более того, как говорят маги, мы сделались полезными домашними животными воладорес, которых те используют так, как им угодно.
   Энергетический ущерб нашему осознанию, вызываемый этим процессом, невосполним. Хотя внешнее сияние и растет постоянно, но воладорес его снова и снова поглощают вплоть до определенной высоты — как коровы, которые на пастбище постоянно обрывают верхушку травы, оставляя только короткие ростки. Так и степень нашего осознания все время остается на очень низком уровне, который хотя и позволяет нам создавать наш привычный мир, но не дает возможности вглядеться в нашу ситуацию и узнать, что мы разделяем в значительной мере судьбу наших домашних животных. Дон Хуан говорит, что точно так же, как мы держим кур в курятниках и клетках, воладорес держат нас в человеческих стойлах, с той только разницей, что наши стойла и клетки мы строим себе сами.
   Такие стойла, подчеркивает Кэрол Тиггс, — наши города, деревни и дома, причем не играет роли, живем ли мы в идиллическом малозаселенном уголке планеты или в центре большого города. Ведь и для кур нет особо большой разницы, сидят ли они в тесных клетках на птицеферме или свободно разгуливают во дворе крестьянина — их яйца там и там разбойничьи похищаются, потому что они живут и умирают в рабстве.
   По причине полнейшей несвободы и эксплуатации, которым мы подвергаемся, может предстать в новом свете и наша дискуссия о гуманном содержании наших домашних животных. Потому что, как говорит Кэрол Тиггс, мы делаем с ними то же, что летуны делают с нами. Как просвещенные рабы, берущие пример со своих господ, мы точно так же безжалостно эксплуатируем наших домашних животных: мы берем от них молоко, шерсть, убиваем их, получая мясо, мы воруем их яйца и пользуемся ими различными другими способами. Мы ловим их, сажаем в клетки, подрезаем им крылья, клювы, когти и рога, дрессируем их, делаем их зависимыми, выводим новые породы, постепенно уменьшаем их агрессивность и естественное стремление к свободе.
   Такими чертами глубоко проникнуто все наше поведение, ведь мы эксплуатируем не только наших домашних животных, но и всю живую и неживую природу, включая и других людей. Несмотря на уничтожение рабства и всеобщие лозунги современного мира, провозглашающие свободу, равенство и братство, эти понятия могут стать действительностью лишь для тех немногих, кто находится на самом верху общественной лестницы. Большинство же людей все еще живут и работают в зависимых отношениях, в которых они—более или менее добровольные слуги, даже если сегодня они и не носят ошейник или цепь на шее. Их единственное утешение заключается в том, что другие, возможно, стоят еще ниже на иерархической лестнице и потому могут ими эксплуатироваться и подавляться — совершенно по принципу велосипеда: вверх отпускать, вниз — давить на педали.
   Все это маги линии дона Хуана рассматривали не только как следствие нашего происхождения от существ-разбойников, но и как продукт неравноправных отношений между воладорес как режиссерами за кулисами обезьяньего театра повседневного мира и людьми как марионетками на сцене. Мы имитируем наших господ в своеобразном менталитете эксплуатации и потребительского отношения, в то время как иначе могли бы действительно ограничиться жизненно необходимым.
   Лужица осознания у наших ног, которую оставили нам воладорес, не позволяет нам выйти за границы обыденной жизни, у нас хватает осознания лишь на то, чтобы просто жить день за днем и отражать себя в блестящей поверхности лужицы. По причине недостатка энергии мы находимся в положении современного Нарцисса, который в своем ограниченном осознании не может распознать ничего другого, кроме самого себя и своих маленьких проблем. Нам не осталось ничего, говорит Кастанеда, кроме нашего «осознания подошв», лужицы, которая отражает нашу собственную саморефлексию, наше чувство собственной важности и наше Эго, которое и является, собственно, нашей клеткой.
   Это поясняет также кажущееся противоречие, на которое натолкнулись шаманы Древней Мексики. Несмотря на их непрерывную работу с собственным осознанием, саморефлексия играла все большую роль в процессе социализации, что создавало ложное представлении о якобы растущем осознании. В действительности же растет вовсе не осознание, а способность интерпретировать восприятие, соответствующая система интерпретации, и, соответственно, увеличивается чувство собственной важности.
   Видящие могли ясно воспринимать этот процесс как рост или вспучивание точки сборки.
   При этом происходит достойное внимания странное изменение нашей энергии, на которое тоже обратили внимание шаманы Древней Мексики. Они увидели, что светящийся кокон человека содержит шесть больших энергетических центров, которые могут быть восприняты как светящиеся вихри.
   Дон Хуан поясняет: «Для каждого энергетического центра тела характерна определенная концентрация энергии. С точки зрения видящего, который пристально всматривается в такой центр, она видится своего рода вихрем, водоворотом энергии — чем-то вроде трубы, которая вращается против часовой стрелки». Древние шаманы с удивлением обнаружили, что один из этих вихрей, соответствующий шестому центру на макушке тела, изменяет свое движение в ходе социализации и с уменьшением осознания. В то время как у новорожденного энергия этого вихря вращается в направлении, противоположном часовой стрелке, у взрослого она постоянно изменяет направление своего вращения — по словам дона Хуана, такое движение неестественно и вызывает отвращение.
   При точном исследовании оказалось, что эти изменения в направлении движения вихря вызывают воладорес путем некоторого рода имплантанта, чужеродного механизма, контролирующего и направляющего действия соответствующей жертвы. Дело обстоит так, как если бы летун сидел непосредственно на голове соответствующего человека и оттуда не только отсасывал его энергию, но еще и суфлировал, что человек должен думать и что делать.
   Как уже указывалось вначале, маги утверждают, что наш рассудок и является этим чужеродным механизмом — и не только в метафорическом смысле. Наш повседневный разум, рассудок, не является продуктом нашей собственной деятельности, но представляет собой контрольный инструмент воладорес, который должен сделать нас управляемыми посредством простых нормирующих процессов.
   Это высказывание нуждается в некоторых пояснениях. Посмотрим сначала, как нам в детстве «прививается» рассудок: в процессе социализации нас учат вначале ходить и говорить, однако позже, в школе, мы должны учиться тихо сидеть и молчать. Благодаря этим и бесчисленному количеству других аналогичных противоречивых указаний нам и прививается послушание, мы учимся быть в высшей степени «разумными», вместо того чтобы учиться быть самостоятельно мыслящими существами. «Здравый смысл» — Common sense социального порядка — принудительно навязывается нам в процессе социализации, причем будучи детьми мы не имеем ни малейшей возможности проверить на истинность нормы и ценности рассудка, а о том, чтобы отвергнуть их, вообще не может быть и речи.
   Только если мы очень внимательно рассмотрим нормы и ценности рассудочного мышления, можно заметить в них чужеродное влияние. Какой смысл имеют, например, библейские призывы позволить вести себя, как агнца, на заклание? Или подставить другую щеку, если тебя ударили по одной? От такого поведения, само собой разумеется, нам, людям, нет никакой выгоды. Однако те, кто знает о существовании воладорес, легко догадаются, кому может быть выгодно такое человеческое по ведение. Наш менталитет рабов, привитый нам еврейской культурой и утешающий нас наградой в потустороннем мире, служит не нам, людям, а чужой власти, которая в порядке обмена награждает нас за нашу отдачу энергии верованиями и мировоззрениями, в которых мы оказываемся дураками и приняв которые попадаем в еще более прочную зависимость.
   Если бы при этих воззрениях речь шла не о чем ином, как лишь о внешних религиозных догмах не отвечающей требованиям времени религии, все было бы не столь ужасно. Имея хотя бы небольшую долю собственного мнения и трезво взглянув на вещи, мы легко оставили бы эту религию позади. Но неудачи многих попыток такого рода во времена Просвещения или в ходе коммунистических «культурных революций» однозначно свидетельствуют, что эти воззрения гораздо глубже укоренились в нас, чем нам кажется. Однако, по мнению магов, это не является свидетельством истинности соответствующих религиозных положений и убеждений, скорее, это — свидетельство того обстоятельства, что они являются в действительности чужеродным внедрением в ядро нашей системы интерпретации, нашего рассудка, который и придает значение ценности тем или иным восприятиям нашего мира.
   Так и модальность нашего времени, синдром бедной сиротки, о котором мы говорили, и наш посредственный менталитет являются продуктом неравного симбиоза людей и воладорес. Мы чувствуем себя жертвами, потому что мы и есть жертвы, однако вместо того, чтобы ополчиться против наших господ или просто-напросто вырваться из нашей тюрьмы и сбежать, мы ведем себя как овцы, которые даже при открытых воротах сбиваются в кучу и не покидают спасительной ограды. Ведь глубоко в душе мы убеждены — и это убеждение является еще одним имплантантом воладорес, — что за границами привычного нас ожидает злой волк, судьба, которая будет к нам еще более жестока, чем все то, что мы уже испытали в нашей повседневной жизни.
   И мы продолжаем браво отражать самих себя в лужице нашего ограниченного осознания и мертвой хваткой цепляемся за то, что нам еще осталось: за наше Эго и «маленькие радости» привычного нам мира. Мы замыкаем себя в рамки нашей профессии, которая большинству из нас даже не доставляет удовольствия, в рамки партнерства и отношений, которые нас уже давно не удовлетворяют, в рамки представлений и воспоминаний, которые вообще не соответствуют пережитому.
   По вине нашей системы интерпретации мы полностью обособились от энергетической действительности и с помощью воладорес создали для себя кажущуюся возможность бегства в некие виртуальные реальности, которые мы были способны создавать задолго до эпохи компьютеров и развития средств массовой информации.
   Многие из нас предпочитают предаваться воспоминаниям, причем последние в подавляющем большинстве случаев приукрашиваются или изменяются иным образом. Они кажутся фотографиями в бережно хранимых фотоальбомах, которые показывают нам фрагменты событий, имевших для нас значение; мы привязываемся к нашим воспоминаниям и укрепляем этим образ самих себя, причем все воспоминания, которые не подходят к нашему образу, просто-напросто отбрасываются или ретушируются до неузнаваемости.
   Другие ограничиваются планированием некоего более или менее реального будущего, причем не имеет значения, представляется ли им будущее в виде забот и страхов или в форме надежд и ожиданий хорошего. А некоторые вообще сбегают из отношений реальности и времени и полностью переселяются в виртуальные миры: в книги и хобби, в музыку, науку или мировоззрение, в спасительные или ужасные миры кинофильмов и телевидения, в мир телевизионных или компьютерных игр, в какую-нибудь спиритуальную или религиозную фикцию. Похоже, в этом отношении наша фантазия не знает границ.
   Вся широкая палитра повседневного мира служит единственной цели: убить время, не оставить нам ни минуты, когда мы были бы наедине с самими собой и могли бы осознать наше действительное положение. Даже если иногда такая минута все-таки наступает, в дело вмешивается наш внутренний диалог — беспорядочное движение наших мыслей, туда-сюда, движение, обусловленное чуждым внедрением, — и препятствует нам использовать свободную минутку, и заставляет нас вновь искать убежища в наших виртуальных реальностях.
   Нам станет ясно, что такое поведение абсолютно неестественно, неприродно, если мы сравним наше социализированное поведение с поведением детей или других млекопитающих, для которых нет ничего лучшего, чем полностью погрузиться в восприятие мира и наслаждаться их простым и все же вызывающим благоговение настоящим. У них нет нашей суеты, им не нужна никакая причина, никакое действие и никакие результаты, чтобы прекрасно себя чувствовать в своем теле и в своем мире.
   Очевидно, что мы имеем дело с типичным параметром нашего социализированного менталитета домашних животных, нашего взрослого Common sense, что мы делаем наше ощущение счастья и собственной ценности зависимым от определенных действий в смысле награды или наказания. Потому что, в отличие от наших диких родственников и маленьких детей, нам очень трудно беспричинно радоваться нашему существованию и просто быть счастливыми. Да, это кажется нам наивным, если даже не безответственным, если взрослый человек вдруг начинает так себя вести. Многие люди старшего возраста в наши дни не могут даже просто наслаждаться едой, если они не заработали ее в смысле библейского требования «в поте лица своего».
   Можно, кстати, наблюдать, как большинство людей на старости лет все больше и больше попадают в ловушку воладорес, из чего, однако, не следует ложный вывод, будто молодые люди обладают иммунитетом в отношении этих ловушек. Большую часть нашего осознания мы жертвуем уже в раннем детстве, а затем становимся для воладорес подобны домашним животным, дающим молоко: оно регулярно отсасывается; так поддерживается на определенном уровне и наше осознание. Если же осознание по причине старости, слабости или болезни перестает расти или его рост слишком замедляется, тогда воладорес сжирают внешнее свечение практически до основания и даже не оставляют маленькой лужицы. Последствия такого состояния — закостенелый ум, повышенная забывчивость и путаница в мыслях, при этом — растущая раздражительность, фанатичное цепляние за нормы и ценности общественного порядка, увеличение чувства собственной важности; короче — все симптомы и признаки старческой немощи.
   В связи с этим Тайша Абеляр сообщает, что в квартирах старых людей, в домах престарелых, в госпиталях и больницах можно встретить особенно много воладорес, потому что здесь они находят свою любимую пищу в больших количествах. Это даже не просто осознание, а совершенно особенное его качество — потому что не всякое осознание для них одинаково вкусно. Они особенно любят осознания эгомании, самосострадания, которые склонны к эмоциональным взрывам и индульгированию, в то время как трезвость и дисциплина ими презрительно отвергаются.
   Так, они охотно находятся в местах, где собирается много людей, одинаково эмоционально настроенных: церкви, кладбища, анатомические театры принадлежат к таким традиционным местам. Все чаще организуемые ныне крупные представления, такие, как концерты, демонстрации, собрания, футбольные состязания или иные спортивные события, притягивают многочисленных нечеловеческих гостей, которые тоже по-своему участвуют в праздновании. В более скромной степени вышесказанное справедливо, кстати, для всех общественных мест, таких, как вокзалы, аэропорты, различные учреждения и школы, а также маленькие личные застолья и банкеты. Где бы ни собрались люди в подходящем «для переваривания» настроении, не будет недостатка и в воладорес.
   Как вещественное доказательство существования воладорес, наследники дона Хуана несколько раз демонстрировали в 1995 году фотографию одного воладора, сделанную незадолго до того на весеннем празднике тибетских буддистов на руинах Теотихуакана. Фотографом был знакомый Кастанеды, Марко Антонио Тарам, руководитель Casa Tibet в Мехико, который и организовал празднование, где более 90 000 христиан и буддистов молились за мир под началом Далай Ламы. Во время празднования Марко Антонио сфотографировал — не заметив этого — огромную тень, которая, подобно туче, колыхалась над головами толпы, собравшейся на молитву между пирамидами.
Когда Марко Антонио, проявив пленку, обнаружил необычную тень, по форме и облику похожую на молящегося человека, он попросил Кэрол Тиггс посмотреть странную фотографию и высказать свое мнение. Она была не менее поражена и взяла фотографию с собой, чтобы показать Кастанеде и другим его сподвижникам. Все пришли к единому заключению, что Марко Антонио сфотографировал огромного воладора, который так обожрался эмоциональной энергией собравшихся на молитву, что частично материализовался и сделался видимым для чувствительной линзы фотоаппарата. Они восприняли это событие как знак того, что пришло время освободить от эзотерического статуса и эту часть их знаний и сделать ее доступной общественности.
   Все вышесказанное, однако, не означает, что мы вообще не имеем понятия о существовании этих воладорес — собственно говоря, у нас отсутствуют слова и языковые средства, чтобы описать их в контексте нашего повседневного мира. Маги говорят, что дети, которые еще не полностью социализированы, часто обладают способностью видеть эти существа и обычно тонко чувствуют, когда чужеродные создания паразитируют на внешнем блеске их осознания. Неудивительно, что они боятся духов, монстров и демонов, которые прячутся у них под кроватью или подглядывают за ними из шкафа. Поскольку воладорес обычно стараются проделать свою работу, оставшись неузнанными, они приступают к делу как правило ночью и действительно охотно прячутся в темных уголках и закоулках.
   Именно поэтому многие люди боятся темноты, даже будучи взрослыми, или их привлекают рассказы о привидениях и фильмы ужасов. Классические истории о пожирающих людей чудовищах и циклопах, сосущих кровь упырях и вампирах представляют собой великолепную поверхность, на которую мы проецируем наше бессознательное знание о существовании воладорес и их коварных проделках. В связи с этим в последнее время стали особенно популярны истории, повествующие о проникновении к нам инопланетян, чуждых существ, желающих уничтожить или поработить человечество. Как различные киноверсии бестселлера «Нашествие пожирателей тел», так и новые киноленты типа «Alien, Independence Day» или «Люди в черном» получили наибольшие кассовые сборы, что можно объяснить только тем обстоятельством, что страх перед показываемыми событиями имеет под собой реальную основу.
   Конечно, истории о вампирах или фантастические фильмы сами по себе еще не являются доказательством существования воладорес или уликой, способной убедить скептиков. Однако они говорят вполне понятным языком, если только мы готовы воспринять их послание — совсем как в серии Оливера Стоуна и Брюса Вагнера «Wild Palms», где мы при достаточном внимании прочтем на входной двери в пивную с примечательным названием Hungry Ghost («Голодное привидение») нанесенное опрыскивателем высказывание: Los Voladores: They eat your awareness («воладорес: они пожирают твое осознание»). Простое послание необычайной широты.
   Мы должны свыкнуться с возможностью, что обезьяний театр нашего повседневного мира представляет собой, возможно, не только заблуждение или окольный путь в нашей эволюции от примитивных приматов к человеку, но что многие его признаки имеют еще более жуткое происхождение. Конрад Лоренц, этолог, исследователь отношений людей и животных и лауреат Нобелевской премии, уже несколько десятков лет назад указал на странные признаки доместикации — слово означает одомашнивание, приручение диких животных — в физиологии и поведении цивилизованного человека, которые аналогичны поведению и физиологии наших домашних животных и которые он мог объяснить лишь тем, что он предположил, что мы сами себя приручаем. Ну с какой стати мы должны, например, запирать себя самих в «используемые человечеством стойла», как называет Лоренц городские квартиры и высотные дома? Какое преимущество мы можем получить при этом — все равно, для человечества в целом или для отдельного индивидуума?
   Но если мы примем во внимание существование воладорес, нам многое станет ясно. Безусловно, мы сами социализируем себя в наш повседневный мир, однако параметры социального порядка и управляющего рассудка определены не нами, но превосходящими нас существами, рассматривающими нас как домашних животных. Возможно, Эрих фон Деникен спросил бы: «Были ли Боги воладорес?»
   Несмотря на их превосходство над нами, воладорес, конечно же, не были и не являются богами, даже если они и навязали нам представление о Боге, нормы и ценности социального порядка и культуру в самом широком смысле этого слова. Ведь с другой стороны, им же обязаны мы и нашим потребительским поведением, нашим менталитетом эксплуататоров, а также тем, что мы одновременно воображаем себе, что мы — бедные сиротки, страдальцы и неудачники. И в то же время воладорес не являются ни чертями, ни демонами.
   Такое их понимание будет все тем же способом представлять мир только в черно-белых красках, непрекращающимся движением туда-сюда между крайними противоположностями, как добро и зло, небо и ад, Бог и черт, любовь и ненависть, положительное и отрицательное, характерной особенностью чуждой инсталляции, которую мы несем на нашей голове. Если мы хотим избавиться от воладорес и от рассудка, который вовсе не является нашим, мы должны сначала преодолеть ложный дуализм нашего Эго, отражения в лужице осознания, и научиться наблюдать мир таким, каков он на самом деле: энергия, которая сама по себе ни хороша и ни плоха.
   Если нам это удастся, мы узнаем, что по другую сторону миража известного и тесных границ повседневного мира нас ожидает великолепный Универсум. Безусловно, это разбойничий Универсум с хищными воладорес и такими же хищными людьми. Однако это простое обстоятельство не имеет ни малейшего значения, а наоборот, ставит знак равенства между нами, воладорес и иными существами.
   Только если мы избавимся от рабского духа и схемы «преступник—жертва», мы получим настоящий шанс вновь обрести нашу свободу — шанс на свободу от воладорес, от зеркала самолюбования, от цепей повседневного мира и фиксации точки сборки. Если мы откажемся от дуалистической оценки всего существующего и не будем больше рассматривать явления вокруг нас как проклятье или благословение, но — как стоящий вызов, мы сделаем первый шаг на пути, который ведет из тюрьмы обыденного Я: на пути воина.