Прощайте, Евгений Александрович

      В США на 85 году жизни остановилось сердце Евгения Евтушенко. Это последний из великой четвёрки знаменитых поэтов-шестидесятников: Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина, Евтушенко. Он прожил жизнь богатую творчеством (стихи, поэмы, проза, кино), интереснейшей личной жизнью. Он составил замечательную многотомную антологию русской поэзии. Неоднократно становился центром громких скандалов (написал скандальную автобиографию, ряд острейших политических стихов). Сколько любителей поэзии выросли на его стихах.
У Евгения Евтушенко есть много прекрасных стихотворений. Например, я с юности очень люблю стихотворения: «Бывало, спит у ног собака…», «Со мною вот что происходит…», «Не надо», «Я разлюбил тебя…», «Качался старый дом…», «Зависть», «Людей неинтересных в мире нет…», «Монолог Тиля Уленшпигеля», «Когда я думаю о Блоке…», «Идут белые снеги». Значительно больше у Евтушенко стихотворений заданных, декларативных, поверхностных, которые к поэзии имеют весьма отдалённое отношение. Конечно, его конъюнктурные поэмы вряд ли войдут в золотой фонд русской поэзии. Но лучшее, что он написал, это в русской поэзии навсегда!

Бывало, спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина из полумрака
глазами зыбкими глядит.

Потом под пихтою приляжет
на куртку рыжую мою
и мне,
задумчивая,
скажет:
"А ну-ка, спой!.."-
и я пою.

Лежит, отдавшаяся песням,
и подпевает про себя,
рукой с латышским светлым перстнем
цветок алтайский теребя.

Мы были рядом в том походе.
Все говорили, что она
и рассудительная вроде,
а вот в мальчишку влюблена.

От шуток едких и топорных
я замыкался и молчал,
когда лысеющий топограф
меня лениво поучал:

"Таких встречаешь, брат, не часто.
В тайге все проще, чем в Москве.
Да ты не думай, что начальство!
Такая ж баба, как и все..."

А я был тихий и серьезный
и в ночи длинные свои
мечтал о пламенной и грозной,
о замечательной любви.

Но как-то вынес одеяло
и лег в саду,
а у плетня
она с подругою стояла
и говорила про меня.

К плетню растерянно приникший,
я услыхал в тени ветвей,
что с нецелованным парнишкой
занятно баловаться ей...

Побрел я берегом туманным,
побрел один в ночную тьму,
и все казалось мне обманным,
и я не верил ничему.

Ни песням девичьим в долине,
ни воркованию ручья...
Я лег ничком в густой полыни,
и горько-горько плакал я.

Но как мое,
мое владенье,
в текучих отблесках огня
всходило смутное виденье
и наплывало на меня.

Я видел -
спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина
из полумрака
глазами зыбкими глядит.

Прощайте, Евгений Александрович!