Истина в зерне

Шутки в сторону. В субботу дружно вый­дем на работу. Хватит всем ее с запасом – работягам, лоботрясам. Даже маленьким детишкам – пусть возьмут хоть в руки книжки.
Что такое труд, с пеленок должен знать каждый ребенок! Пусть усваивает с детства: человека красит… место. Шутка. Впрочем, и Емели завтра, первого апреля, выйдут все по разнарядке после утренней зарядки на общественные грядки. Кто с трудом играет в прятки – тем не ложки, а лопатки. Как в песочницах, пусть вспомнят, кто копает – того кормят. Кто филонит, того мама не накормит кашей манной. Повзрослеют и небесной пусть не ждут до самых пенсий. И как дети не канючат, что, мол, в жизни невезучи в «тачках», что из-за границы – в этих горе-колесницах, и само собой – в рулетке. Коль не катит, кто в ответе? Может быть, им «однорукий» трудовую книжку вручит?
Ну какое кому дело, где «бабло» косить умеешь, где срываешь куш удачно с чьей-то завистью в придачу? Или взяткой овладеешь, ну кому какое дело… Коль не пойман – не воришка, знают те же ребятишки. Если ты умен и беден, значит, ест доход посредник. Он как червь нещадно гложет. Трудоголик, может, тоже? С виду вроде скользок, мелок, но проворен в каждом деле. Звеньевой, многостаночник лезет прямо вон из кожи. Как мозоль у лоботряса за ладонь хватает сразу. Впрочем, сходу не заметишь: трудовая или фетишь? И какой порядок в книжке: кем он был и чем он дышит?
Перестала быть настольной трудовая книжка только, хоть крепка еще порода педагогов, хлеборобов, литераторов и зодчих, не предавших истин отчих. Но когда гнилые зерна метят в пашню средь отборных, я во имя хлебной нивы голодовку объявил бы. Ну не странное ли дело: мало сорного в нас, детях, но такими сорняками мы, взрослея, зарастаем…
Плохо, если с детства слишком к кошельку рука прилипла. В беспокойстве папа с мамой: обанкротит отпрыск малый! Плохо, если к рюмке тяга у руки. Она протянет год, другой и одряхлеет. Кто нальет, кто пожалеет, как неверную подругу, опустившуюся руку?
Хорошо, когда в охоту даже мелкая работа. Не мартышкин труд – желанный, как любимый ваш избранник без его широких жестов: жемчугов и «мерседесов», от которого душа бы так восторженно дышала. И не мучила зевота. Плоть аж до седьмого пота не искала бы работу, а отец сказал в субботу сыну коротко: «Вот то-то…»