Сколько мчусь я над своею жизнью!

Галина Храбрая

«СКОЛЬКО МЧУСЬ Я НАД СВОЕЮ ЖИЗНЬЮ!»

 Сколько мчусь я над своею Жизнью,
 Столько вижу, что закат мой ближе,   
 Расстаюсь с такою страшной мыслью —
 Как лицо твоё во тьме увижу!

 И ещё белее свет мне белый,
 Близость редкая надорванно желанней!
 Отчего ж в объятьях ты несмелый,
 От того, что взор твой всё обманней…

 Где найти такую силу воли –
 Разогнать иллюзии созданье?      
 Отчего вселились в душу боли,
 Мучит сердце тяжкое страданье?

 Тянут нити из души, что в цвете,
 Полотно соткут и им накроют,
 Умирать не хочется в расцвете,
 Но, я чую, мне могилу роют!          

 Помоги мне, Ангел мой Хранитель,
 Вечно существующим Заветом!
 И от всех страданий, Избавитель,
 Озари таинственным рассветом!

 Я хочу, когда весна, рождаясь,
 Зажигает радости очаг,
 Убедиться, что не наслаждаясь,
 Погибает мой последний враг!

 Не хочу запретных наслаждений,
 Что приводят в гибельный приют,
 Не хочу страдать от наваждений
 И от страха, что меня убьют!

* Х *

Житие преподобной матери нашей Марии Египетской
в изложении святителя Димитрия Ростовского:

«Блюсти царскую тайну хорошо, а открывать и проповедовать дела Божии
славно» (Тов.12:7), – так сказал архангел Рафаил Товиту, когда совершилось
дивное исцеление его слепоты.

Действительно, не хранить царской тайны страшно и гибельно,
а умалчивать о преславных делах Божиих – большая потеря для души.

И я, – говорит святой Софроний, написавший житие преподобной Марии Египетской, –
боюсь молчанием утаить Божественные дела и, вспоминая о грозящем несчастии рабу
(Мф.25:18, 25), закопавшему в землю данный от Бога талант, не могу не рассказать
святой повести, дошедшей до меня.

И да никто не подумает – продолжает святой Софроний, – что я осмелился писать
неправду, когда у кого явится сомнение в этом дивном событии: не подобает мне
лгать на святое.

Если же найдутся такие люди, которые, прочитав это писание и пораженные
преславным событием, не поверят, то к ним да будет милостив Господь,
потому что они, размышляя о немощи человеческого существа, считают невозможными
те чудесные дела, которые совершаются со святыми людьми. Однако, надо начать
рассказ о славном событии, происшедшем в нашем роде.

(Святой Софроний, Патриарх Иерусалимский, жил в VII веке и был светильником
не только для Палестинской, но и для всей Восточной Церкви.)

В одном из палестинских монастырей жил старец, украшенный благочестием жизни
и разумностью речи, и с ранней юности доблестно подвизавшийся в иноческом
подвиге. Имя старцу было Зосима. (Пусть никто не подумает, что это Зосима –
еретик, хотя у них и одно имя: один заслужил худую славу и был чужд церкви,
другой – праведный и был прославлен).

Зосима прошёл все степени постнических подвигов, и соблюдал все правила,
преподанные величайшими иноками. Исполняя всё это, он никогда не переставал
поучаться Божественными словами: и ложась, и вставая, и за работой,
и вкушая пищу (если только можно назвать пищей то, что он вкушал в очень малом
количестве), он неумолчно и постоянно исполнял одно дело – пел божественные
песнопения, а также он искал поучений в Божественных книгах.

Ещё в младенчестве Зосима был отдан в монастырь, где доблестно подвизался
в постничестве до 53-х лет. Но потом его стала смущать мысль, что он достиг
полного совершенства и более не нуждается ни в каких наставлениях.

«Есть ли, – думал он, – на земле инок, могущий меня наставить и показать пример
такого постничества, какого я ещё не прошёл? Найдется ли в пустыне человек,
превзошедший меня?» Когда старец так размышлял, к нему явился ангел и сказал:

«Зосима! Ты усердно подвизался, насколько это в силах человека, и доблестно
прошёл постнический подвиг. Однако нет человека, который мог бы сказать о себе,
что он достиг совершенства. Есть подвиги, неведомые тебе, и труднее подвигов,
пройденных тобою. Чтобы познать, сколько иных путей ведут к спасению, покинь
страну свою, как славнейший из патриархов Авраам (Быт.12:1), и пойди
в монастырь, лежащий при реке Иордане».

Следуя такому наставлению, Зосима вышел из монастыря, в котором подвизался
с младенчества, отправился к Иордану и достиг того монастыря, куда его
направил голос Божий.

Толкнув рукою монастырские врата, Зосима нашёл инока-привратника и сказал ему
про себя. Тот известил игумена, который приказал позвать пришедшего старца
к себе. Зосима пришёл к игумену и исполнил обычный иноческий поклон и молитву:

– Откуда ты, брат, – спросил его игумен, – и для чего пришёл к нам,
нищим старцам?

Зосима отвечал:

– Откуда я пришёл, об этом нет нужды говорить; пришёл же я, отец, ища себе
душевной пользы, так как слышал о вас много великого и достохвального,
могущего привести душу к Богу.

– Брат, – сказал ему на это игумен, – один Бог может исцелить немощи душевные;
да наставит он и тебя и нас путям Своим на пользу души, а человек исправлять
человека не может, если он постоянно не вникает в себя и неусыпно, с Божией
помощью, не совершает подвигов. Но, так как любовь Христова побудила тебя
посетить нас, убогих старцев, то оставайся с нами, если для этого пришёл.
Пастырь добрый, отдавший душу Свою для нашего спасения, да ниспошлёт на всех
нас благодать Святого Духа.

После таких слов, Зосима поклонился игумену, просил его молитв и благословения
и остался в монастыре. Здесь он видел старцев, сиявших добрыми делами
и благочестием, с пламенным сердцем служивших Господу непрестанным пением,
всенощной молитвой, постоянным трудом.

На устах их всегда были псалмы, никогда не слышно, было праздного слова,
ничего не знали они о приобретении временных благ и о житейских заботах.
Одно у них было постоянное стремление – это умертвить свою плоть.

Главная и постоянная пища их была слово Божие, а тело они питали хлебом и водою,
насколько каждому позволяла любовь к Богу. Видя это, Зосима поучался и готовился
к предстоящему подвигу.

Прошло много времени, наступили дни святого великого поста. Монастырские ворота
были заперты и открывались только в том случае, если кого посылали по делам
монастыря. Пустынная была та местность; миряне не только не приходили,
но даже не знали об этой обители.

Был в монастыре том обычай, ради коего Бог привёл туда Зосиму. В первую неделю
Великого поста за литургией все причащались Пречистого Тела и Крови Господней
и вкушали немного постной пищи; потом все собирались в церкви, и после
прилежной, коленопреклоненной молитвы старцы прощались друг с другом; и каждый
с поклоном просил у игумена благословения на предлежащий подвиг путешествующим.

После этого открывались монастырские ворота, и с пением псалма «Господь – свет
мой и спасение моё: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне
страшиться?» (Пс.26:1), иноки выходили в пустыню и переходили через реку Иордан.

В монастыре оставались только один или двое старцев, не для охраны имущества –
украсть там было нечего, – но чтобы не оставить церковь без богослужения.

Каждый брал с собою немного пищи, сколько мог и хотел по своим телесным
потребностям: один немного хлеба, другой – смоквы, кто – финики или мочёную
в воде пшеницу. Некоторые ничего с собой не брали, кроме рубища на своём теле,
и питались, когда принуждал их к тому голод, растущими в пустыне травами.

Перешедши через Иордан, все расходились далеко в разные стороны и не знали
друг о друге, как кто постится и подвизается.

Если кто видел, что другой идёт к нему навстречу, то уходил в другую сторону
и продолжал свою жизнь в одиночестве в постоянной молитве, вкушая в определённое
время очень мало пищи.

Так иноки проводили весь Великий пост и возвращались в монастырь за неделю
до Воскресения Христова, когда церковь торжественно празднует праздник Ваий,
по-нашему «Вербное Воскресение».

Придя в монастырь, никто из братин не спрашивал друг друга, как он провёл время
в пустыне и чем занимался, имея свидетелем одну только свою совесть.
Таков был монастырский устав «Прииорданского монастыря».

Зосима, по обычаю того монастыря, также перешёл через Иордан, взяв с собой
ради немощи телесной немного пищи и ту одежду, которую носил постоянно.

Блуждая по пустыне, он совершал свой молитвенный подвиг и по возможности
воздерживался от пищи.

Спал он мало; где застанет его ночь, там уснёт немного, сидя на земле,
а рано утром пробуждается и продолжает свой подвиг. Ему всё больше и больше
хотелось пройти вглубь пустыни и там найти одного из подвижников,
который мог бы его наставить.

После двадцати дней пути, он однажды приостановился и, обратившись на восток,
стал петь шестой час (на шестом часе вспоминаются шествие Спасителя на распятие,
самое распятие и крестные страдания), исполняя обычные молитвы: во время своего
подвига он, приостанавливаясь, пел каждый час и молился.

Когда он так пел, то увидал с правой стороны как будто тень человеческого тела.
Испугавшись и думая, что это бесовское наваждение, он стал креститься.

Когда страх прошёл, и молитва была окончена, он обернулся к югу. Там он увидел
человека нагого, опалённого дочерна солнцем, с белыми, как шерсть волосами,
спускавшимися только до шеи.

Зосима побежал в ту сторону с большою радостью: в последние дни он не видал
ни только человека, но и животного. Когда этот человек издали увидал,
что Зосима приближается к нему, то поспешно побежал вглубь пустыни.

Но Зосима как будто забыл и свою старость, и утомление от пути и бросился
догонять беглеца. Тот поспешно удалялся, но Зосима бежал быстрее и когда нагнал
его настолько, что можно им было услышать друг друга, то возопил со слезами:

– Зачем ты, раб Бога Истинного, ради Коего поселился в пустыне, убегаешь от меня
грешного старца? Подожди меня, недостойного и немощного, надежды ради воздаяния
за твой подвиг! Остановись, помолись за меня и ради Господа Бога, Который никем
не гнушается, преподай мне благословение.

Так восклицал Зосима со слезами. Между тем они достигли ложбины, как бы русла
высохшей реки. Беглец устремился на другую сторону, а Зосима, утомлённый
и не имевший сил бежать дальше, усилил слёзные мольбы свои и остановился.
Тогда убегающий от Зосимы незнакомец, наконец, остановился и сказал так:

– Авва Зосима! Прости меня ради Бога, что не могу предстать перед тобой:
женщина я, как видишь, нагая, ничем не прикрытая в своей наготе. Но если ты
хочешь преподать мне, грешной, свою молитву и благословение, то брось мне
что-нибудь из своей одежды прикрыться, и тогда я обращусь к тебе за молитвой.

Страх и ужас объял Зосиму, когда он услышал своё имя из уст той, которая
никогда его не видала и о нём ничего не слыхала.

«Если бы она не была прозорливой, – подумал он, – то не назвала бы меня
по имени».

Быстро исполнил он её желание, снял с себя ветхую, разорванную одежду
и, отворотившись, бросил ей. Взяв одежду, она препоясалась и, насколько было
возможно, прикрыла свою наготу. Потом она обратилась к Зосиме с такими словами:

– Зачем ты, авва Зосима, пожелал увидеть меня, грешную жену? Хочешь, что-либо
услышать или научиться от меня, и потому не поленился на трудный путь?

Но Зосима бросился на землю и просил у неё благословения. Она также склонилась
на землю, и так оба лежали, прося друг у друга благословения; слышно было только
одно слово «благослови!» После долгого времени она сказала старцу:

– Авва Зосима! Ты должен благословить и сотворить молитву, потому что ты
облечён саном иерея и на протяжение многих лет предстоишь святому алтарю,
совершая Божественные таинства.

Эти слова повергли старца ещё в больший страх. Обливаясь слезами,
он сказал ей, с трудом переводя дыхание от трепета:

– О, духовная матерь! Ты приблизилась к Богу, умертвив телесные немощи.
Божий дар на тебе проявляется больше, чем на других: ты никогда не видала меня,
но называешь меня по имени, и знаешь мой сан иерея. Посему лучше ты меня
благослови ради Бога и преподай свою святую молитву.

Тронутая настойчивостью старца, она благословила его с такими словами:

– Благословен Бог, хотящий спасения душам человеческим!

Зосима ответствовал «аминь», и оба поднялись с земли.
Тогда она спросила старца:

– Человек Божий! Зачем ты пожелал посетить меня нагую, не украшенную никакими
добродетелями? Но благодать Святого Духа привела тебя, чтобы, когда нужно,
сообщить мне и о земной жизни. Скажи же мне, отец, как теперь живут христиане,
царь и святые церкви?

– Вашими святыми молитвами, – отвечал Зосима, – Бог даровал церкви прочный мир
(в начале VI века, когда прекратились гонения и утихли ереси, Церковь
христианская пользовалась миром и спокойствием), но склонись к мольбам
недостойного старца и помолись Господу за весь мир и за меня грешного,
чтобы моё скитание по пустыне не прошло бесплодным.

– Скорее тебе, авва Зосима, – сказала она, – как имеющему священный сан,
подобает помолиться за меня и за всех; ибо ты к сему и предназначен.
Но из долга послушания я исполню твою волю.

С этими словами она обратилась на восток; возведши очи кверху и подняв руки,
она начала молиться, но так тихо, что Зосима не слышал и не понимал слов её
молитвы. В трепете, молча, стоял он, поникнув головой.

«Призываю Бога в свидетели, – рассказывал он, – что через некоторое время
я приподнял глаза и увидал её поднявшеюся на локоть от земли; так она стояла
на воздухе и молилась».

Увидев это, Зосима затрепетал от страха, со слезами повергнулся на землю
и только произносил:

– Господи, помилуй!

Но тут его смутила мысль, не дух ли это и не привидение ли, как бы молящееся
Богу? Но святая, подняв старца с земли, сказала:

– Зачем, Зосима, тебя смущает мысль о привидении, зачем думаешь, что я дух,
совершающий молитву? Умоляю тебя, блаженный отец, уверься, что я жена грешница,
очищенная только святым крещением; нет, я не дух, а земля, прах и пепел,
я плоть, не помышляющая быть духом.

С этими словами она осенила крестным знамением своё чело, очи, уста, грудь
и продолжала:

– Да избавит нас Бог от лукавого и от сетей его, потому что велика брань его
на нас.

Слыша такие слова, старец припал к ногам её и со слезами воскликнул:

– Именем Господа нашего Иисуса Христа, Бога истинного, рождённого от Девы,
ради Коего ты, нагая, так умертвила свою плоть, заклинаю тебя, не скрывай
от меня, но всё расскажи о твоей жизни, и я прославлю величие Божие.

Ради Бога, скажи всё не для похвальбы, а чтобы дать наставление мне грешному
и недостойному. Я верю в Бога моего, для Коего ты живёшь, что я направился
в эту пустыню, именно для того, чтобы Бог прославил твои дела: путям Божиим
мы не в силах противостоять. Если бы Богу не было угодно, чтобы ты и твои
подвиги сделались известны, Он не открыл бы тебя мне, и меня не укрепил бы
на такой далёкий путь по пустыне.

Много убеждал Зосима её и другими словами, а она, подняв его, сказала:

– Прости меня, святой отец, я стыжусь рассказать о позорной жизни моей.
Но ты видел моё нагое тело, так я обнажу и душу мою, и ты узнаешь, сколько
в ней стыда и позора. Я откроюсь тебе, не хвалясь, как ты говорил: о чём
хвалиться мне, избранному сосуду диавольскому? Но если начну рассказ о своей
жизни, ты убежишь от меня, как от змеи; твой слух не выдержит повести о моём
беспутстве. Однако я расскажу, ничего не умолчав; только прошу тебя, когда
узнаешь жизнь мою, не забывай молиться за меня, чтобы мне получить какую-либо
милость в день судный.

Старец с неудержимыми слезами просил её поведать о своей жизни,
и она, так начала рассказывать о себе:

«Я, святой отец, родилась в Египте, но будучи 12 лет от роду, когда были живы
ещё мои родители, я отвергла их любовь и отправилась в Александрию.
Как я потеряла свою девическую чистоту и стала неудержимо, ненасытно предаваться
любодеянию, – об этом без стыда я не могу даже помыслить, не только пространно
рассказывать; скажу только кратко, чтобы ты узнал о неудержимой моей похоти.

Семнадцать лет, и даже больше, я совершала блуд со всеми, не ради подарка
или платы, так как ничего ни от кого я не хотела брать, но я так рассудила,
что даром больше будут приходить ко мне и удовлетворять мою похоть.

Не думай, что я была богата и оттого не брала, – нет, я жила в нищете,
часто голодная пряла охлопья, но всегда была одержима желанием ещё более
погрязнуть в тине блуда: я видела жизнь в постоянном бесчестии.

Однажды, во время жатвы, я увидела, что много мужей – и египтян, и ливийцев
идут к морю. Я спросила одного встречного, куда спешат эти люди? Тот ответил,
что они идут в Иерусалим на предстоящий в скором времени праздник Воздвижения
Честного и Животворящего Креста.

На мой вопрос, возьмут ли они и меня с собой, он сказал, что если у меня есть
деньги и пища, то никто не будет препятствовать. Я сказала ему: «Нет, брат,
у меня ни денег, ни пищи, но все-таки я пойду и сяду с ними в один корабль,
а они меня пропитают: я отдам им своё тело за плату».

Я хотела пойти для того, чтобы, – прости меня, мой отец, – около меня было
много людей, готовых к похоти. Говорила тебе я, отец Зосима, чтобы ты
не принуждал меня рассказывать про мой позор. Бог свидетель, я боюсь,
что своими словами я оскверняю самый воздух».

Орошая землю слезами, Зосима воскликнул:

– Говори, мать моя, говори! Продолжай свою поучительную повесть!

«Встретившийся юноша, – продолжала она, – услышав мою бесстыдную речь, засмеялся
и отошёл прочь. А я, бросив случившуюся при мне пряслицу, поспешила к морю.

Оглядев путешественников, я заметила среди них человек десять или больше,
стоявших на берегу; они были молоды, и, казалось, подходили к моему вожделению.
Другие вошли на корабль.

Бесстыдно, по обыкновению, я подбежала к стоявшим и сказала:
«Возьмите и меня с собою, я вам буду угождать».

Они засмеялись на эти и подобные слова, и, видя моё бесстыдство,
взяли с собой на корабль, и мы отплыли.

Как тебе, человек Божий, сказать, что было дальше? Какой язык, какой слух
вынесет рассказ о позорных делах, совершённых мною на корабле во время пути:
я увлекала на грех даже против воли, и не было постыдных дел, каким бы я
не научала.

Поверь, отец, я ужасаюсь, как море перенесло такой разврат, как не разверзлась
земля и не погрузила меня заживо в ад после совращения столь многих людей?
Но я думаю, что Бог ожидал моего покаяния, не желая смерти грешника, но
с долготерпением ожидая обращения.

С такими чувствами прибыла я в Иерусалим и все дни до праздника поступала
по-прежнему, и даже хуже. Я не только не довольствовалась юношами,
бывшими со мной на корабле, но ещё собирала на блуд местных жителей
и странников.

Наконец, наступил праздник Воздвижения Честного Креста, и я, как и прежде,
пошла, совращать юношей.

Увидев, что рано утром все, один за другим, идут в церковь, отправилась и я,
вошла со всеми в притвор и, когда наступил час святого Воздвижения Честного
Креста Господня, попыталась с народом проникнуть в церковь.

Но, как я ни старалась протесниться, народ меня отстранял. Наконец, с большим
трудом приблизилась к дверям церкви и я, окаянная. Но все невозбранно входили
в церковь, а меня не допускала туда Божественная сила.

Я снова попыталась войти, и снова была отстранена, оставаясь одна в притворе.
Полагая, что сие происходит ввиду моей женской слабости, я втиснулась в новую
толпу. Но старание моё оказалось тщетным; моя грешная нога не касалась порога,
всех невозбранно церковь принимала, меня одну, окаянную, она не допускала;
как будто нарочно приставленная, многочисленная, воинская стража, неведомая сила
задерживала меня – и вот я опять оказалась в притворе.

Так три-четыре раза я напрягала силы, но не имела успеха. От изнеможения
я не могла более вмешиваться в толпу входящих, всё тело моё болело от тесноты
и давки.

Отчаявшись, я со стыдом отступила и встала в углу притвора. Очнувшись,
я подумала, какая вина не дозволяет мне видеть животворящее древо Креста Господня?

Свет спасительного разума, правда Божия, освещающая душевные очи, коснулась
сердца моего и указала, что мерзость дел моих возбраняет мне войти в церковь.

Тогда я стала горько плакать, с рыданиями бить себя в грудь
и вздыхать от глубины сердца.

Так я плакала, стоя в притворе. Подняв глаза, я увидала на стене икону
Пресвятой Богородицы и, обратив к ней телесные и душевные очи, воскликнула:

– О, Владычица, Дева, рождшая Бога плотию! Я знаю, глубоко знаю, что нет чести
Тебе и хвалы, когда я, нечистая и скверная, взираю на Твой лик Приснодевы,
чистой телом и душой. Праведно, если Твоя девственная чистота погнушается
и возненавидит меня блудницу? Но я слышала, что рожденный Тобою Бог для того
и воплотился, чтобы призвать грешников к покаянию. Приди же ко мне, оставленной
всеми, на помощь! Повели, чтобы мне не возбранён был вход в церковь, дай мне
узреть Честное древо, на котором плотию был распят рожденный Тобой, проливший
святую кровь Свою за избавление грешников и за моё спасение. Повели, Владычица,
чтобы и для меня, недостойной, открылись двери церкви для поклонения
Божественному Кресту! Будь моей верной поручительницей перед Сыном Твоим,
что я более не оскверню своего тела нечистотою блуда, но, воззрев на крестное
древо, отрекусь от мира и его соблазнов и пойду туда, куда поведёшь меня Ты,
поручительница моего спасения.

Так я сказала. Подбодрённая верою и убеждённая в милосердии Богородицы,
я как будто по чьему-то побуждению, двинулась с того места, где молилась,
и смешалась с толпой входящих в церковь.

Теперь никто меня не отталкивал и не мешал дойти до дверей церкви. Страх и ужас
напал на меня, я вся трепетала. Достигнув дверей, прежде для меня затворённых,
я без труда вошла внутрь святой церкви и сподобилась видеть Животворящее древо,
постигла тайны Божии, поняла, что Бог не отринет кающегося.

Падшая на землю, я поклонилась Честному Кресту и облобызала его с трепетом.
Потом я вышла из церкви к образу моей поручительницы – Богородицы и,
преклонив колена перед Ее святой иконой, так молилась:

– О, присноблаженная Дева, Владычица Богородица, не погнушавшись моей молитвы,
Ты на мне показала Своё великое человеколюбие. Я видела славу Господню, блудная
и недостойная, зреть её! Слава Богу, ради Тебя принимающему покаяние грешных!
Вот всё, что я, грешная, могу помыслить и сказать словами. Теперь, Владычица,
пора исполнить то, что я обещалась, призывая Тебя поручительницей: наставь меня,
как будет Твоя воля, и научи, как довершить спасение на пути покаяния.

После этих слов я услыхала, как будто издалека, голос:

– Если перейдешь через Иордан, то найдёшь себе полное успокоение.

Выслушав эти слова с верою, что они обращены ко мне, я со слезами воскликнула,
взирая на икону Богородицы (по сказанию русских летописей икона эта, впоследствии
перенесена была в Константинопольский храм Софии):

– Владычица, Владычица Богородица, не оставь меня! – с этими словами я вышла
из церковного притвора и быстро пошла вперёд.

На дороге кто-то дал мне три монеты со словами:

– Возьми это, мать.

Я приняла монеты, купила три хлеба и спросила продавца, где путь к Иордану.
Узнав, какие ворота ведут в ту сторону, я быстро пошла, проливая слёзы.
Так я провела весь день в пути, спрашивая дорогу у встречных, и к третьему часу
того дня, когда сподобилась узреть святой Крест Христов, на закате солнца,
я дошла до церкви святого Иоанна Крестителя у реки Иордана.

Помолившись в церкви, я сошла к Иордану и омыла себе водой этой святой реки
руки и лицо. Возвратившись в церковь, я причастилась Пречистых и Животворящих
Тайн Христовых.

Потом я съела половину одного хлеба, выпила воды из Иордана и уснула на земле.
Рано утром, нашедши небольшую лодку, я переправилась на другой берег и снова
обратилась к своей руководительнице-Богородице с молитвой, как Ей будет
благоугодно наставить меня.

Так я удалилась в пустыню, где и скитаюсь до сего дня, ожидая спасения,
какое подаст мне Бог от душевных и телесных страданий».

Зосима спросил:

– Сколько же лет, госпожа, прошло, как ты водворилась в этой пустыни?

– Я думаю, – отвечала она, – протекло 47 лет, как я оставила святой город.

– Что же, – спросил Зосима, – ты находишь себе в пищу?

– Перешедши Иордан, – сказала святая, я имела два с половиной хлеба; они
понемногу высохли, как бы окаменели, и я вкушала их понемногу несколько лет.

– Как ты могла благополучно прожить столько времени, и никакой соблазн
не смутил тебя?

– Я боюсь отвечать на твой вопрос, отец Зосима: когда я буду вспоминать
о тех бедах, какие я претерпела от мучивших меня мыслей, я боюсь, что они
снова овладеют мною.

– Ничего, госпожа, – сказал Зосима, – не опускай в своём рассказе,
я потому и спросил тебя, чтобы знать все подробности твоей жизни.

Тогда она сказала:

– Поверь мне, отец Зосима, что столько лет прожила я в этой пустыне,
борясь со своими безумными страстями, как с лютыми зверями. Когда я принималась
за пищу, я мечтала о мясе и вине, какие ела в Египте; мне хотелось выпить
любимого мною красного вина. Будучи в миру, много пила я вина, а здесь
не имела даже воды; я изнывала от жажды и страшно мучилась.

Иногда у меня являлось очень смущавшее меня желание петь блудные песни,
к которым я привыкла. Тогда я проливала слёзы, била себя в грудь
и вспоминала обеты, данные мною при удалении в пустыню.

Тогда я мысленно становилась перед иконою поручительницы моей, Пречистой
Богородицы и с плачем умоляла отогнать от меня мысли, смущавшие мою душу.

Долго я так плакала, крепко ударяя себя в грудь, и, наконец, как бы свет
разливался вокруг меня, и я успокаивалась от волнений.

Как признаться мне, отец, в блудных вожделениях, овладевавших мною?
Прости, отец. Огонь страсти загорался во мне и опалял меня, понуждая к похоти.

Когда на меня находил такой соблазн, то я повергалась на землю и обливалась
слезами, представляя себе, что передо мною стоит Сама моя поручительница,
осуждает моё преступление, и грозит за него тяжелыми мучениями.

Поверженная на землю я не вставала день и ночь, пока тот свет не озарял меня
и не отгонял смущавшие меня мысли.

Тогда я возводила очи к поручительнице своей, горячо прося помощи моим страданиям
в пустыне – и действительно, Она мне давала помощь и руководство в покаянии.
 
Так провела я 47 лет в постоянных мучениях. А после, и до сего времени,
Богородица во всем – моя помощница и руководительница.

Тогда Зосима спросил:

– Не было ли тебе нужды в пище и в одежде?

Святая отвечала:

– Окончив хлебы, я питалась растениями. Одежда, какая была на мне при переходе
через Иордан, истлела от ветхости, и я много страдала, изнемогая летом от зноя,
трясясь зимой от холода; так что много раз я, как бездыханная, падала на землю,
и так долго лежала, претерпевая многочисленные телесные и душевные невзгоды.

Но с того времени и до сегодня, сила Божия во всем преобразила мою грешную душу
и моё смиренное тело, и я только вспоминаю о прежних лишениях, находя для себя
неистощимую пищу в надежде на спасение: питаюсь и покрываюсь я всесильным словом
Божиим, ибо «не хлебом одним будет жить человек!» (Мф.4:4). И совлекшиеся
греховного одеяния не имеют убежища, укрываясь среди каменных расселин
(ср. Иов.24:8; Евр.11:38).

Услыхав, что святая вспоминает слова Священного Писания из Моисея, пророков
и псалтири, Зосима спросил, не изучала ли она псалмы и другие книги.

– Не думай, – отвечала она с улыбкой, – что я со времени моего перехода
через Иордан видела какого-либо человека, кроме тебя: даже зверя и животного
я не видала ни одного. И по книгам я никогда не училась, не слыхала никогда
из чьих-либо уст чтения или пения, но слово Божие везде и всегда просвещает
разум и проникает даже до меня, неизвестной миру. Но заклинаю тебя воплощением
Слова Божия: молись за меня, блудницу!

Так она сказала. Старец бросился к её ногам со слезами и воскликнул:

– Благословен Бог, творящий великие и страшные, дивные и славные дела,
коим нет числа! Благословен Бог, показавший мне, как Он награждает боящихся Его!
Воистину, Ты, Господи, не оставляешь стремящихся к Тебе!

Святая не допустила старца поклониться ей и сказала:

– Заклинаю тебя, святой отец, Иисусом Христом, Богом Спасителем нашим,
никому не рассказывай, что ты слышал от меня, пока Бог не возьмет меня от земли,
а теперь иди с миром; через год ты снова увидишь меня, если нас сохранит
благодать Божия. Но сделай ради Бога то, о чём тебя я попрошу: великим постом
на будущий год не переходи через Иордан, как вы обыкновенно делаете в монастыре.

Подивился Зосима, что она говорит и о монастырском уставе, и ничего
не мог промолвить, как только:

– Слава Богу, награждающему любящих Его!

– Так ты, святой отец, – продолжала она, – останься в монастыре, как я говорю,
потому что тебе невозможно будет уйти, если и захочешь. В святой и великий
четверг, в день тайной Христовой вечери, возьми подобающий сему сосуд
животворящего Тела и Крови. Принеси к мирскому селению на том берегу Иордана
и подожди меня, чтобы мне причаститься Животворящих Даров: ведь с тех пор,
как я причастилась перед переходом через Иордан в церкви Иоанна Предтечи,
до сего дня, я не вкусила святых Даров.

Теперь я к сему стремлюсь всем сердцем, и ты не оставь моей мольбы,
но непременно принеси мне Животворящие и Божественные Тайны в тот час,
когда Господь Своих учеников сделал участниками Своей Божественной вечери.
Иоанну, игумену монастыря, где ты живешь, скажи: смотри за собой и своей
братией, во многом надо вам исправиться, – но скажи это не теперь,
а когда Бог наставит тебя.

После этих слов она снова попросила старца молиться за неё и удалилась вглубь
пустыни. Зосима, поклонившись до земли и поцеловав во славу Божию место, где
стояли её стопы, пошёл в обратный путь, хваля и благословляя Христа, Бога нашего.

Пройдя пустыню, он достиг монастыря в тот день, когда обыкновенно
возвращались жившие там братья.

О том, что видел, он умолчал, не смея рассказать, но в душе молил Бога
дать ему ещё случай увидеть дорогое лице подвижницы. Со скорбью он думал,
как долго тянется год и хотел, чтобы это время промелькнуло, как один день.

Когда наступила первая неделя великого поста, то вся братия по обычаю и уставу
монастырскому, помолившись, с пением, вышла в пустыню. Только Зосима,
страдавший тяжелым недугом принуждён был остаться в обители.

Тогда вспомнил он слова святой: «Тебе невозможно будет уйти, если и захочешь!»

Скоро оправившись от болезни, Зосима остался в монастыре. Когда же возвратилась
братия и приблизился день Тайной вечери, старец сделал всё, указанное ему.
Он положил в малую чашу Пречистого Тела и Крови Христа Бога нашего, и потом,
взяв в корзинку несколько сушёных смокв и фиников и немного вымоченной в воде
пшеницы, поздним вечером вышел из обители, и сел на берегу Иордана,
ожидая прихода преподобной.

Святая долго не приходила, но Зосима, не смыкая глаз, неустанно всматривался
по направлению к пустыне, ожидая увидать то, чего так сильно желал.

«Может быть, – думал старец, – я недостоин, чтобы она пришла ко мне,
или она приходила раньше и, не нашедши меня, возвратилась обратно?».

От таких мыслей он прослезился, вздохнул и, возведши очи к небу, стал молиться:
«Не лиши, Владыко, снова узреть то лицо, которое сподобил меня увидеть!
Не дай мне уйти отсюда не успокоенным, под бременем грехов, обличающих меня!»

Тут ему на ум пришла другая мысль: «Если она и подойдет к Иордану, а лодки нет,
то как она переправится, и придёт ко мне, недостойному? Увы, мне грешному, увы!
Кто лишил меня счастья видеть её?»

Так думал старец, а преподобная, меж тем, подошла к реке. Увидев её,
Зосима с радостью встал и возблагодарил Бога.

Его ещё мучила мысль, что она не может перейти Иордан, когда он увидел,
что святая, озаряемая блеском луны, перекрестила крестным знамением реку,
спустилась с берега на воду и пошла к нему по воде, как по твёрдой земле.

Видя это, удивлённый Зосима хотел ей поклониться, но святая, ещё шествуя
по воде, воспротивилась этому и воскликнула: «Что ты делаешь? Ведь ты священник
и несёшь Божественные Тайны!»

Старец послушался её слов, а святая, вышедши на берег, попросила у него
благословения. Объятый ужасом от дивного видения, он воскликнул: «Воистину
Бог исполняет Своё обещание уподобить Себе спасающихся по мере сил своих!
Слава Тебе, Христу Богу нашему, показавшему мне через рабу Свою,
как я же далек ещё от совершенства!»

Потом святая попросила прочитать Символ веры и молитву Господню. По окончании
молитвы, она причастилась Пречистых и Животворящих Христовых Тайн и по обычаю
иноческому поцеловала старца, после чего вздохнула и со слезами воскликнула:

– Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром,
яко видеста очи мои спасение Твое (Лк.2:29–30).

Потом, обратись к Зосиме, святая сказала:

– Умоляю тебя, отче, не откажи исполнить ещё одно моё желание: теперь иди
в свой монастырь, а на следующий год приходи к тому же ручью, где ты прежде
беседовал со мной; приходи ради Бога, и снова увидишь меня: так хочет Бог.

– Если бы было можно, – отвечал ей святой старец, – я хотел бы всегда следовать
за тобой и видеть твоё светлое лицо. Но прошу тебя, исполни моё, старца,
желание: вкуси немного пищи, принесённой мною.

Тут он показал, что принёс в корзине. Святая притронулась концами пальцев
к пшенице, взяла три зерна и, поднесши их к устам, сказала:

– Этого довольно: благодать пищи духовной, сохраняющей душу не осквернённой,
насытит меня. Снова прошу тебя, святой отец, молись за меня Господу,
поминая моё окаянство.

Старец поклонился ей до земли и просил её молитв за церковь, за царей
и за него самого. После этой слёзной просьбы он простился с нею с рыданиями,
не смея дальше удерживать её.

Если бы и хотел, он не имел силы остановить её. Святая снова осенила крестным
знамением Иордан и, как прежде, перешла, как посуху, через реку. А старец
возвратился в обитель, волнуемый и радостью и страхом; он укорял себя в том,
что не узнал имени преподобной, но надеялся узнать это в будущем году.

Прошёл ещё год. Зосима опять пошёл в пустыню, исполняя монастырский обычай,
и направился к тому месту, где имел дивное видение. Он прошёл всю пустыню,
по некоторым признакам узнал искомое место и стал внимательно вглядываться
по сторонам, как опытный охотник, ищущий богатой добычи.

Однако он не увидал никого, кто бы приближался к нему. Обливаясь слезами,
он возвёл очи к небу и стал молиться:

«Господи, покажи мне Своё сокровище, никем не похищаемое, скрытое Тобою
в пустыне, покажи мне святую праведницу, этого ангела во плоти,
с коей не достоин сравниться весь мир!»

Произнося такую молитву, старец достиг места, где протекал ручей и, став
на берегу, увидал к востоку преподобную, лежащую мёртвой; руки у неё были
сложены, как подобает у лежащих во гробу, лице обращено на восток.

Быстро он приблизился к ней и, припав к ногам её, благоговейно облобызал
и оросил их своими слезами.

Долго он плакал; потом, прочитав положенные на погребение псалмы и молитвы,
он стал думать, можно ли погребать тело преподобной, будет ли ей это угодно?

Тут он увидел у головы блаженной такую надпись, начертанную на земле:
«Погреби, авва Зосима, на этом месте тело смиренной Марии, отдай прах праху.

Моли Бога за меня, скончавшуюся в месяце, по-египетски Фармуфий,
по-римски апреле, в первый день, в ночь спасительных Страстей Христовых,
по причащении Божественных Тайн» (преподобная Мария скончалась в 522 году).

Прочитав надпись, старец, прежде всего, подумал, кто мог это начертать:
святая, как она сама говорила, не умела писать. Но он очень был обрадован,
что узнал имя преподобной. Кроме того, он узнал, что святая, причастившись
на берегу Иордана, в один час достигла места своей кончины, куда он прошёл
после двадцати дней трудного пути, и тотчас предала душу Богу.

«Теперь, – подумал Зосима, – надо исполнить повеление святой,
но как мне, окаянному, выкопать яму без всякого орудия в руках?»

Тут он увидел около себя брошенный в пустыне сук дерева, взял его и начал
копать. Однако, сухая земля не поддавалась усилиям старца, он обливался потом,
но не мог ничего сделать.

Горько вздохнул он из глубины души. Внезапно Зосима, подняв глаза, увидел
огромного льва, стоявшего у тела преподобной и лизавшего её ноги.

Ужаснулся старец при виде зверя, тем более, он вспомнил слова святой,
что она никогда не видела зверей.

Зосима ознаменовал себя крестным знамением в уверенности, что сила почившей
святой охранит его. Лев стал тихо приближаться к старцу, ласково, как бы
с любовью, глядя на него.

Тогда Зосима сказал зверю: «Великая подвижница повелела мне погрести её тело,
но я стар и не могу выкопать могилы; нет у меня и орудия для копания, а обитель
далеко, не могу скоро принести его оттуда. Выкопай же ты когтями своими могилу,
и я погребу тело преподобной».

Лев, как будто понял эти слова и передними лапами выкопал яму,
достаточную для погребения.

Старец снова омочил слезами ноги преподобной, прося молитв за весь мир,
и покрыл её тело землёй. Святая была почти нагая – старая, изорванная одежда,
которую ей бросил Зосима при первой встрече, едва прикрывала тело.

Потом оба удалились: лев, тихий, как ягненок, вглубь пустыни,
а Зосима в свою обитель, благословляя и прославляя Христа, Бога нашего.

Пришедши в монастырь, он, ничего не скрывая, что видел и слышал,
рассказал всем инокам о преподобной Марии.

Все удивлялись величию Божию и решили со страхом, верою и любовью
почитать память преподобной и праздновать день её преставления 14 апреля.

Игумен Иоанн, как о том передавала ещё преподобная Мария авве Зосиме,
нашёл некоторые неисправности в монастыре и устранил их с Божьею помощью.

А святой Зосима после долгой, почти во сто лет, жизни закончил своё земное
существование, и перешёл к вечной жизни, к Богу. Преставился он
в первой половине VI века. Память его празднуется 4 апреля.

Рассказ его о преподобной Марии иноки того монастыря устно передавали
на общее поучение один другому, но письменно не излагали о подвигах святой.

А я, – прибавляет святой Софроний, – услышав рассказ, записал его.
Не знаю, может быть, кто-либо другой, лучше осведомлённый, написал житие
преподобной, но и я, насколько мог, записал всё, излагая одну истину.

Бог,  творящий дивные чудеса и щедро одаряющий обращающихся к Нему с верою, 
да наградит ищущих себе наставления в этой повести, слушающих, читающих
и поусердствовавших записать её. И да подаст им участь блаженной Марии вместе
со всеми, когда-либо угодившими Богу своими благочестивыми мыслями и трудами.

Воздадим же и мы славу Богу, Царю вечному, и да подаст Он нам Свою милость
в день судный ради Иисуса Христа, Господа нашего, Коему подобает всякая слава,
честь, держава и поклонение со Отцем и Пресвятым и Животворящим Духом ныне,
и всегда, и во все веки. Аминь.

Тропарь, глас 8:

В тебе, мати, известно спасеся еже по образу: приимши бо крест, последовала еси
Христу, и деющи учила еси презирати убо плоть, преходит бо: прилежати же о души,
вещи безсмертней, темже и со ангелы срадуется, преподобная Марие, дух твой.

Кондак, глас 4:

Греха мглы избежавши, покаяния светом озаривши твое сердце славная, пришла еси
ко Христу: сего всенепорочную и святую матерь молитвенницу милостивную принесла
еси. Отонудуже и прегрешений обрела еси оставление, и со ангелы присно срадуешися.

* Х *
http://www.stihi.ru/2017/03/31/402
«Я прожигаю жизнь свою и трачу!»