На улице Кирова

Все тяжелее к жизни возвращаться,
налаживать с утра все тот же быт,
и как-то с этим бытом совмещаться,
и новых не накапливать обид.

А старые, представленные веско
к оплате и врагами, и врагам,
они все отшлифованы до блеска,
занесены в скрижали по годам.

Но неужели не было иного,
во что сегодня верится с трудом?
Я помню, что вначале было слово.
Так что же: слово за слово потом?

И все – на тему арии паяца,
на тему горемычного житья…
Все тяжелее к жизни возвращаться,
как говорится, на круги своя.

Но это небо снова бесконечно
и в этом небе снова облака,
и постепенно проступает вечер,
как будто нечто из черновика.

И эта высь зовется небосводом,
И это буйство зелени – травой,
и морем – то, что остро пахнет йодом
и остро отливает синевой.
 
И вместе это все зовется летом,
вечерним остывающим теплом,
когда закат, похожий на комету,
врывается в заоблачный излом.

И это – жизнь, простая, без оваций,
такая, как сегодня и вчера…

Все тяжелее с нею расставаться,
хотя бы ненадолго – до утра.