135. Круглый Зодиак... Неудачный перевод...

135. Круглый Зодиак... Неудачный перевод...



Память...
Память механизм капризный. Весьма.
А как хочется, как иногда хочется оказаться там - в ее
глубинах, скрытых от дня сегодняшнего клубящимся
туманом.
Как хочется увидеть вновь актеров милой пьесы -
Теодора и Софи.
Странные имена для Москвы?
Да. Без сомнения. Но не странные, скажем, для...
маленького Делфта.
Того самого, фарфором коего восхищается весь мир.
Разумеется, без него вполне можно обойтись. Но с ним
жизнь ярче, веселее.
Хотя... По мне - тона бело-синие не несут тепловой
нагрузки. А я люблю тепло. Каюсь - люблю. И предпочла
бы, скорее, гамму бело-розовую, но - увы и ах. Не моя
вахта.
Возвращаясь в дни царения в жизни моей персонажей со
странными именами, хочу обозначить нечто - во время
описываемых событий в жизнь мою змеей вползла скука,
более - уныние и превратило жизнь, как таковую... в ее
подобие, называемое - существованием.
Понять причины, из коих произросло все это трудно.
Внешне все обстояло вполне пристойно и благополучно -
здоровье, крыша над головой, отсутствие долгов и счет в
банке, позволяющий не слишком задумываться о
невыносимой легкости бытия.
Так что же?
Что? Кто?
Вот - слова песни - "Я перестал чувствовать вкус воды, а
потом вкус победы"... За точность не поручусь, но за
смысл - отвечаю.
Хм. Перевод.
Кто-то объясняет - "Это ведь не литература и не исповедь
души - просто некая особа стучит на машинке, потому
что боится самой себя и машинки, рассветов и вечеров и
прочего. И других. Это плохо, когда есть страх, даже
стыдно, и раньше я его не знала.
Вот и все. И то, что это "все" - ужасно".
Как вам?
Разумеется это не литература. Но, как у незабвенного
Честертона - "Литература - это роскошь. Вымысел - это
необходимость".
Ну а страх - никто не напугает индивида более его
самого... Разве его тень...
Но одна ли я напугана... в Москве? Одинока ли в страхах
своих? В оглядываниях на собственный хвост,
постукивающий по дрожащей пятке?
Все боятся всего. Одни больше, другие меньше. Некоторым
удается не выдавать своих страхов и не
признаваться в их наличии... Некоторым!
Люди боятся всего.
Смерти. Болезней. Боли. Одиночества. Несостоятельности.
Насмешек.
Господи! Чьих? Тех, кто боится еще более и не
предпринимает ничего намеренно - дабы насмешек в
свой адрес избежать.
И все-таки... все-таки...
Все и вся перекрывает безумная жажда жизни и еще
более безумная - любви!
Неважен предмет... неважен пол... многое неважно. Важно
лишь собственное ощущение, схожее с безумием,
когда возможен прыжок выше собственной головы и
парение над землей...
Сильна, как смерть? Или... сильнее смерти?
И сколько ни гробь... они - "любовь и надежда отрастают
заново, как хвост у ящерицы"...
Но, все-таки, по мнению аудитории думающей, или...
задумывающейся иногда - она... смерть... бродит вокруг
нас...
И иногда... стучит в нашу дверь... едва слышно, но
неумолимо...
И вот тогда... тогда мысли о любви отступают.
Надолго ли?
Это зависит от потери... от веса утраты...
А он бывает столь тяжел... вес этот...
Постучали и в наш дом...

Софи...
После Ее ухода, Кот, проведший несколько
сверхбеспокойных ночей, угомонился в одночасье...
И... пропал...
Выскочил в приоткрытую дверь? Возможно.
В те тревожные, пасмурные дни никто за ним особенно и
не следил - было слишком понятно - почему животное
сходит с ума.
А спокойствие его... Ну... Подумали, видимо - надоело
скучать, и подвиг японской собаки оказался не по зубам.
О Коте почти забыли в хлопотах, кои следуют в дни
печали...
И, увидев его, довольного и счастливого, не удивились.
Нагулялся.
Где мог "нагуляться" Кот-кастрат? Зачем ему?
И уж если выпал шанс покинуть квартиру, то вернуться
обратно - вопрос вопросов...
Немного угомонив сердца, хозяева стали
присматриваться к Коту... все-таки.
Исчезновения его, время от времени, имели место быть...

Боль сердечная не утихала. По безмолвному
соглашению, об утрате не говорили, но думали
постоянно и...
Часто... ох, как часто... начинали говорить, все-таки -
словно кто-то неведомый повернул ручку
радиоприемника, замолчавшего по техническим
причинам, в связи с... помехами и... вот - заработал
вновь... "заговорил"...
Несколько торопливых слов и вновь - молчание. Не
заговор молчания, но нечто подобное.
Тогда-то и стала вновь приходить в наш дом
приятельница, кажется, покойной матушки. Или тетки.
Никто и не думал дознаваться и доискиваться
конкретики.
Не до того было.
Дама выглядела экстравагантно. Всегда. Был некий
стиль в одежде ее.
Черные блузы и длинные, неизменно черные, юбки с
редкими яркими цветами.
Материя юбок была дорогой и цветы - оттенков
очаровательных.
Длинные, расширяющиеся книзу подолы... крупные
бусы, выделяющиеся на черном фоне тяжелых блуз так
же, как цветы на юбках - создавали впечатление некоего
"табора"...
Да. Нечто от цыганки, казалось, было в ней.
А ведь не было. Ни на йоту.
Чудачка, которую приятно было видеть в эти дни. Гадать
- как она оденется в ситуации подобной?
События не изменили ее манеру одеваться и приходила
она... ничего не добавив к собственному облику и не
выказывая, кажется, никакого удивления... ничему...
Кот, не жаловавший посторонних был к ней
снисходителен. Подходил, терся о колено, но она не
обнаруживала восторга по этому поводу.
Хотелось знать - по какому поводу изменит она свой
невозмутимый вид... облик...
Корни ее семейства происходили, кажется, из
Голландии. Возможно, именно это обстоятельство
делало ее такой... gezellig... *
Да. Эта дама не торопилась никогда. И никуда.
Никто еще не задавался вопросом - на что и где живет. С
кем?
Откровенно говоря, никто толком не мог вспомнить о
ней ничего достоверного.
Но... Как-то так... что-то... кусочками-клочками...
вспоминалось...
Ее желание быть актрисой.
Театр - террариум единомышленников.
Она хотела быть там.
Прекрасно зная, как все это... "делается"...
Хотела... во что бы то ни стало... играть "Кушать
подано"... Для начала.
Верила - потом, повзрослев - каких-нибудь "арин
родионовн", а позже... когда-нибудь, ей дадут роль
характерной старухи.
И увидят... они увидят - кого они держали в районе
кулис...
Все увидят!
А что? Васса из нее получилась бы - хоть куда!
Ах, как сладко мечтается подобным образом в юности.
Когда можно брать пирожки из родительского буфета и
запивать их сладким молоком из красивой... сине-
белой... фарфоровой кружки...
Кружка разбилась... Разлетелись осколками мечты о
театральной карьере, а пирожки... пирожки исчезли
вместе с родительским буфетом, проданным в минуту
жизни трудной антиквару.
Артисцизмом она, все-таки, обладала. Артисцизмом и
шармом.
Кто-то надоумил, сама ли дошла... до жизни такой, но в
тревожные дни стала принимать у себя отчаявшихся
дам, раскладывая карты и рассматривая ладони -
вещать...
Предсказания ее сбывались в девяноста девяти случаях
из ста.
Появились деньги и... запросы...
Появился имидж, поддерживаемый и лелеемый...

Теодор...
Знаки... Точки и многоточия...
Интригующее молчанье... Невысказанные мысли. Или
их несовершенные конструкции - скажи вслух и
очарование исчезнет...
Что мы знаем друг о друге? И... Хотим ли знать более?
Не исчезнет ли очарование... как в случае с... мыслями...
высказанными вслух?
Бархат травы...
Наклонись и увидишь нечто... подобное мешковине...
Травинки отстоят так далеко друг от друга - отойди...
Верни взору то, что пленило его...
Не подходи близко к картине - отвернешься, заметив
мазки, покажущиеся... неопрятными...
А виделось... кружево...
Очаровавшись элегиями - приблизься...
Не увидишь неверных стежков на золотом узоре - все
узелки спрятаны... Надежно... И...
Даже отогнув полотно - не увидишь... изнанки - вновь
сторона лицевая...
Он видел себя художником!
Но... ни одна из его работ не "показывала"... бархата...
Лишь изнаночные узелки. Лишь...
Пирожки родительские не соблазняли... Молоко не
наполняло кружку делфтского фарфора...
Да и не было уже... фарфора этого...
А живопись, как известно - удовольствие не из дешевых.
Краски, холсты, подрамники... выезд на "натуру", или
оплата "натуры", аренда мастерской...
Катастрофа казалась неизбежной.
Крушение надежд и... личности...
Он стал спиваться.
Из-за невозможности ли заниматься выбранным делом
всерьез, из-за знания ли - не получится...
Кто знает...
Объявлять себя непонятым гением, слава Богу, не стал.
Поговаривали - работает в... ооочень скорбном месте...
морге или на кладбище.
Но, возможно, было это лишь досужим вымыслом.

Успех сестры, с характером неслабым, вдохновил ли?
А вот выйти из сумерек заставил - сумела она соблазнить,
видимо, прелестями обеспеченной, красивой жизни.
Конечно, конечно, бывших алкоголиков, как и графов не
бывает. Кто сие не помнит, но...
Он и был графом, а вот от пьянства излечился
совершенно...
Бывшие графы... Что-то вспомнилось в связи этой...
Ааа... Вот - "Если король, оказывая крестьянину милость,
делает его рыцарем и при этом вместе с рыцарским
достоинством жалует ему и рыцарские права, то этим он
нарушает закон.
Даже посвященный в рыцари крестьянин таковым не
станет никогда". **

Тут следует задуматься...
Рыцарское Достоинство... Второе - присвоить не сможет
никто. Ни один король!
А граф, да, он может утратить многое, очень многое, но
достоинство...
Софи, сестра Тео знала это прекрасно и не втягивала его
в авантюры, в которых он смог бы разглядеть нечто,
несвойственное его мироощущению.
Теодор был столь очарователен, что...
Не было, казалось, дамы, которая не желала
преподнести ему на раскрытой ладони своего сердца,
трепета души и потаенность мыслей.
Сделать поверенным тайн.
Этим обстоятельством и стала пользоваться Софи,
обладающая таким магнетизмом, что брат рассказывал
ей обо всех нюансах своих отношений с прекрасным
полом, разговорах, доверенных ему секретах. Чаще всего
высказанных в некоем порыве и для чужих ушей не
предназначенных.
Сведения эти были бесценны для женщины-ведуньи, не
афиширующей родство с Теодором.
Мало ли в Европе курортов, где могла блистать она
никем неузнанная... И... быть графиней...
Блистать, соревнуясь... или не соревнуясь переливами с
лазурными волнами.
Так странно и так занимательно ловить за "хвост"
следующую мысль - "волны словно кенгуру"...
Отвлекает ли это?
Да. Иногда уводит. Но не от темы, а к теме новой,
возможно еще более занимательной, чем та, что владеет
существом моим сейчас.
Перевод ли это? Я ли та самая, стучащая на машинке
персона... или... уже иная, взирающая из рамы, с
незаконченной картины...
Хм... незаконченная картина... уже в раме? Возможно ли
подобное?
Вполне, если вы не переводчик, а автор!
Вновь хвост, за который ловлю себя и наслаждаюсь...
всем - солнцем и морем, которое собираюсь описать...
Нужно ли?

Она бежит подхватив черную юбку. На сей раз -
тончайшую. Бусы ее ласкают грудь устремленную
вперед... вперед... вперед...
Шарахаются - слева-направо... справа-налево...
Красиво... Это смотрится красиво - бегущая к воде
женщина, в развевающейся, приподнятой юбке и
раскачивающихся на груди тяжелых бусах.
У воды останавливается и... входит...
Смеется, видя как преломляет вода абрис ступней...

Даже у цапли в воде
Короткие ноги. ***

Поэзия... опять и снова...
Можно, разумеется, забыть любовь с ее неистовством,
схожестью с безумием, страдания от нее и не от нее,
препятствия, падения и взлеты.
Можно забыть имена поэтов, но не их творения.
Некто написал - "Моя единственная цель - стать великим
художником".
"...моё искусство будет непрерывно развиваться, и к
девяноста годам я смогу проникнуть в самую суть
искусства.
В сто лет я буду создавать картины, подобные
божественному чуду..." ****
И что же? Он создаст, а мы забудем?
Забудет тот, кому все это вообще не нужно, а тем, кто
живет этим - те не забудут.
Даже если все храмы искусства рухнут в одночастье.
Оно останется жить в памяти...
Если это - искусство...
Видимо, Теодор, вовремя сумел понять, что его творения
не оставят в памяти людей следа. И картина его, так и
останется незавершенной.
Будет одиноко висеть в забытой комнате, вставленная в
богатую раму.
Пока не слетит со стены. Пока рама не разобьется. Пока
досужий домоправитель не уберет ее подале... с глаз
долой, где станет она пищей вездесущей пыли... и
мышей...
Хм... заброшенная комната... или маленькя кладовка...
Софи поняла - куда исчезает Кот...
Поняла более. Ее "работа" была даром свыше, а не тем,
чем считала она ранее...

Ранее...
Было в их с Теодором жизни многое. Полосы
благоденствия и безденежья. Неустроенности...
Нет... неустроенности не было, так как могла Софи из
ничего сотворить что угодно.
И маленькая комната, кою делили они одно время,
казалась райским уголком, из-за пестряще-мозаичных
сполохов, которые бросали яркие цветы юбок и крупные
звенья бус...
Из-за невероятно дорогой бархатной подушки,
брошенной на старенький ковер, скрывающей все его
потертости и изъяны. Из-за свежих роз в простой
прозрачной вазе и пирожных по утрам.
Пирожных, купленных на последние деньги.
Но странно... "последние" деньги имели обыкновение
возникать вновь, вновь становиться... "последними" и...
появляться опять...
Откуда?
А зачем доискиваться? Как автор, переводимого мною
романа, я не выношу... излишних "декораций" и...
сексуальных сцен...
В сценах этих, скажем, экранных - начисто исчезает
красота, "гордость обладания" и неистовство любви.
И что остается? Подушка, голова женщины, мотающаяся
по ней, как те бусы по груди Софи и... его (имярека)
спина...
Впечатляет? Возбуждает? Ни Боже мой!
Скука... скука... скука...

Так. Софи знала все о... мужской жизни Тео. А он?
Он - нет. Так как был ревнив до чрезвычайности.
Как странно, скажете. Или не скажете.
Скорее, не скажете, так как опус этот не привлечет
внимание читателя... нефилософствующего...
Софи была женщиной настоящей и не соблазняя его
физически, умудрялась и собазнять и привязывать к себе
столь крепкой нитью, что иного он и не желал.
Кому он сможет поведать все о себе?
Кто выслушает, положив его голову к себе на колени.
Кто пустит в свою постель и убаюкает, как ребенка
холодными зимними ночами.
Кто разбудит и успокоит, когда ночной покой пронзит
его крик, рожденный кошмаром...
Она... Софи... Сестра...
Женщина, кою не смутит... скажем... "уложенный на
лавровые листья... карп в окружении томатов и горького
красного перца"... его сероватая кожица
приподнимающаяся и... обнаруживающая "чешуйчатую
белизну". Не смутит и белое, очень сухое Пуйи Фюиссе,
поданное к нему...


______________________
* медленный (голланд.)
** Дельбрюкк
*** М. Басё
**** К. Хокусай