nothing left

Сколько сказано и сколько пролито судеб -
по несовершенному, невыполнимому и невозможно
несопоставимого с существующей действительностью.
Сколь безумная эта пляска.
Берут да едят нас с помощью ножа и ложки.
Берут да пьют до последней капли.
Ничего не остается.
Ничего н е о с т а е т с я.

Острая меланхолия пляшет свое крещендо
на моей остывающей плоти,
что не ждет уже ни хорошего, ни плохого;
ни надежды, ни правды, ни добра, ни зла и ни веры.
Самый низ этой волны, бери да черпай руками-ладонями.
Беги девочка, беги! - шепчут луги и травы,
шепчет земля, зовет глубока мать-сыра земля.
Только не слушаются ноги,
не в силах слушаться ноги, устали ноги.
И от тридевятых земель устали, и от небес, и от дома,
и от земных порогов, и от божественных порогов.

Сколько тысяч раз нужно сказать «нет»,
чтобы один-единственный раз сказать «да»?
Выхолащивают эти крики да вопли
что-то внутри твоей аорты,
и потеря ощущается только лишь когда она потеряна;
и цена ощущается, только когда она уже заплаченная цена.
Пытаясь наполнить себя и других,
ты только лишь себя опустошил,
сидишь теперь и думаешь -
а почему на входе в это царство тьмы и зубового скрежета
не было предупреждающей таблички?
Тогда бы уж точно не пошел, а если и пошел бы,
то лишь с любопытством и по дурости, а за такое выпускают,
за такое точно отсюда должны выпускать. Но сейчас уж,
стучись-не стучись в эти стены, они кажутся слишком твёрдыми
для проникновения мыслью, не то что сердцем.
Ты-снаружи и ты-внутри оказываешься не одним человеком,
а таким до жути разным, что хоть крестись.
Не готова платить цену. Не готова идти вперед.
Не могу цепляться за "назад".
Просто лучше по-тихому пристрелите.