Кровь от крови. Рецепт отчаяния

Кровь от крови. Рецепт отчаяния

Голова Джима снова ударилась о металл прутьев. И он в сотый раз проснулся от боли, хотя думал, что живого места уже не осталось и болеть нечему. Он обхватил голову ладонями, при этом противно зазвенел металл цепей.
Колеса повозки словно сделаны из одних углов и невыносимо дребезжат по битой горной тропе. Чертовы горы не кончались уже несколько дней, Джим мог лишь догадываться о том, сколько именно времени прошло. Вечные потемки не светлеют ни на минуту. Только ночью пожалуй что, темнее немного. Кусок черствого сухаря и глоток застоявшейся воды два раза в день едва поддерживают жизнь. Хотя Джим, если честно, притворялся, что крайне слаб. Он припрятал эльфийский кинжал в сапоге и был уверен, что хватит сил им воспользоваться. Стало несколько светлее. Оглядевшись, Джим заметил, что это светят зеленоватым светом странные огни в окнах башни за поворотом тропы впереди. До самого нижнего из окон сотня футов, не меньше. Гладкая серая стена, ни уступа, ни двери, поскольку врастает в скалу насколько хватает взгляда. Наверно, есть где-то пещеры, через которые единственно можно попасть внутрь.
Клетку несет дальше пара странных животных, похожих на коней, но абсолютно безгласых и не пахнущих ничем. Словно механических монстров гномьей работы, о которых во всей Рэнгверии ходят легенды. Впрочем, впереди на этих созданиях спокойно гарцуют орки.
В мыслях была удивительная ясность и легкость. Вот и почти у цели. Скоро, может быть, уже через несколько часов, его доставят к Энамуру. И тогда Джим его убьет. Он сказал оркам, что имеет срочное дело к Владыке Тени и потребовал сопроводить к нему лично. Его везли как пленника, а не как информатора. Вполне может быть, что у них просто нет инструкций на этот счет. Что взять с орков…  Джим был готов к этому. Лишь бы доставили к главному. Эльфы рассказали ему, зачем орки похищают детей, особенно мальчиков моложе десяти лет. Энамур делает из них Пастырей Смерти и некромантов, обучает особым темным ремеслам и внушает ненависть ко всему миру, истязая их и высушивая их души до одного жгучего желания: сеять смерть. Такими становились те, кто выживал.
Для Джима это значило шанс, что его сын жив, что он где-то рядом. Если бы он знал, что ошибался… Отец шел за сыном, потому у него были силы бороться. Если бы он увидел что стало с его сыном, все было бы иначе. И это была бы совсем иная история, и она закончилась бы здесь.
Джим едва ли отдавал себе отчет в наивности своего плана; он не разрешал себе сомневаться в цели. Что может заставить трезво мыслить в подобной ситуации? Мы всего лишь люди. Мы никогда не можем продумать и просчитать ход всех вещей в мире. Но всему миру у нас часто успешно противостоит наша внутренняя сила.
Джиму казалось, что худший исход его действий – Энамур будет всего лишь ранен, а Джиму достанется смерть. Как он обманывался…
После того, как его спасли эльфы, удача, казалось, отвернулась от него окончательно. Только пока он этого не знал. Повозка остановилась около черного зева пещеры. Алые блики играли на ломаных гранях скалы, но тонули в тени впереди. Факелы приблизились, освещая в основном только их владельцев. Джима грубо закинул на свою спину орк, который и открыл клетку. Его доспех впивался в тело Джима, но он терпел и мстительно кривил лицо. Очень скоро накрыл приторный запах тлена и гнили. Факелы тоже не благоухали, но были ароматом розовой воды по сравнению с вонью из темниц. Орки сворачивали во множество ответвлений, меняя направление каждые несколько минут. Джим и не пытался запоминать дорогу, понимая, что все равно не имеет смысла.
Вот и конечный пункт. Пещера, стены которой сплошь уставлены стеллажами с разными склянками.
- Надеюсь, ты ни с чем не переборщил… мне хотелось бы, чтобы наш гость по достоинству оценил твой талант кулинара. Слуга, стоящий лицом к Джиму, осклабился, показывая, что все как и надлежит. Человек в длинной мантии черно-пепельного цвета удовлетворенно кивнул, принимая из рук слуги сосуд, над которым поднимался легкий пар.
- Хм… Однако мне кажется, что такого рода лакомство стоит подавать охлажденным. Так что давай-ка, дружок, отнеси его и положи в лед до поры. Мы можем подождать. – Человек обернулся и вопросительно посмотрел на Джима, с которого уже сняли все оковы. – Вы ведь не торопитесь, верно?
Джим улыбнулся.
- Да, я так и знал. Что ж, прошу за мной. Я рад, что вы сейчас с нами. – с этими словами он поманил за собой, скрываясь в проеме двери, ранее не замеченной Джимом из-за скудного освещения.
Джим последовал за ним, заинтригованный против воли.
- Я пришел, чтобы передать информацию, которая заинтересует владыку и хотел бы…
- Передать лично? Это в своё время… Успеем. И, насколько я понимаю, все-таки ничего сверх экстренного?
- И все же я настаиваю!
- Ну, ну, не надо нервов. Я не сказал, что я не отведу тебя к Нему. Я говорю тебе, что сейчас он не может тебя принять. Нужно подождать.
Джим успокоился и понимающе кивнул. – Да, наверное, нелегко управлять столь огромной империей.
- Именно поэтому Хозяину нужны такие, как я. Конечно, мы не настолько сильны, чтобы взять на себя хоть половину забот, но иногда мы весьма полезны делу. Ага. Ну вот, пришли.
Приспешник Энамура открыл тяжелую окованную дверцу и по глазам Джима резанул яркий по сравнению с полной темнотой свет. Он шел от столба, на котором покоился камень, пылавший мутновато-серым светом. Когда проморгался, Джим увидел, что в стенах небольшой комнатушки есть окна-бойницы.
- Мы на вершине. И между прочим, эта башня- местная достопримечательность… Выше – только Клыки. Но… До них довольно долго добираться. Я бы конечно, устроил тебе экскурсию, но понимаю, что дело у тебя спешное. В другой раз, если пожелаешь.
- Я не особо любопытен.
Некромант кивнул и взял прислоненный к стене большой квадратный щит, и, приподняв камень, водрузил щит поверх низкой подставки для освещения. Нашлась и пара кресел. На одном расположился некромансер, другое занял Джим. Некромант посмотрел на Джима поверх светящегося камня.
Правый сапог. Там кинжал. Но почему он нагревается?
Джим отодвинул ногу чуть назад, жжение уменьшилось. Кристалл – не просто глупый светильник, мда. Джим едва удержался чтобы не опустить взгляд. Это выдаст. Может выдать. Нет, нельзя.
- Что ж, скоро нам подадут блюдо. А пока скажи мне кое-что… Чем тебе так насолили «святоши», что ты решился нам помогать? Должно быть, у тебя были веские причины.
- Мне одна «птичка» нашептала, для чего здесь эльфы на самом деле… И мне очень не понравилась правда. – Уклончиво ответил Джим, скорчив оскорбленную гримасу. – Всегда подозревал, что с ними все не то, чем кажется.
Некромант кивнул, доброжелательно улыбаясь. – Похвально, мой друг. Это очень похвально, что вы проявили энтузиазм, помогая нам. Однако, у меня возникает вопрос в связи с тем, что вы сказали об эльфах… - Собеседник Джима внезапно умолк, к чему-то прислушавшись. Джим с неясной тревогой посмотрел в сторону двери, прислушался, но ничего не услышал.
А некромант с довольной улыбкой потер руки в предвкушении. – Вот и оно! Сейчас уже несут сюда наше блюдо… Да, вопрос: почему, исходя из твоей неприязни к эльфам, ты носишь эльфийское оружие при себе?
Джим не ответил. «Крах… Полный провал.  Все, все, это конец.» - медленно, словно со скрипом проворочалось в голове у Джима. Некромант с жестоким упоением наблюдал отчаяние Джима.
Лязгнула дверь и в комнату пара слуг в одинаковых темно-серых мантиях внесла большую чашу с бордовой жидкостью, и третий слуга затем вошел с подносом с кубками тусклого золота. Когда все это оказалось на столе, некромант жестом приказал им удалиться.
- Ладно, можешь не отвечать. У всех свои причуды, уж это мне ли объяснять…
Джим нервно улыбнулся. Затем он кашлянул и поинтересовался: - А что это, собственно, за напиток такой?- Конечно, это он не от любопытства, а чтобы просто перевести опасный разговор в другое русло.
- Это особое блюдо. Рецепту этого яства более сотни лет. – Сказал некромант, зачерпывая кубками из чаши.
- Интересно… Мне всегда было любопытно узнавать о новых вещах с многолетней историей.
- Что ж, я охотно удовлетворю твое любопытство. Знай, приготовление подобных яств – это целое искусство; оно подвластно лишь подлинным мастерам своего дела. Я имею честь быть знатоком нюансов, всего лишь благодарным критиком, в то время, как (о, ирония!) мастер является моим слугой. Что же касается ингредиентов и процесса приготовления, то скажу тебе – это долгая, не менее сложная история… но прежде отведаем сие совершенство, дабы подкрепить свои силы перед моим подробным рассказом.
Всполохи пожара и треск, и крики затихли за спинами захватчиков. Орки шли, не особо торопясь. Верховые покачивались в седлах. Кажется, они дремали. Кучка ребятишек, словно стайка воробьев, сгрудилась внутри тесной клетки на большой скрипучей повозке. Никто из них не осмелился заговорить в голос, они только еле слышно перешептывались. Им казалось, страх сковал их гортани и теперь даже если бы орки велели им говорить, они бы все равно сипели. Многие из них видели смерть родителей, поэтому их мордашки были красными от слез. Они спрашивали друг у друга о том, куда их везут и зачем. Никто из них не знал наверняка, они строили предположения одно другого безрадостней.
Ехали долго, очень долго. Никто не ждал и не верил, что кто-нибудь собирается спасать. Самим бежать – тоже из области сказок. Да и зачем? В двух днях конной езды в степи не выжить. Самые младшие скоро устали реветь и у старших по крайней мере перестало звенеть в ушах от их воплей. Еще через три дня все мысли сводились к мечтам о вечернем пайке хлеба и хорошей миске воды. Одна из младших слегла на шестой день. Обезвоживание. Остальные еле держались, стараясь не смотреть на худое создание, тихо лежащее в уголке без движения. Её звали Лотта, у неё были золотые волосы и всегда озорные зеленые глаза.
На вечерней стоянке орки обнесли всех водой, затем попытались напоить Лотту. Но она слишком ослабела. Её так и не смогли привести в чувство. Утром всех заперли в клетку, всех, кроме неё. Она все ещё дышала. Орки бросили её, от них нечего было и ожидать капли милосердия. У них было достаточно детей в клетке.
О чем в то утро думали остальные пленники? Им предстояло ехать дальше. Жалость? Боль? Гнев? Скорее нет, чем да. Эта смерть – всего лишь капля в чаше отчаяния.
Кори покачивался в такт рывкам телеги, свесив голову и беззвучно шевеля губами. Он напевал про себя песню, которую пел ему отец совсем недавно там, дома, в тысячах минут от ада, принесенного орками.

Полевая мышка, где твоя нора?
Кто встретит добрым словом у порога?
Скажи, скоро ли поспеет рожь?
Скоро ль ляжет лютая зима?

Не бойся, скоро ль ты мал,
Или велик и могуч, как бык –
Земля-мать дарами не оставит.
Для неё мы все равны.

Степь умирала, вместе с травами исчезая в краю бесплодных земель. Орки везли изможденных пленников на север, следуя одному направлению, ориентируясь по силуэту гор слева, которые медленно подплывали ближе и ближе. Становилось трудно сохранять привычный ритм сна: небо было темным почти весь день. Ночью- не было границ земли и неба. Ничего над головой: ни звезд, ни луны.
Кори молча колупал коросту на предплечье, натертую тяжелыми кандалами. Боль несла хоть какое-то прояснение в засыпающем рассудке, отгоняла на минуту сонную слабость. Ещё одно он помнил, что говорил отец: нужно быть сильным. Всегда. Кори не знал, правильно ли он поступает, тратя силы на бессмысленные, в общем, действия. И есть ли смысл? Хоть в чем-нибудь теперь… Если решиться, перестать бороться, не принять пищи и воды… Ведь теперь уже не хочется. Он знал, что сможет. И тогда его оставят одного, как Лотту. Что бы сказал отец? Скорее всего, повторил бы, что Кори должен быть сильным. Но в чем сила? В том, чтобы покориться оркам, или в том, чтобы лишить их добычи?
Но Кори был юн, и он совершенно не хотел умирать. Он решил выжить и может быть, вырваться однажды, когда будет достаточно силен.
Горы приближались с каждым часом все быстрей. Отряд внезапно повернул влево и направился вдоль шеренги валунов, точнее по узкой тропе, расчищенной в набросанных там и сям валунах. Тропа прямиком вела к перевалу меж двумя скальными пиками.
Смерклось. Серый день утонул в черной ночи. Орки засветили факелы и продолжали идти по круто поднимающейся тропе к зигзагообразному проходу. Вошли внутрь. Сквозило прямо в лицо. Запах… Вонь, в которой было намешано невообразимое количество оттенков. Не все можно было разобрать. Удивительно, но дыхание горы не валило на повал, хотя и заставляло дышать неглубоко и через раз. Оркам это, похоже вообще ничуть не мешало. Факелы, покачиваясь в такт шагам, освещали стены, пронизанные зеленоватыми прожилками какого-то минерала или чего-то там ещё… Поверхность, хоть и неровная, блестела как отшлифованная. Шаги заглушал песок, которым была устлана тропа. Раз засмеялось какое-то животное где-то наверху, по крайней мере, звук был очень похож на сумасшедший смешок.  Где-то между всполохами от факелов Кори уснул. Проснулся он от того, что повозка встала и орк загремел и залязгал замком клетки. Дети встревоженно зашевелились. Одного за другим их вывели из клетки и поволокли на себе конвоиры. Без единого слова, без звука. Они разговаривали лишь жестами, указывая направление. Ущелье полнилось зелеными огнями, которые двигались уровнем выше и ниже неровными цепочками. От площадки на которой стояла телега с клеткой расходилось три дорожки. Детей понесли в разные стороны. Орк, который нес Кори шел по тропе вверх по склону скалы. Кислый запах пота бил в ноздри, на плечах носильщика перекатывались бугры мышц. Руками, которыми Кори обхватил шею гиганта, он мог чувствовать его дыхание, размеренное и глубокое.
Неуместная в данной ситуации мысль ненадолго поселилась в голове ребенка. Вот если бы Кори был таким же сильным, он бы никогда не позволил разорить свой дом. Он бы погиб, но уничтожил захватчиков ещё до того, как они подойдут на версту к родным местам. Он представил себя с мечом в руках на их коньке. Могучие удары разметают по сторонам ошеломленных орков, и Кори легко побеждает их всех. Начались ступени, долгий спуск вниз, во тьму и неизвестность, которая уже не пугала Кори. Он устал и мечтал о том, что сейчас его донесут до какой-нибудь темницы, и там он сможет отдохнуть. Он не ошибся. Вскоре и впрямь его орк свернул с прямой дороги вправо, затем влево, затем влево и остановился около окованной двери. Звяк, скрип и шаги заглушила мягкая подстилка из соломы. Его довольно бережно опустили на пол, разомкнув осточертевшие за время пути кандалы.
И все, дверь захлопнулась, отрезав свет от факела орка. Темнота.
Кори лег там, где сидел и мгновенно уснул, по укоренившейся привычке засыпать на чем угодно.
Ему было тепло и несколько более удобно, чем при обычных ночевках на голой земле.

Был день, когда их впервые заставили убить человека, был день, когда их бросили в нору к пещерным крысам, где крыс было вдвое больше, и габаритами они напоминали собак.
Было бесконечное множество таких дней. И почти каждый день кто-то умирал. Нелегкой смертью, не зная надежды и оправдания собственной слабости.  Дети. Которым судьба преподала слишком жестокий урок.
Оставшихся продолжали мучать судороги во сне, по ночам, когда их оставляли в покое мучители в серых балахонах, заставлявшие звать их Мастерами.
Залы Зелий, Огня, Льда и Клыка снились детям, принося страх даже в ночное время отдыха. Просыпаясь, они шли чередой переходов в недрах горы туда, где наяву обитали их ночные ужасы. Очень скоро их осталось семь. Семь из тридцати детей, ночевавших в одной пещере с Кори.
Мастер Ид, полунаг, вел их в зал Зелий. На подходе за десяток шагов накатила волна специфической вони. Дети уже привыкли к этому и никто не поморщился. Запах из зала Зелий был всегда разным, так как всякий раз там размещался для занятий разный набор ингредиентов. Прошипев инструкции, полунаг отвернулся к одному из котлов за малым столом и надолго замолк. Дети принялись смешивать гадость из расставленных на большом каменном столе стеклянных и деревянных емкостей. Каждый в своем котелке пытался добиться того, чтобы зелье приобрело сине-красный оттенок, а точнее, чтобы эти два цвета не смешались, а продолжили отталкиваться, пока, остынув, не потускнеют и не займутся зелеными искрами. Эти признаки указывали на то, что зелье сварено верно. 
«Три части крови дракона, две части желчи крысы, половина мозжечка обезьяны, один корень змеевика, одна часть «мо’с»» - повторил про себя Кори, надеясь, что ничего не перепутал.
Ид никогда не утруждал себя повторением сказанного, так что Кори мог рассчитывать только на свою память. У него почти всегда получались зелья весьма достойного качества. И он почти не нервничал в зале Зелий. Впрочем, как и все другие из семерки – ведь здесь им не грозило ни быть сожранными, ни растерзанными, ни замороженными, ни испепеленными. Это был самый безопасный этап подготовки некромантов. Вскоре после того, как Кори закончил со своим зельем, Ид решил, что дал достаточно времени на выполнение задания и прошелся вдоль стола, проверяя результаты. У котла Кори мастер Ид остановился, и с котла с зельем поднял взгляд прозрачных, светло-серых без белков глаз. Он с минуту буравил Кори взглядом. Его лицо не отразило никаких эмоций. Как всегда. Кори едва не поддался острому желанию опустить глаза.
- Это зелье идеально. – прошипел он наконец и перевел взгляд на остальных учеников. – Учитесь у него.
Затем Ид вскинул руку, жестом приказывая направляться к следующему залу.
Зал Льда не издавал в подземный переход своего холода. Мороз сковал одежду детей лишь после того, как за ними сомкнулись массивные каменные створы дверей. Все вокруг было покрыто льдом. Зал тянулся на мили во все стороны и был загроможден сталактитами и сталагмитами, составлявшими скользкий лабиринт, в котором метались духи Эку, повелевающие зимней стихией.
Проходя в первый раз через этот зал, дети проходили отбор на сообразительность и интуицию. Можно было бы предположить, что с духами леденящего холода нужно бороться и противиться их воле. Но все оказалось не так. Те, кто пытался сохранить тепло своего тела и не дать магии Эку проникнуть холодом до самого сердца, как ни странно, заболевали и умирали от лихорадки в течение часа. Те, кто оказался умнее и просто позволил духам все – оставались жить. Холод тряс тело лишь в первые мгновения, но если в эти мгновения дух почувствует сопротивление, то выносит смертный приговор. Ни второго шанса на прохождение испытания, ни милосердия неудачливым и слабым.
Наиболее вежливых из детей духи пропускали через лабиринт кратчайшей дорогой, в противном случае прогулка могла длиться куда больше времени. Выйдя из лабиринта, ученики шли в зал Клыка. Там их распределял по клеткам весь покрытый сетью шрамов оборотень Кан. В каждой клетке содержался голодный хищник, озленный тавром и ослабленный скудным рационом. Прежде, чем втолкнуть в персональную арену, Кан повторял каждый раз одну и ту же фразу:
«Цель – не победа, а целая шкура»
Сильно покалеченных, изорванных когтями и зубами, но живых из тех, кто победил в схватке со своим зверем, Кан отводил в отдельное помещение. Больше их никто из детей не видел. Такое было уже трижды. Слабо верилось в то, что кто-то их там вылечит от подобных ран, особенно если учесть полное отсутствие сострадания у всех наставников. Скорее всего, там их просто добивали, а потом скармливали питомцам в многочисленных клетках – не пропадать же добру.
Пока в клетках Равельские тигры доедали их менее удачливых товарищей, ученики из зала Клыка уже переходили в большую трапезную.  Меню менялось довольно редко. Разнообразие вносила редкая зелень и грибы. Однообразная будничная пайка состояла из запеченной крысы, моложе была вкуснее, чем та, которая уже начала седеть шерсткой. Это как повезет. Один и тот же кривой гоблин шмякал с углей печеных грызунов на деревянные посудины, бурча при этом шепеляво-полуцензурно что-то о том, что крысам есть крыс – противоестественно и вообще перевод провизии зря.
Когда в первый день детей с черствого хлебного пайка перевели на крысиное мясо, они набросились на еду как на лакомство. Теперь ничего не изменилось, разве что едоков стало в разы меньше. Зная, что могут не пережить следующие испытания, дети научились радоваться всему, например, еде. Да, этому пайку было далеко до изысканности, но ничего омерзительного в этом не было, так как тушки были освежеванными.
Последним шел зал Огня. Но и здесь все было не так, как можно было догадываться по названию. Огня не было. Никто не испытывал их волю, паля жаром и прочее. А суть была в том, что будущие некроманты шли нагишом в рыжем тумане, исходившем из щелей в стенах. В этом зале они единственно подвергались воздействию магии самих мастеров, впитывая багрово-рыжую тьму своими телами. Мастера напитывали их силой, прогонявшей страх и сомнения.
В первые дни дети мало менялись. Но сейчас Кори шел сквозь туман, зная, что скорее всего, это в последний раз и их больше не заставят ходить сквозь зал Огня. В отражении в воде он видел, насколько изменился его облик. В особенности глаза: рыжая радужка заменила зеленую. Мастер Ид говорил недавно, что когда произойдет эта метаморфоза, то можно считать мутацию успешно завершенной. Что дальше – никто из детей не знал. Они уже подходили к концу недлинного вытянутого как коридор зала, когда туман стал стремительно сгущаться.
Мозг Кори ещё успел отметить как взвыли на пугающем наречии мастера, затем он, цепляясь за реальность, но чувствуя странное безразличие вместо страха, осел на пол и , поежившись от холода на каменной поверхности, потерял сознание.

 - Надеюсь, ты ни с чем не переборщил… Мне хотелось бы, чтобы наш гость по достоинству оценил твой талант кулинара…
… Слуга довольно осклабился.   


- … Ну а как же рецепт? И зачем ты мне рассказывал о тех детях?
- … Прошу меня простить, но я полагаю, что все же тебе было бы интереснее услышать всю историю от начала…
Что же касается рецепта… Чтож, изволь. – некромант отпил из своего кубка и удовлетворенно выдохнул. – чудное яство…
Итак, после того, как ученики не справились с последним испытанием, их тела отправили в мастерскую зелий. Там, на столах, их кровь бережно сцедили в сосуды и путем очень сложных манипуляций с ней был рожден сей шедевр.
Джим побледнел, но сдержал рвотный позыв. На его счастье, некромант вертел в руках кубок, любуясь переливами на орнаменте.
- Туда еще волчья трава идет, тмин, немного выжимок бычьей печени, кровь кобры… ещё десяток трав, не буду перечислять, они редки по ту сторону гор. Ох, жаль только Кори, способный был малый… Ведь он был зельевар необыкновенный, одаренный… - вздохнул некромант. И взглянул на Джима, изобразив грусть на лице.
Джим с трудом унял дрожь в руках, сжав чуть не до хруста в пальцах свой кубок. Его лицо стало серым, глаза безумно сверкнули из-под растрепанных волос.
Ид с улыбкой наблюдал за тем, как Джим пытается сделать вдох.
- Нне может это быть он…
- Кровь от крови, плоть от плоти, Джим. Не за этим ли ты пришел? Теперь вы вместе. В каком-то смысле. И мне даже хочется поблагодарить тебя за сына. Он хорош, в любом качестве… - Насмешливые и глумливые слова полу-нага ранили Джима в онемевшее сердце, переполнив чашу боли его разума. Он выронил кубок, расплескав содержимое по столу. Воздух забился тугими волнами в его уши и горло.
Наг смотрел на раскачивавшегося в своем кресле обезумевшего человека, сжимающего виски руками в тщетной попытке приглушить боль. Некроманту нравился запах безумия и боли. Он мог вечно ловить отзвуки страданий, но никогда раньше ему не доводилось наслаждаться настолько мощными волнами боли в астрале, испускаемыми человеком. Он был упоен как сытый хищник с большой пайкой мяса в зубах. Самая сладкая боль, самая сильная боль – думал он, - когда рвутся связи между родными людьми.
Где-то между вспышками оглушающей боли эльфийское оружие слабо ожгло ногу Джима. Он вспомнил о нем, но лишь через пару бесконечных мгновений он осознал его назначение и свою цель. Разум прояснился, поднявшись над болью. Горе стало топливом ярости, ярость потекла по жилам жидким огнем, и Джим поставил себе последнюю цель – месть.
Не помнил человек, как в его руке оказалось оружие, не запомнилось ничего, кроме короткой вспышки света перед дорогой во тьму.
- Namariele* – сказал человек, разжимая ладонь на рукояти клинка, торчащего из шеи нага. Сказал он, не глядя на врага своего. Сказал, глядя в окно на восток. Закрыл в усталом спокойствии глаза и упал замертво.
Наг, убивший человека, недолго корчился в своем кресле, истекая холодной синеватой слизью, но не смог ничего сделать и сгинул, лишь рыбья вонь и кучка потрохов на полу. Чуть в стороне, звякнув, упал эльфийский серебряный кинжал, дар, который выполнил свое предназначение.
*Прощай(elven)