Как я без тебя?..

"Недопроза"


Лёлька сидела на диване сгорбившись, сжавшись, собрав руки свои, как бабочка крылья в кокон. У её ног стоял собранный чемодан. Рядом сидела бабушка с залитым слезами лицом. Слёзы стекали по морщинистым щекам из уже потускневших старческих глаз, а руки цеплялись за Лёлькину спину, гладили по голове, метались от густой шевелюры к щекам и плечам: «Миленькая моя, ну куда ты пойдешь? Ну что ты делать будешь? А школа?». О школе сейчас Лёлька меньше всего думала, хотя, да, конечно, 8-й класс. Но как ей надо было уйти хоть куда-нибудь, чтобы больше никогда не входить в этот дом.
Почему с ней все так? Почему? За что? Она же сказала правду…
Девочка давно уже понимала, надо быть осторожней и не только с отчимом, но она еще только набиралась жизненного опыта. Да и, всё-таки, несмотря на то, что ей уже тринадцать, она была ещё ребенком и от своих проблем, которые,периодически создавались в семье, она быстро отвлекалась на школу и на свои увлечения. До неё ещё не совсем доходила её личная особая ситуация. Но сейчас стало уже очевидно, что надеяться ей уже точно не на кого. После смерти деда, который был для нее защитником, она не сразу почувствовала себя отщепенцем в своей собственной семье. Если бы не случай, оголивший всю её ситуацию. Тогда,она, шокированная и оскорбленная, по какой-то детской неосторожности пожаловалась на отчима.
 Отчим в новогодние праздники повёз их с сестрой в Сокольники на "ёлку". Взрослых на представление не пускали и отчим подождал детей в ресторане за рюмочкой любимого коньячка. Лёля так и представляла его вальяжно сидящего в кресле с коньячком и шоколадкой, он именно так и любил пить коньяк - отчим был "образованный,непьющий, верующий и богобоязненный интеллигент из семьи репрессированных"- характеристика,которой его мог бы наделить любой, кто был с ним знаком. Но мы о Лёльке...
Отчим встретил детей у входа в здание и Лёлька сразу заметила, какими масляными и колючими стали его зелено-голубые волчьи глаза, однако, опасности не почувствовала.Волчьими глаза отчима были всегда.Однако беды с этого пока никакой не было.
Между Лёлькой и отчимом всегда стоял Лёлин дед. Покалеченный войною, измученный накопленными возрастными болезнями, необходимостью при всем этом комплекте еще и работать, он был силён духом и эта его бесконечная воля удерживала все границы зла вокруг одинокого ребенка, которые теперь рухнули. Но то,что защиты у неё уже совсем нет, маленькая Лёлька пока не понимала. Однако, потребовала от матери, перевести её с фамилии отчима на дедову фамилию. Мать пыталась отговорить, злилась, но Лёлька была непоколебима.

Да, дед умер... Всегда такой молчаливый,но его слов Лёле не нужно было, она его всегда понимала по движению рук, положению спины, походке и тому, как он держал свою палку клюку...
Дед умер оставив бабушке однокомнатную квартиру, полученную от государства за свою военную инвалидность. В эту новую квартиру дед и переселиться не успел, а еще до его смерти, бабушка забрала туда из очаковского дома, который шел под снос,семью дочери - малолетних внучек, дочь и зятя. Разместились, как смогли, в небольшой однокомнатной квартирке - Лёлька и сестра спали с бабушкой в нише за шкафом на одной узкой, пружинной кровати, мать и отчим на раздвижном диване. В комнате поместилось и купленное дедом для Лёльки, бесценное, любимое пианино Лира. У окна поставили для девочек-школьниц письменный стол и радио. Телевизор давно уже не работал, но его не выбросили,а вместе с линзой, разместили в маленькой прихожке на полу, а потом он пропал из поля зрения навсегда. Да и не смотрела она его никогда - книги и радио были лучшим источником информации о дальнем окружающем мире, а ближний рассказывал о себе сам. Вечером, в девятнадцать тридцать, Лёля усаживалась за уроки и включала радио, чтобы слушать «Театр у микрофона» или передачи о музыке. Это были самые любимые передачи и совсем не мешали занятиям.Да и что ей могло помешать, когда её подвижный и любознательный ум легко справлялся и с поступлением новой информации от одного источника и с новостями от другого одновременно и ничего не путая. К этому времени местная библиотека познакомила её с Гаем Юлием Цезарем и Александром Македонским и девочка сочла, что слушать, читать, писать или считать одновременно  - норма для любого нормального человека. Итак, после переезда, все семейные быстро прижились в новом для них мире - мире без сада под окнами, но с удобствами по рукой - газом, горячей и холодной водой.
Всё это давно пережилось,изменилось, переиначилось - и живут они теперь в другом месте, и квартира другая, и школу пришлось поменять, это уже пятая Лёлькина школа. И та самая поездка на новогоднюю "ёлку" тоже была, казалось бы, так давно. Но она явственно помнит их возвращение с праздника. Как втроём - младшая сестра, отчим и Лёля вошли в подъезд своего дома и стали подниматься в тесном лифте на десятый этаж. Отчим был совершенно разомлевший от выпитого спиртного и, как говорят, "что у трезвого на уме, то у пьяного на языке" - облапив глазами падчерицу смачно произнес: «У, двадцатилетняя жопа...». Девочка остолбенела, не столько слова, сколько глаза... Двери лифта открылись, и она побежала спасаться  к бабушке. Следом вошел отчим и началась разборка. Бабушка засунула внучку в ванную комнату и прикрыла дверь собой. Мать была где-то там рядом. Что происходило за дверью, Лёльке точно было неведомо.  Она поняла, что всё стало только хуже и тряслась теперь от страха за бабушку, а в кухне и прихожей слышались крики, падали какие-то предметы и раздавался стук то ли по стене, то ли по столу - можно было только догадываться. Потом все прекратилось и Лёлю выпустили из ванной. Наступило зловещее перемирие. И после, частенько, сидя в тишине своего "радиоуголка", девочка получала от отчима оплеуху по затылку. Свидетелей тому не было и сама она уже приняла то, что лучше перетерпеть.
Когда Ляльке исполнилось четырнадцать лет, очаковский дом снесли, а их семья  переехала из бабушкиной квартиры в свою, теперь уже трёхкомнатную квартиру, и у девочки появилась своя комната. Это было просто сказкой - жить в своей комнате! И спать одной на своём, пусть ужасном диване с разъезжающимися матрасами. Но Лёля привыкла переживать бытовые трудности и легко приноровилась спать на одной узкой половинке,что было значительно лучше, чем спать втроём на полуторной сетчатой кровати.
Лёлька подросла, стала совсем девушкой. Крепкая девчонка, с тонкой талией и заметной грудью. Однажды, мама уехала в дом отдыха. Остались дома сестра, бабушка, отчим и Лялька. Лялька, как старшая, была бабушке в помощь по хозяйству. Подмести, да посуду помыть, когда надо. Отчим частенько сиживал дома и взял девчонку "под контроль". Когда она мыла плиту, стол, посуду, а мужчина садился на стул и наблюдал. Ляльке было неприятно его присутствие, но, куда было деваться. Весь их дом и его место жизни, не спрячешься. Терпела и молчала, хоть и понимала, хорошим не закончится. И вот, однажды,когда она собрала грязную посуду со стола после ужина, открыла кран и взяла в руку чашку, он тихо подошел сзади, навалился и протянув свои лапищи под её подмышками, вцепился  ей в грудь. Забившись, как рыба в сети, Лялька что есть силы оттолкнулась, зазвенела вылетевшая из руки чашка, брызнула вода. Огромным усилием оттолкнув жилистое мужицкое тело Лёля вырвалась и сломя голову выскочила из тесной кухни. Влетела в свою комнату и застыла там в ужасе, приперев дверь диваном. Она поняла, что в комнатах никто ничего не услышал и не понял, да и сама боялась этого. Утром, как обычно, ушла в школу и потом все оставшиеся до маминого приезда дни избегала встреч с отчимом.
Лёля очень ждала мать, хоть в душе у нее было ... нет, даже не сомнение, предчувствие. Какая-то странная предопределенность события, логически проистекающая из всей Лёлькиной жизни, из того, что уже давно сложилось в личностные характеристики всех персонажей Лёлькиной драмы. Из любви и нелюбви, из тепла и холодности, из привязанности одного к другому или из равнодушия. Воспитанной книгами, радиотеатром и собственным непростым опытом Лёльке казалось, что её жизнь, если не театр, то книга,где ей, Лёле уже отведена роль и и никто уже не исправит текст,не перетасует героев, и  не избавит Лёлю от боли... Но Лёля же не Золушка? А мама не мачеха... Значит маме надо всё рассказать, чтобы она сама понимала с кем живёт, чтобы предупредить и обезопасить и обезопаситься. Им всем надо спастись!
Спасительница приехала отдохнувшей и счастливой. Отчим встретил её и они ворковали то на кухне, когда пили чай, то в своей комнате.

Мама никогда не занималась уборкой или проверкой уроков, да и в школу на собрания в Лёлькин класс не особо заглядывала. Дом в основном был на бабушке, Лёлька училась сама, свою родную дочь и её учебу контролировал отец. Он же ходил в магазин за продуктами, распределял доходы, иногда, подметал на кухне... Члены семьи были относительно самостоятельные и ответственные в быту. Вот и в день  приезда, был порядок и спокойствие, которое Ляльке поневоле предстояло нарушить. Девочка выжидала момент, когда мама останется на кухне одна. И ей удалось таки уловить этот момент. Она подошла к матери и с трудом разжимая губы стала ей рассказывать о том, что произошло. Ей было стыдно, но страха и особых опасений не было. ведь она говорила правду. Только правду. Как трудно было произносить всё это поганство. Собрав всю силу духа, она выговорила все слова, которые так трудно было произнести и посмотрела на мать.
До маминого возвращения, Лёля думала, фантазировала,намысливала все те слова, которыми ей ответит мама. Она откинула в сторону все свои предчувствия и предвидения, исключила золушкин опыт, как комплекс, давно изжитый современностью. И она, конечно же, ничего бы и не рассказывала бы маме, если бы это касалось только Лёли. Но это касалось и мамы. Мама должна была знать с каким человеком живёт, потому как на самом деле, ей это надо было знать давно. 
Мама встала... и подошла к посудному столу, на котором стояла большая чугунная сковородка. Она схватила её и подняв высоко над головой пошла в сторону дочери.
Глаза ее были безумны,лицо перекошено. Когда сковорода уже почти опустилась на Лёлину голову, девочка сообразила и  резко отскочила в сторону, к двери и пулей выскочила из кухни в свою комнату.
Она слышала, как мама кричала: "Сволочь!Она всё врёт!". Лёлька, сжавшись от ужаса, припёрла собою дверь. Жизнь учила её запираться.
 Все дни до приезда мамы, она приноровилась задвигать дверь своим диваном-инвалидом. Вот и сейчас, когда крики стали утихать, она осторожно пододвинула довольно-таки лёгкий диван к двери и стала собирать свои вещи в чемодан. Вещей у Лёльки почти не было. Бельишко, школьная форма,пуловер и  трикотажный васильковый сарафан с каймой, который давно переловчился в жилетку, потому как куплен был еще когда Лёлька была в четвертом классе. В дверь царапнулась бабушка. Девочка пустила её в комнату и молча села над своим приданным, размышляя куда же ей идти, потому как оставаться было совершенно невозможно.
Уже смеркалось, а они всё сидели вместе на диване-инвалиде перед раскрытым ртом черного чемодана - совершенно седая пожилая женщина и девочка -подросток.
Женщина беззвучно плакала и держала руки девочки, как бы пытая их отогреть. Словно окаменевшая девчонка смотрела на пустую стену комнаты почти не мигая, погруженная в свою беду, как в бездну из которой уже невозможно выбраться. А вокруг её курчавой белокурой головёнки дымилось и растекалось в новой безвестности: «Куда, куда ты пойдешь?» «Милая моя, ну все будет хорошо, ну все уладится.»…
И было уже всё-равно, уладится или не уладится… Девочка повернула голову и посмотрела в родные, серые с рыжими подсолнухами глаза женщины. "Бабушка... прости меня... я больше не могу..." Бабушка, прижала ее к себе и прошептала: «Ну как же я то?.. Как ты меня оставишь?.. Как я без тебя?.. Как?..»