Урок на всю жизнь
Дело было летом на притоке Енисея Бирюсе. Это были ещё те благодатные для природы времена, когда Енисей не перегораживала Красноярская ГЭС. И берега вольной сибирской реки благоухали и не подозревали, что скоро навсегда уйдут под воду.
Наш палаточный лагерь разместился на берегу Енисея в устье Бирюсы. Мы с пацанами и с девчатами, но чаще без них, рыбачили, ходили по грибы и ягоды, охотились и лазали по пещерам, в том числе и по тем, которые служили в далёкие пещерные времена жилищами первобытных людей.
Однажды вчетвером мы отправились на прогулку вверх по левому берегу Бирюсы. Порыбачить, позагорать и просто надышаться удивительно ароматным таёжно-речным воздухом. На этом берегу попадались высокие отвесные скалы.
Нагулявшись, мы улеглись в высокую траву на берегу, и молча наблюдали за облаками.
Я считал себя заправским столбистом, и везде, где только попадались валуны и скалы, пытался покорять их. Вот и теперь, пока ребята отдыхали на берегу, я решил взобраться на отвесную стену высотой метров сорок. Первые десять метров легко поддались. Середина маршрута оказалась посложнее, но и с ней я справился. А вот последние десять метров оказались настолько коварными, что запомнились мне на всю жизнь.
Следует сказать, что такого рода скалы здесь называют "дикарями". В отличие от "культурных" скал, которыми славятся Красноярские столбы, дикари сыпучи, обвалисты, и представляют реальную опасность для скалолазов.
Последние метры стены выходили на отрицательный угол. Но до вершины было рукой подать. Я остановился в небольшом углублении. Нужно было решать, что делать дальше. Идти вверх страшновато. Назад - тем более. Спускаться по сыпняку ещё опаснее. Руки устали, ноги от напряжения начинали дрожать. Я оглянулся вниз. Тридцать метров. Многовато. До ближайших сосен не допрыгнуть и Тарзану. Ползти вверх я не решался. Не было видно, что там впереди.
По спине прошёл холодок. Я подумал, что на этом всё может для меня закончиться. Но не это меня пугало. Я представил себя лежащим в гробу. И лицо моей мамы, сражённой горем. Вот это было действительно страшно.
Между тем, сил держаться в ложбинке оставалось всё меньше. И я, как бы мне этого не хотелось, позвал ребят на помощь. Старший из нас попытался подниматься по моему маршруту, но через десять метров бросил эту попытку. Он крикнул мне, смогу ли я продержаться минут тридцать, пока они сбегают в лагерь за веревками.
Я ответил, что у меня осталось минут десять.
То, что произошло потом, изменило всю мою последующую жизнь. Мой друг Витя Кулагин что есть духу обежал гору с другой стороны, и я увидел его напуганное лицо далеко вверху. Он крикнул мне:
- Саша! Тебе осталось преодолеть каких-нибудь пять-шесть метров, но не по прямой, а чуть правее, и здесь есть плато поросшее травою...
Без этих слов я бы не решился сдвигаться с места, не зная, что ждёт впереди.
Ободрённый его словами, я, набравшись последних сил, с дрожащими от напряжения руками и ногами преодолел эти метры.
Оказавшись наверху, я упал в траву на спину, и лежал так несколько минут, разглядывая плывущие по небу облака. Первое, что пришло мне в голову, были слова князя Андрея: "Как же я прежде не видел этого высокого неба?". Второе - Витя, друг мой, спасибо тебе, что ты спас не меня, что ты спас мою маму от невыносимого страдания, которое чуть было не случилось только что.
Главный урок, который я вынес из этого происшествия: мы не принадлежим себе, пока живы наши родители.
Свидетельство о публикации №117032704655