Русское зарубежье о Есенине
нет ничего общего... Мёртвому Есенину удалось то, что не удалось за тридцать два года большевизма никому из живых.
Из могилы он объединяет русских людей звуками русской песни...
Георгий Иванов, !949
Близок стих его для русской души...
В родном ли краю или там вдали,
где нашел ты приют, но не нашей земли,
в больших городах или в далёкой глуши.
И в Русском зарубежье про него молва -
И многие о нём сказали добрые слова...
Соединял он вместе разные сердца,
непримиримых до победного конца.
Поэзия его близка и тем и этим
Он как никто понятен оказался всем...
И глубиной души и чувствами поэта,
Мы с ним всегда и это насовсем.
Иван Бунин (1870 - 1953 )
...вся русская эмиграция отнеслась к этому [переименование городов] с полнейшим равнодушием, не придала этому ровно никакого значения, - как, например тому, что какой-то кудрявый пьяница, очаровавший её писарской сердцещипательной лирикой "под гармонь, под тальянку", о котором очень верно сказал Блок: " У Есенина талант пошлости и кощунства", в своё время обещал переименовать Россию Китежа в какую-то "Инонию", орал, раздирал гармонь:
Ненавижу дыхание Китежа!
Обещаю Вам Инонию!
Богу выщиплю бороду!
Молюсь ему матерщиною!
...
За что русская эмиграция всё ему простила? За то, видите ли, что он разудалая русская головушка, за то, что он то и дело притворно рыдал, оплакивал свою горькую судьбинушку, хотя последнее уж куда не ново, ибо какой "мальчонка", отправляемый из одесского порта на Сахалин, тоже не оплакивал себя с величайшим самовосхищением?...
Простила и за то, что он - "самородок", хотя уж так много было подобных русских самородков, что Дон Аминадо когда-то писал:
Осточертели эти самые самородки
От сохи, от земли, от земледелия,
Довольно этой косоворотки и водки
И стихов с похмелия!
...
Первые шаги Есенина на поэтическом поприще известны, поэт
Г.В. Адамович, его современник, лично знавший его, рассказал о них наиболее точно: "Появился Есенин в Петербурге во время первой мировой аойны и принят был в писательской среле с насмешливым удивлением. Валенки, голубая шелковая рубашка с пояском, жёлтые волосы в скобку, глаза долу, скромные вздохи: " Где уж нам, деревенщине!" А за этим маскарадом - неистовый карьеризм, ненасытное самолюбие и славолюбие, ежеминутно готовое прорваться в дерзость. Сологуб отозвался о нём так, что и повторить в печати невозможно, Кузмин морщился, Гумилёв пожимал плечами, Гиппиус, взглянув на его валенки в лорнет, спросила: "Что это на вас за гетры такие?" Всё это заставило Есенина перебраться в Москву, и там он быстро стал популярен, примкнув к "имажинистам". Потом начались его скандалы, дебоши, "Господи, отелись", приступы мании величия, Айседоа Дункан, турнэ с ней по Европе и Америке, неистовые избиение её, возвращение в Россию, новые женитьбы, новые скандалы, пьянство - и самоубийство..."
Очень точно говорил и сам Есенин о себе, - о том, как надо пробиваться в люди, поучал на этот счёт своего приятеля Мариенгофа. Мариенгоф был пройдоха не меньше его, был величайший негодяй, это им была написана однажды такая строчка о Богоматери, гнусней которой невозможно выдумать, по гнусности равная только тому, что написал о Ней однажды Бабель. И вот Есенин всё-таки поучал его...
Воспоминания. после 1933
После публикации статьи «К спорам о Есенине» в письме от 15 января 1951 года, адресованном А.Седых, Бунин возмущенно писал: «Мне Есенин уже осточертел, но не обрывать г.Александрова я все-таки не мог. А что написал Г.Адамович о Есенине! Пушкинская свобода оказалась у Есенина! Есенинское хулиганство очень похоже на пушкинскую свободу! И умиляется до слез, как «блудный сын» (Есенин) возвращается к родителям в деревню, погибшую от того, что возле нее прошло уже 100 лет назад шоссе, от которого «мир таинственный» деревни «как ветер затих и присел».
Зинаида Гиппиус (1869 - 1945)
Перед нами худощавый девятнадцатилетний парень, желтоволосый и скромный, с весёлыми глазами. Он приехал из Рязанской губернии в "Питер" недели две тому назад, прямо с вокзала отправился к Блоку, - думал к Сергею Городецкому, да потерял адрес.
...В стихах Есенина пленяет какая-то "сказанность" слов, слитость звука и значения, которая даёт ощущение простоты. Если мы больше и чаще с м о т р и м на слова (в книгах), чем с л ы ш и м их звуки, - мастерство стиха приходит после долгой работы; трудно освободиться от "лишних" слов. Тут же мастерство как будто данное: никаких лишних слов нет, а просто есть те, которые есть, точные, друг друга определяющие. Важен, конечно, талант; но я сейчас не говорю о личном таланте; замечательно, что при таком отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой, при такой разностильности Есенин - настоящий с о в р е м е н н ы й поэт....
Земля и камень, 1915
***
Эмигрантские публикации Гиппиус 20-х годов – яркие факты
неприятия ею после революции поэзии Есенина, о которой
в 1915 году она же – автор первой рецензии на его стихи, писала:
«В стихах Есенина пленяет какая-то сказанность слов, слитость
звука и значения, которая дает ощущение простоты […]. Тут […]
мастерство как будто данное: никаких лишних слов нет, а просто
есть те, которые есть, точные, друг друга определяющие».
Эта характеристика поэзии Есенина в ее ранний период является наиболее зоркой и тонкой. И вместе с тем, уже в этой статье обозначилась пропасть, разделившая человека «от земли» и Мережковских: « Замечательно, – рассуждала З.Гиппиус о поэзии молодого рязанского поэта, что при таком отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой, при такой разностильности, Есенин – настоящий современный поэт».
Алексей Толстой (1882 - 1945 )
Фамилия Есенина - русская-коренная, в ней звучат языческие корни - Овсень, Таусень, Осень, Ясень, -связанные с плодородием, с дарами земли с осенними праздниками... Сам Сергей Есенин, действительно деревенский, русый, кудреватый, голубоглазый, с задорным носом....
Есенину присущ этот стародавний, порожденный на берегах туманных, тихих рек, в зелёном шуме лесов, в травяных просторах степей, этот певучий дар славянской души , мечтательной, беспечной, таинственно-взволнованной голосами природы...
Он весь растворён в природе, в живой, многоголосой прелести земли...
О Есенине, 1922
***
Погиб величайший поэт...
Он ушёл от деревни, но не пришёл к городу. Последние годы его жизни были расточением его гения. Он расточал себя.
Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души.
Сергей Есенин, 1926
Игорь Северянин ( 1887 - 1941)
Он в жизнь вбегал рязанским простаком,
Голубоглазым, кудреватым, русым,
С задорным носом и весёлым вкусом,
К усладам жизни солнышком влеком.
Но вскоре бунт швырнул свой грязный ком
В сиянье глаз. Отравлкнный укусом
Змей мятежа, злословил над Исусом,
Сдружиться постарался с кабаком...
В кругу разбойников и проституток,
Томясь от богохульных прибауток,
Он понял, что кабак ему поган...
И богу вновь раскрыл, раскаясь, сени
Неистовой души своей Есенин,
Благочестивый русский хулиган...
Есенин, 1925
Михаил Осоргин (1878 - 1942)
«Отговорила роща золотая…»
Покончил с собой прекрасный поэт Сергей Есенин.
Михаил Осоргин, видевший «блестку настоящей гениальности, не раз сверкнувшей в культурнейшем Андрее Белом и в некультурнейшем Есенине», назвал Есенина « среди живых и творящих – самым большим и самым чистым, подлинным, настоящим русским поэтом его поколения».
«Обычная и принятая характеристика Есенина: талантливый поэт и хулиган». Так в огрубленной форме сразу после смерти поэта Михаил Осоргин выразил две ипостаси поэтического мифа Есенина, завоевавшего чувства и сознание русских людей ХХ века.
«Пусть Пастернак создал или создаст новую школу поэзии, – писал Осоргин, – пусть Ходасевич “привил классическую розу к советскому дичку”, им и прочим почет и уважение, – но на простых и чутких струнах сердца умел играть только Сергей Есенин, и, после Блока, только его
поэзия ощущалась как дар свыше...».
Памяти Сергея Есенина, конец декабря 1925
Ирина Кнорринг (1906 - 1943)
Отговорил, отскандалил,
Остановил колесо.
Ушел в бестелесные дали
Раскольник из древних лесов.
И минуты в тревожной смене
Стали темны и страшны,
Когда закачался вдоль голой стены
В страшной петле — Сергей Есенин.
1925
Максим Горький (1868 - 1936)
...Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой "печали полей", любви ко всему живому в мире и милосердия, которое - более всего иного - заслужено человеком....
Сергей Есенин, 1926
Марина Цветаева (1892 - 1941)
...И не жалость — мало жил,
И не горечь — мало дал, —
Много жил — кто в наши жил
Дни, всё дал — кто песню дал.
Январь 1926
Владислав Ходасевич (1880 - 1939)
Обычно холодный Владислав Ходасевич тепло писал о Есенине-
человеке. Главную черту Есенина критик видел в том, что поэт
воскрешает древнерусскую мифологию. Анализируя библейские
поэмы Есенина в своей первой крупной работе о поэте (1926),
Ходасевич особенно внимательно относится к «Инонии», которую
называет «лебединой песней» поэта. Ходасевич развивает мысль
языческих началах есенинской веры. Особое внимание критик
уделяет образам: «небо – корова. Урожай – телок. Правда земная-
воплощение небесной» и их видоизменениям в землю-корову и
родину: «О, родина, счастливый / и неисходный час! / Нет лучше,
нет красивей / Твоих коровьих глаз».
Статья "Есенин", 1926
***
Острый интерес к творчеству Есенина Ходасевич проявляет
постоянно вплоть до своей смерти в 1939 году. Он посвящает
творчеству поэта специальные статьи, кроме названной выше:
« Есенин: Парижский альбом » (май 1926), « Цыганская власть »
(1927), « О Есенине» из цикла «Книги и люди » (1931) и уделяет
немало внимания жизни и творчеству поэта в других работах о
советской литературе.
Николай Оцуп ( 1894 - 1959)
Музой Есенина была совесть. Она и замучила его. И Некрасов и Блок были мучениками совести. Есенин пошел их дорогой. Но надорвался он гораздо раньше своих выдающихся предшественников. Может быть, поэтому наследство Есенина много беднее, чем наследство этих двух больших поэтов.
Все же и по тому, что осталось от Есенина, ясно виден его «жизни гибельный пожар». Сопоставляя эти стихи Есенина с его биографией, не менее знаменитой, чем стихи, мы можем говорить с большей долей вероятия о причинах ранней гибели поэта.
Мне думается, что главной причиной гибели Есенина было то, что он самого себя стал наблюдать со стороны и ужаснулся. Конечно, огромную роль сыграло и разочарование его в деревне, не ставшей градом Инонией.
Но о этого еще далеко до самоубийства. Разочарование в России, вернее, сомнение в ней — рок огромного большинства крупнейших русских писателей, сумевших только закалиться в холоде опустошений.
Нет, Есенина доконало не это, а нечто очень личное.
Вот комментарий самого поэта к собственной судьбе:
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх…
«Слушай, слушай, —
Бормочет он мне, —
В книге много прекрасных
Мыслей и планов,
Этот человек проживал в стране
Самых отвратительных громил и шарлатанов.
Это стихотворение помечено концом ноября 1925 года. В конце декабря Есенин покончил с собой.
Есенин слишком ясно увидел правду жестокой действительности.
Но…
Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть.
Смерть и закрыла их.
Сергей Есенин, 1927
Илья Эренбург (1891 - 1967)
Для Эренбурга, напротив, существо поэзии Есенина в принадлежности к русскому авангарду и соответствии эпохе Татлина. «Когда же вы поймете, церемонные весталки российской словесности, что самогонкой разгула, раздора, любви и горя захлебнулся Есенин? Что “ хулиган” не “ апаш” из костюмерной на ваших былых bal-masqu;, а огненное лицо,
глядящее из калужских или рязанских рощиц? Страшное лицо, страшные книги».
«Исповедь хулигана. Трерядница».
***
Смерть поэта еще более обострила отношение русских к Есенину. Илья Эренбург, отправивший в Россию некролог памяти поэта, писал о них поэтессе Елизавете Полонской 12 января 1926 года из Парижа: «С Есениным здесь нечто однородное – люди, вчера его травившие, сегодня бьют кулаками в грудь: “национальный поэт” (Раньше не заметили). Скажи мне, что это за народ, способный только мастерски хоронить».
Андрей Белый (1880 - 1934)
Мне очень дорог тот образ Есенина, как он вырисовался передо мной.
Ещё до революции, в 1916 году, меня поразила одна черта, которая потом проходтла сквозь все воспоминания и все разговоры. Это - необычайная доброта, необычайная мягкость, необычайная чуткость и повышенная деликатность.ость. ... Не стану говорить о громадном и душистом таланте Есенина, об этом скажут лучше меня. Об этом много было сказано, но меня всегда поражала эта чисто человеческая нота. ...
Из воспоминаний о Есенине, 1928
Георгий Иванов (1894 - 1958)
Значение Есенина именно в том, что он оказался как раз на уровне сознания русского народа "страшных лет России", совпал с ним до конца, стал синонимом и её падения, и её стремления возродиться. В этом "пушкинская" незаменимость Есенина, превращающая и его грешную жизнь, и несовершенные стихи в источник света и добра. И поэтому о Есенине, не преувеличивая, можно сказать, что он наследник Пушкина наших дней....
Есенин, февраль 1950 г.
Проницательность художника, его тонкое эстетическое чувство раскрывается в противоречиях личных признаний Г.Иванова. Не отказываясь от своей оценки поэзии Есенина и продолжая называть его стихи «несовершенными», Г.Иванов в 1950 году изменил отношение к поэту и написал: «Как-то само собой случилось так, что по отношению к Есенину формальная оценка кажется ненужным делом». «...Это вообще скучное занятие, особенно скучное, когда в ваших руках книжка Есенина. Химический состав весеннего воздуха можно тоже исследовать и определить, но насколько естественнее просто вдохнуть его полной грудью...».
В очерке, открывающем подготовленный Г.Ивановым сборник стихотворений Есенина, он признался, что любит «стихи Есенина и неотделимого от них Есенина-человека».
Сергей Маковский (1877- 1962)
Редактор журнала «Аполлон» Сергей Маковский в книге «На Парнасе «Серебряного века», обращаясь к образу Христа, которого первым из поэтов, по его мнению, приблизил к русской революции именно Есенин, автор «Товарища», заметил, что «Блок выразил по-интеллигентски холодно несколькими словами то, что в поэме Есенина согрето крестьянским чувством». «Впервые этот образ появился у Есенина в таком толковании, к какому лишь позже подошла, отрезвев от революции, интеллигенция; юный поэт увидел Иисуса, как бы снова распятого — революционными пулями, человеческой злобой и ненавистью, еще не воскресшего и похороненного на Марсовом поле: образ подлинно-народного ощущения сердцем национальной трагедии...».
Сергей Маковский, по словам, К.Померанцева, до последнего дня оставался «тем, кем был в России полвека тому назад: представителем серебряного века, западником первых десятилетий нашего столетия, одним из центров, вокруг которого со времен «Аполлона» вращалась элита русской литературы и искусства. Но если тогда, вместе со своими друзьями и сотрудниками по «Аполлону», он «болел Западом», то в эмиграции к этому прибавилась обостренная болезнь Россией, русской культурой, русским будущим». Поэтому естественно, что на склоне лет он задумывался «о душевной драме «последнего баяна» крестьянской Руси» — Есенина. Вспоминая встречи с ним в Петербурге, он писал: До революции, когда я встречал его на улицах Петербурга (раза два и в редакции «Аполлона») в знаменитой косоворотке и плисовых штанах навыпуск, он рисовался своим самодержавным монархизмом (первую книжку стихов посвятил императрице Александре Федоровне), но тотчас после «Февраля» он примкнул к «великой, бескровной»; затем и к большевикам (состоял в партии социалистов-революционеров левого толка). Вскоре (пожалуй и одновременно) он затосковал по разгромленной вере отцов. Каким-то умиленным обоготворением русской природы выражал он эту тоску...».
"На Парнасе "Серебрянного века",
Георгий Адамович (1894 - 1958)
«Я очень люблю стихи Есенина... Есть в есенинской певучей поэзии прелесть незабываемая, неотразимая». Так писал в конце 1950 года в эмиграции бывший поэт-акмеист «второго призыва» Георгий Адамович.
Г.Адамович, Г.Иванов, Н.Оцуп были знакомы с Есениным с 1915 года, встречались с ним в Петрограде и, будучи эмигрантами, в Берлине, а Н.Оцуп и в Москве в 1921 году, все они написали о нем воспоминания и неоднократно в течение жизни обращались к его творчеству.
В годы первых петербургских встреч и в 20-е годы сказалась разность эстетических взглядов. Причем неприятие было взаимным. Об этом свидетельствуют, например, автографы С.Есенина и И.Приблудного на сборнике стихов Г.Адамовича «Чистилище» (Петербург, 1922):
Александр Бахрах (1902 - 1985)
Александр Бахрах оценил в Есенине лирика, чарующего прелестью своей непосредственности, и «летописца последних лет жизни послереволюционной русской деревни», в томике которого больше материалов, «чем в десятках диссертаций» и заметил: «В поэзии он – Моцарт».
Константин Мочульский (1892 - 1948)
Одной из наиболее заметных работ о творчестве Есенина является статья выдающегося литературоведа русской эмиграции, широко известного своими книгами о русских писателях ХХ века, особенно книгой о Достоевском, переведенной на многие европейские языки, Константина Мочульского «Мужичьи ясли». Она написана в 1923 году. Мочульский, тогда еще молодой исследователь и критик, рассмотрел все стихи Есенина как песни одной большой поэмы с могучим замыслом и единой темой: «Есенин – пророк и его поэма о России должна быть новой Библией». Заметив, что быт и религия для Есенина – одно, труд освящен верой, а житейский обиход складывается в обряд», критик впервые убедительно показал, что Есенин «живет в мифах».
По мнению критика, поэт систематически проводит два ряда метафор. Один из них отражает мифологию и быт первобытного народа: «Ягненочек кудрявый – месяц гуляет в голубой траве … бодаются его рога», «И невольно в море хлеба рвется образ с языка: отелившееся небо лижет красного телка», «Тучи ржут как сто кобыл». Другой ряд характеризует неожиданные переходы из религии в быт и из быта в религию. Русский пейзаж, по мнению Мочульского, становится у Есенина «храмом, убогий и унылый крестьянский быт – богослужением в нем».
В отличие от многих других авторов Мочульский не противопоставляет эти разные ряды метафор, а наоборот, видит их некую органическую целостность:
Обращая внимание на некоторые образы Есенина, которые кажутся Мочульскому безвкусными («Пухнет Божье имя / В животе овцы») или напоминающими Блока («И целует [ветер] на рябиновом кусту / Язвы красные незримому Христу»), критик раскрывает «утонченно культурное обличие мифологии Есенина», неисчерпаемого в словестном воображении, « часто остроумного, всегда дерзкого», любящего эффекты, неожиданные сопоставления и трюки.
«Мужичьи ясли»,1923
Александр Солженицын (1918 - 2008)
...Я иду по деревне этой, каких много и много, где и сейчас все живущие заняты хлебом, наживой и честолюбием перед соседями, - и волнуюсь: небесный огонь опалил однажды эту окрестность, и ещё сегодня он обжигает мне щёки здесь. Я выхожу на окский косогор, смотрю вдаль и дивлюсь: неужели об этой далёкой тёмной полоске хворостовского леса можно было так загадочно сказать:
На бору со звонами плачут глухари...?
И об этих луговых петлях спокойной Оки:
Скирды солнца в водах лонных...?
Какой же слиток таланта метнул Творец сюда, в эту избу, в это сердце деревенского драчливого парня, чтобы тот, потрясённый, нашёл столько для красоты = у печи, в хлеву, на гумне, за околицей, - красоты, которую тысячу лет топчут и не замечают?..
На Родине Есенина, 1964
Николай Бердяев (1874 - 1948)
Николай Бердяев называл Есенина «самым замечательным русским поэтом после Блока».
"О самоубийстве. Психологический этюд"
Париж, 1931, Москва, 1992
Марк Слоним (1894 - 1976)
Первый портрет книги Марка Слонима «Портреты советских писателей» (1933) – портрет Есенина, за которым следует Маяковский.
Алексей Угрюмов (1897 - ?)
Он вышел к нам такой худой...
Ржаной копны поправил волос...
В ушах моих звучал глухой
Надтреснутый крестьянский голос.
Он говорил слегка на “о”,
И, васильки свои прищуря,
Читал про русское село,
Про то, как воет в вихре буря.
В моем сознанье выростал
Шатер берез у коновязи,
За ним — свечами засверкал
Иконостас в узорной фразе...
Ему был тесен тот пиджак,
В котором он стоял пред нами.
Ему б — тулуп или армяк,
Рубаху, поясок с кистями!
Такой сродни ему наряд,
В нем он совсем “рубаха-парень”.
А это — только маскарад
Столичный лоск в пиджачной паре...
Сергей Есенин, 1965
***
Вот и Нью-Йорк... Не то! Не то!
Пред ним - Чикаго величавый...
Плотнее запахнув пальто,
Сигарной дышит он отравой.
Душа вошла в безумный раж
Борьба... быка с тореадором:
И временно он - русский паж
Американской Изадоры.
...
Певец потерянно бродил
По всей Руси, с угла на угол,
И видел рои тёмных сил
И лики всевозможных пугал.
Он чувствовал, что потерял
Всё то, чему учили деды,
И с тайной жутью наблюдал
Питомцев ленинской победы.
Тогда он понял он - один,
Один в растоптанной России,
Её певец и верный сын,
Влюблённый в дали голубые.
Он пел не то, он пел не так,
Слагалось лживо "Гуляй-Поле",
Теснил по-прежнему пиджак
В партийно-лживой "новой воле"...
Из поэмы "Есенин", 1944
Ирина Одоевцева (1895 - 1990)
В 1950 году в парижском русском издательстве «Возрождение» вышел уникальный том стихотворений Сергея Есенина с вступительной статьей поэта Георгия Иванова, в которой он писал:
«Я здесь не пишу ни биографии Есенина, ни разбора его творчества. Я думаю, что для этого еще не пришла пора. Человеческий облик Есенина пока отдален от нас «метафизическим туманом» событий последних тридцати лет: незаживающими ранами, обидами, враждой, предрассудками, разочарованиями, иллюзиями, ностальгией...
Помогала тогда Г. Иванову вспоминать, составлять и редактировать эту книгу Ирина Владимировна Одоевцева, видевшая Есенина всего лишь только один раз. Произошло это в Берлине, когда С. Есенин и А. Дункан совершали зарубежную поездку. Об этой единственной встрече, «абсолютно незабываемом вечере» рассказывает она в книге воспоминаний «На берегах Сены».
"Всего одна лишь встреча..." Юрий Юшкин
"...— Досадно, что Жоржа не было с нами, — говорит Оцуп, — удивительно забавный вечер. Просто необычайно удачный. А вы капризничали, не хотели ехать обедать.
— Я лучше бы не ездила, — быстро говорю я. — Я радовалась, что завтра вечером буду в санатории, а теперь мне так грустно. И все отвратительно. Господи, до чего грустно и отвратительно!
— Что с вами? — удивленно спрашивает Оцуп. — Совсем на вас не похоже. С чего это вы раскисли? С одного стакана шампанского? Ведь я видел — вы только один стакан...
Неужели он не понимает? Не чувствует? Я вздыхаю:
— Бедный Есенин! Мне так жаль, так жаль его.
— Жаль его? — возмущенно переспрашивает он. — Жаль Есенина?.. Лучше уж, раз у вас такие большие запасы жалости, пожалейте всех бедных, бездомных эмигрантов... а не счастливчика Есенина...
Он ждет, что я начну с ним спорить. Но я не спорю:
— Вы правы. Мне всех жалко. Господи, как жестока жизнь, как несчастны люди! Все без исключения. Особенно Есенин и она, Айседора. Ведь и ей очень тяжело.
Когда я вернулась из санатория, Есенин уже уехал в Америку.
Письма от него я так и не получила. Ведь он сказал мне, что не напишет. Но я почему-то все же думала, что он вспомнит обо мне, вспомнит и напишет.
Мне почему-то казалось, что мы еще непременно встретимся. Не сейчас, так когда-нибудь, потом. Но встретимся непременно.
И только когда до Парижа дошло известие о самоубийстве Есенина и мне стало ясно, что другой встречи с ним у меня никогда не будет, я заплакала, будто потеряла близкого друга."
"На берегах Сены", 1971
Иосиф Бродский ( 1940 - 1996 )
"...Я помню, как-то пришёл к нему с бутылкой и мы сели выпивать в этой его полукомнате-шкафу. Я показал ему свои фольклорные стихи и сказал, что они понравились Мариенгофу, Анатолию Борисовичу, и он написал, что Сергей Александрович (Есенин) был бы очень доволен этими стихами. И я спросил: " Ося, ты как к Есенину относишься?" Он ответил: " Я очень люблю Есенина и очень люблю Клюева".
Интервью Валентины Полухиной с Давидом Шраер-Петровым, 28 сентября 2003, Лондон. Из книги "Иосиф Бродский глазами современников", 2010
Юрий Мамлеев (1931 - 2015)
Я думаю, что до сих пор существует определенное недопонимание поэзии Есенина и характера его гениальности (при всей фантастической любви к нему в Советском Союзе и силе воздействия его поэзии). В стихах Есенина есть нечто неуловимое, но экстремально существенное, что делает его поэзию совершенно исключительным явлением, даже выходящим за рамки обычной концепции гениального. Это «неуловимое» заключается, на мой взгляд, в том, что весь океан есенинской поэзии, образный, звуковой, интонационный (последнее, кстати, очень важно), непосредственно вступает в контакт с наиболее глубинными, первозданными, вековыми уровнями Русской Души —
и именно в этом тайна ее сокрушающего бесконечного воздействия....
Поэтому Есенина может любить (и жить его поэзией) любой русский человек, независимо от его мировоззрения, убеждений, образования, — феномен, который, кстати, не раз подчеркивался в зарубежной России: даже в Гражданскую войну, например, и «белые», и «красные» зачитывались Есениным. Можно всю жизнь прожить в городе, практически не знать деревни — но таинственные символы и интонации есенинской поэзии могут так же на вас действовать, как и на человека, погруженного в деревенскую жизнь.
И в то же время поэзия Есенина — это постоянная, страшная рана, открытая русскому сердцу, но такая рана, от которой не гибнут, ибо она источает жизнь — возвращает к истоку (хотя сам поэт принес себя в жертву). Имя этому истоку — Вечная Россия.
Поэтому несомненно, что Есенин — не просто крестьянский поэт, но и поэт национально-космического уровня, ибо подтекст и дух его поэзии ведет в изначальный космос Русской Души (учитывая, что каждый народ индивидуален и имеет свой собственный духовный космос)».
"В поисках России", "Лит. Газета", 27 сент. 1989
Примечания. В данной подборке использованы материалы из книги
Шубниковой-Гусевой Н.И. "Русское зарубежье о Есенине", 1993, 2007гг.
и из других источников.
Фото из Интернета
26 марта 2017г
Свидетельство о публикации №117032609983
Просто потрясающе.
Очень сильно написали и много познавательного.
Спасибо Вам огромное.
Дмитрий Ахременко 07.04.2017 04:13 Заявить о нарушении
Спасибо за внимание. Рекомендую прочитать книгу Шубниковой.
В нашей областной библиотеке её нет. Нашёл в Интернете (Google),
но с большими пропусками (купюрами).
С уважением, Валерий
Валерий Григорьев 2 07.04.2017 08:42 Заявить о нарушении