Про Эпикура... с кулинарными отвлечениями

     Ожидание всегда замедляет течение времени, но жизнь так прекрасна, что не грех и продлить ее таким способом. Ведь, когда она закончится, а она обязательно когда-нибудь закончится, прекратятся и все ощущения, а, значит, смерть не принесет уже ни хорошего, ни дурного. Будни всегда напрягают различного рода обязательствами, проблемами и обязанностями. Все это ужасно мешает получать удовольствие от жизни. «Мы нуждаемся в удовольствии там, где страдаем от его отсутствия; там же, где мы не испытываем такого страдания, там мы не нуждаемся в нём», мелькнула мысль и засела в голове, словно прячась от противного, моросящего дождя. Каждый  понедельник Эпикур начинал присматривать что-либо к пятничному вечеру. Вот и сейчас в глаза ему бросилась баночка тюльки по-крымски и, мысленно ощутив ее легкий соленый привкус, он не сдержался – баночка переместилась с магазинной полки в гастрономовскую тележку. Следом за ней последовал ялтинский красный лучок. Все, тема определилась, как первый мазок кисти по холсту определяет палитру всего полотна. Более не сомневаясь, Эпикур подошел к полке, заставленной водочными бутылками, сверкающими в полумраке зала серебром содержимого. Придирчиво оглядев полку и на мгновение задумавшись, он взял одну, 0,7, чтоб не терзаться потом от недостатка живительной влаги…
И вот он, долгожданный вечер. Вернувшись домой, Эпикур стал, никуда не торопясь, священнодействовать на кухне. В этой неспешности было свое, особое, удовольствие. Почистил тюльку, тонкими кольцами нарезал лук и слегка подсушил на сковороде кусочки бородинского хлеба, соединив после все это в небольшие бутербродики, художественно уложенные на тарелку. Достал из холодильника банку соленых огурцов, маринованные грузди, заправленные ароматным подсолнечным маслом и посыпанные мелконарезанным зеленым луком. Разложил все вытащенное на другой тарелке. Взглянув на получившийся натюрморт, он отрезал большой кусок калача и положил на него пару ломтей буженины. Последними появились пара мандаринов; по опыту он знал, что ничего не прочищает лучше вкусовых рецепторов между закусками, чем цитрусовые. Поставив тарелки на поднос, отнес их в комнату, переместив содержимое на небольшой столик. Хрустальная рюмка, поставленная туда же, бриллиантово замерцала в неярком свете настольной лампы. Последней была выставлена заиндевевшая, словно с мороза, бутылка водки, также выуженная из недр холодильника. По-прежнему неспеша, словно палач, наслаждающийся своей работой, он свинтил с горлышка пробку. Неторопливо, с ленцой,  леденая водка густо полилась в рюмку. Немного подержав рюмку в свете лампы и полюбовавшись ее мерцанием, как ювелир, оценивающий драгоценный камень, он опрокинул ее в рот, и, на секунду ощутив холод в горле, почувствовал взрывом разлившееся внутри тепло. Хрустнув обжаренным кусочком бородинского с ломтиком лука и тюлькой, положенной сверху, Эпикур откинулся на диване и прикрыл глаза, наслаждаясь удовольствием, которое он всегда считал высшим благом.