Покаяние

      А вот и наша любимица - физик Е.Кривоносова. Стройная станом, блондинистая, с приятным лицом, она не вызывала у школьников желания прилепить к своей особе какое-либо прозвище.
       А уроки! Это прелесть, что за уроки!  Максимум демократизма, но никакого панибратства!  Свободный диалог, свободная речь, дополняемая изящными жестами. Никакой грубости в общении с учениками, но и никакого сюсюканья. Там, где это требовалась, могла стать строгой до принципиальности. Учительница влюбила весь класс в свой предмет. На что уж я, проявлявший ранее полнейшее равнодушие к физике, стал заметно поправлять свои позиции в классном журнале, да так успешно, что в выпускном аттестате выставлена хорошая оценка.
        Сама пример аккуратности, Елена Васильевна требовала от учеников порядка в одежде, от мальчиков - в прическе.
        Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь нанес ей обиду. А представить придется. Как не прискорбно осознавать, но обиду нанес я. О ней здесь впервые: никому, никогда не придавалась она  оглашению. Это мой покаянный акт.
      Однако, оставим в стороне интригу, перейдем к сути.  Однажды осенью 1952г. наш класс дружно направлялся по коридору в спортзал. Идем мимо одной из классных комнат, и вот, то ли какая- то мальчишеская дурь, то ли    странная мотивация к неосознанному действию - видит Бог, не помню -   подвигли меня на нелепый поступок - подбежать к двери и в нее постучать.
        Дверь открывается, и  о, Боже! - На пороге появляется Елена Васильевна. Вот этого   я уж никак не ожидал!
      - Кто стучал?- учительница повторила вопрос дважды.
        В ответ полнейшее молчание класса. Молчал и я.  Более того, я впал в полнейшую прострацию, до меня стало доходить чудовищность содеянного.Как я мог! Я, никогда не отличавшийся шаловливостью и не позволявший себе быть дерзким !..
        Вскоре о проступке стало известно начальству. Решили  провести классное собрании, выявить  «преступника» и определить ему меру наказания. Класс проявил полнейшую солидарность со мной, хотя, возможно, многие и осуждали мой поступок.  Но самое позорное для меня,- я не издал ни единого звука в свое покаяние. Я пытался представить себе упрекающие глаза мамы, и меня  охватывали стыд и  ужас.   Я не мог себя перебороть.  Считайте это, как хотите – предательством, трусостью, безнравственностью… Видимо, - то, другое, третье…
       Дома я  не рассказал родителям. Я не мог, осознавая их постоянные заботы обо мне, поставить их перед фактом позорного деяния… Стыд…
        А в общении с Еленой Васильевной я постоянно испытывал неловкость.   Я так и не набрался смелости   извиниться перед ней и  попросить прощения… Делаю это сейчас, хотя и осознаю запоздалость покаяния...