Вторая Пристань

       Не забывается чувство, что возникает при виде красок природы. Особенно если  они связаны с юными летами. Часто перед глазами моими возникает чистейший пруд. Не широкий, но в длину великий. Вода в нём впрямь прозрачна, а вдоль берега кувшинки белоснежные. Как восковые.  Косяки рыб сквозь воду на глубине заметны. На берегу пруда этого село стоит. Естественно название: "Вторая пристань". Это село моей юности. В нескольких километрах "Первая пристань", она на берегу реки Кия. За Кией Мариинск. Город старинный, на кандальном тракте построен был, а тюрьмой славен до сих пор. Кия не широкая, переправа через неё весною паромной была, а летом сооружался временный мост, деревянный.  Зимой же по льду всё передвигалось, так как мост разбирали к весенней распутице. Весной пруд и Кия соединялись и окружали морем всю Первую Пристань, а дорогу до "Второй пристани" делали вполне судоходной. Там, где колесила телега и скользили полозья, весной шлёпали вёсла лодок.
       Итак, юность моя прошла на "Второй пристани". Ходил я в школу в Мариинск. Весной, во время распутицы, добирались мы, старшеклассники, до города по мосту железнодорожному: охрана нас пропускала. Для малышей существовала начальная школа в самом селе.
       "Вторая пристань" в то время - глухомань настоящая. Электричества в избах ещё не было, по вечерам окна светились  лампами - трёхлинейками. Единоличники отсутствовали в селе, все - колхозники. Работали бригадами. Осенью колхоз выдавал трудодни пшеницей, рублями. Впрочем, деньги в основном поставлял рынок Мариинский в обмен на живность местную и прочее, как то молочко, творог, яйца, сметана.  Имелся и в селе магазин. На прилавках водка, со спиртзавода, крупа, сахар, пряники, соль, селёдка солёная, хлеб, шоколадные плитки соевые, и не выводилась красная икра на развес, кстати, была дешёвая.
       Сельчане животину за бесценок откармливали бардой - отходами спиртзавода. Её скупали дёшево жители Мариинска и окружных сёл.  Даже собаки её с аппетитом жрали, хотя злость у них после неё, дурманящей, пропадала, и им гавкать не хотелось. А  свиньи, пошатываясь, место искали поспать. Это хорошо - так вес быстрей набирали. Коровы, нахлебавшись этой ароматной прелести,  удваивали надой. Ну а петухи лезли все в драку.
      Располагалось это село на фоне чудной природы. Тайга  далековато, зато рядом лес смешанный. Мелкий березняк вырубался колхозниками на дрова. Крупные деревья, ни-ни, не трогались. Черёмухи было тьма - тьмущая! Когда цвела - белые волны прокатывались по лескам. Ягода ядрёная, её сушили, мололи. В нарисованном голубой краской пруду с весны цвели лилии.  Рыбы в пруду было - не переловить! Водились окуни, сорожка, караси, лини и щука.   Когда к лету вода сходила, мальчишки руками вылавливали щурят в ямках, до краёв наполненных водой.
      А ещё в этой деревне чудные девушки водились. Вот где настоящая-то красота! Красота от природы, не то что лики разрисованные городских красоток. На молоке и свежем воздухе росли. А какой красивой Тося была! На мой взгляд.  Соседка моя. Как и я, старшеклассница. Глаза у Тоси совсем зелёные, словно заняла цвет она у травы лесной. Не мог я не влюбиться в неё. А кто бы не влюбился? Но робел я, всего лишь поглядывал. До сих пор мучает это.
      Среди пацанов дружок был  у меня - Витькой звали. Меня постарше он, наглей, девушек лапал, и серьёзно добрался до зрелой уже тётки - сестры общего приятеля нашего, Шипулина. 
      Часто вспоминается мне Пристань эта Вторая. И однажды появилась возможность побывать в ней. Оказавшись в Мариинске, я воспользовался освободившимся небольшим временем. Через Кию уже лежал мост на бетонных сваях. На автобусе я доехал до села.  Пошёл вдоль. И уже вскоре нашёл дом родительский. Едва не заплакал. Стоит, брошенный - окна выбиты, кособок, как больной старичок. И соседний дом, где жила Тося, такой же, брошенный. Я глянул на его ещё целые окна. Показалось: занавеска отодвинется, и увижу глаза зелёные-зелёные. С ума  можно было сойти. Постоял я, грустя, повернулся на пруд. Он был через дорогу, за берегом высоким. Прошёл к нему. А пруда нет, лишь тина. Где та дивная красота - вода чистая и белые кувшинки? Что оставалось делать? Подался к автобусной остановке.  Кстати, много домов кирпичных. Зато село укоротилось раза в четыре. А вот ещё дом-ветеран. Стоп, кажется, Витька жил здесь. Около дома, облокотившись на палисадник, покуривает пожилой мужчина. Захотел поговорить, как без этого. Вдруг что-то  интересное скажет. Начинаю разговор.
      - Здравствуйте. Я когда-то жил в селе этом, давно, ещё в детстве. Приехал взглянуть. Знаете, я не узнаю ничего.  По моему, в дому этом друг мой жил...
      - Владик,  ты?
      Вглядываюсь. Он это! Витька! Не столько его узнал, сколько почувствовал. Да, беспощадно время к внешности... Хотя не только к ней...
      " И полилась печальная беседа цветами тёплыми на пыльные цветы ... " - как сказал поэт.
      Приглядываюсь, немного успокоившись от впечатления встречи. Нет, не узнать дружка. Смотрю на избу, вспоминая. Не раз ведь был в ней. Теперь крыша железная.
      - Сруб перебрал, стропила заменил, - пояснил Витька, перехватив мой взгляд. Не могу по другому его называть, седого этого человека. - А ваш дом - рухлядь.
      - А ты-то как, Витька, а, Витька? Вроде, ты не рухлядь. Всю жизнь в этом доме?
      - Тута прожил. После армии в колхоз.
      - И что, и как?
      - Жену схоронил. Сперва мать. Опять женился. Пролетело всё... Да пойдём в дом, познакомлю с жёнушкой, посидим, поболтаем, что стоять. Про себя мне расскажешь. Тебя тоже, друг, не узнать.
      - Подожди, в магазин схожу.   Он, гляжу, на месте.
      - Пошли, у меня есть что выпить. Только я-то не пью: инфаркт перенёс.
      Двор широкий, и огорожен, ни как прежде. Большая стайка. Слышу - хрюкают и кудахчут. Но корову не держит: сеном не пахнет. У дверей избы хозяйка. Типичная деревня. Улыбается глупо, в платочке сама.  Вошли в дом. Скудно, но получше, чем прежде. Прежде в закутке выкармливали поросят.  Теперь  телевизор вон, стулья. Хозяйка накрыла стол. Колбаска кровяная, сальце, самогончик.
      - Витя, а что дружки наши - Шипулин, Мячин. Не разъехались?
      - Все они здесь. Это только ты уехал. Шипулин на кладбище, помнишь, хилый всегда был. Мячин жив, но пьёт.
      - Неужели? А занимался ведь спортом. Три пуда рукой жал. Помню, завидовал я силёнке его. А Тося, моя соседка ? - этого вопроса я боялся. 
      - Нет её.. Работала учителькой в четырёхлетке нашей. С мужем плохо разошлась, пить стала. Что-то внутри отравила. На кладбище. Пьянка... Я сам инфаркт от этой заразы получил.
      Спрашивать о чём-то другом расхотелось. Я зажмурился. И поплыло ярко перед глазами моими видение: синяя волна пруда, по пыльной сельской дороге покатилась телега, а из дома с палисадником, где расцвёл сирени кустик,  вышла зеленоглазая красавица. Стоит, и улыбается весне.