Воробьиная весна 1857 года

Это была среднестатистическая семья:
воробьиха-мама, воробей-папа
И два брата сорванца воробья.
Жили вольно в крепостной России.
Летом - зерно, зимой - тепло любили.
Квартировали не где-нибудь,   
А под крышей Зимнего дворца.
Пугал только выстрел в полдень из пушки
И на улице два бездомных наглых кота.
А так сердобольные старушки
Щедро кормили крошками всегда,
Когда выводили внуков и давали сушки.
Жизнь была сыта и проста.
Пока не попал в ловушку глава семьи,
Оказавшись в комнате  в клетке,
Где всегда горели желтым солнцем огни.
Там ходили важные люди и дети редко.
И на удивление полосатый Кот.
Приходил к железному каземату по-соседски.
Грел на окне толстый, урчащий живот.
Смотрел безразлично на узника,
Снисходительно, не как на еду.
словно мучаясь от одиночества,
Искал похожую рядом судьбу.

(Сделаем отступление для оговорки.
Это у людей язык человеческий долгий.
Животные понимают друг друга
Иначе, сразу на уровне чувств только)

Первым в разговор вступил Кот.
Чьих будешь? Начал беседу внезапно в лоб.

- Под крышей прежде жил с семьей...

А из простых... Кот перебил.
Я самый главный здесь!
Повернувшись спиной,
сказал небрежно, королевских кровей!
кормят вечерами сытней и гладят нежно.
Хожу и сплю везде, где мне теплей.
Скучно только. Даже мышей не бывает.
Вот из окна свысока наблюдаю.

- А что будет со мной?
Робко спросил воробей.

Не бойся, отпустят.
Обычай такой есть у людей.
Сначала птицу свободы лишают.
Опосля на праздник обязательно отпускают.

- Без меня, выходит, праздник не случится?

Людей так трудно иногда понять.
Не по-животному всё у них и нелогично.
Вот я, к примеру, жизнь сытую не заслужил.
Однако здесь живу и даже всеми ни за что любим.
Как будто людям кто-нибудь всегда для счастья рядом нужен.
А чтобы счастье удержать - придуманы чужие тюрьмы,
Где у другого можно отобрать, себе, что больше нужно.
Сказал кот равнодушно, об угол
Щеку начал с удовольствием чесать.
Людей  собаки лучше понимают.
Здесь бегает одна... Левретка!
Скажу на редкость беспокойная соседка.
Трясётся вся и постоянно лает.
Не знаю, чем она хозяев привлекает?
Но впрочем, мне, пожалуй, всё равно!
Мы не равны по чину.
Она всегда внизу, а я ...
(Запрыгнул на комод легко)
Вуаля! По-царски высоко.
Насквозь того, кто ниже вижу.

Летели дни, но за окном.
Хватало в клетке корма
И не было лишь одного
Для счастья воробьиного - Свободы!

И вот на Пасхи светлый день
закончился плен, наконец.
В бездонную синь небосвода
Под крики  - не поминай нас лихом!
На волю вырвался певец.
Случился, чтобы праздник у людей.
И собственное счастье воробей
Вернул с собой под крышу дома.

И длинные еще три года,
Почти полжизни воробья,
Был счастлив упоительной свободой,
Пока не оказался в лапах у кота...

Быть может, в клетке прожил дольше.
И корма было больше и воды.
Семейные заботы ждали, тоже узы: старушка-воробьиха
И шумные два сына, воробьята-сорванцы.

Лишь королевский кот остался с глазами сытыми
заложника чужого счастья и собственной судьбы.
Глядел, скучая, в небо широкое без края, мечты набат,
голодное до воли, свободное от рамы очертаний и человеческой любви.
И сам, желая, стать воробьём на время, до обеда,
В вышине летая над дворцами, покинуть каземат,
где много одиночества, еды и тишины.