серый

друг мой,
друг?
мой?
а есть ли ты вообще?
куда-то я пишу
и, просто сам не свой,
в слова перевожу
душевный непокой.

допустим, что ты есть
и даже где-то рядом,
пока не знаешь, кто я,
идущий ли под градом,
танцующий на сцене
или какой ещё.
случайных много здесь.
и пальцев столько нет,
чтоб разом перечесть
и дать один ответ.

нас двое - я и он.
и этого довольно.
в таком расположеньи сил
ни для меня,
ни для него,
так странно,
нет согласия.
он хочет быть собой.
собой хочу быть я.
мы разные,
но
мы одно.
и быть нам вместе больно.

не можем разойтись.
какая-то роднит нас вещь.
копался дома в сундуке,
возился в мастерской
и рыл песок я во дворе,
вот если бы найти её
и бросить в печь,
потом мешок с золой ещё раз сжечь
и раскидать по сторонам,
вот было бы прекрасно,
тогда бы и расстаться нам,
по свету разнестись.

эта писанина похожа на бред.
она он и есть.
мысли мои пляшут кордебалет,
а ноги готовят месть.

чуть раньше приходит
и говорит,
твои дела табак,
звонок телефонный давно не звенит,
послушай,
что-то не так.
в мире тиши живёшь уже
так много и зим, и лет,
что все они сметались-слились
в мой самый любимый цвет.
тот цвет практичен,
тот цвет хорош,
но что-то брыкаешься и
не веришь ты мне,
свою линию гнёшь,
сбиваешь себя с пути.

но что мне сбиваться,
давно уже сбит,
я это ему говорю,
мой чайник всё реже и глуше свистит -
надел ты на кумпол петлю.
смотрю на мир через свитый канат,
но, кажется, всё впереди,
надо только отсюда скорее канать,
стараясь не наследить.
я много думал,
пока ты спал,
ты был далеко от меня,
смотри,
какой план уже накидал,
список действий составил я.

нашёл я недавно свой старый блокнот,
в нём много всего такого,
касается что её и нот,
и прочего остального.
там много теорий, заметок о жизни,
фамилий известных вокруг,
моменты мечтаний моих капризных,
телефоны знакомых подруг.
забылся.
открылась большая страна,
страна, где все счастливы, но
стоит на границе какой-то седой
и грозно кричит мне "но!"
не смею никак туда я войти,
казалось бы, взял и проник,
за ним моё счастие взаперти,
пусти же меня, мужик.

не хочет пускать он,
стоит на своём,
ни шагу назад,
ни шагу вперёд,
вращает глазами
и одно всё бубнит,
пошёл-ка ты вон,
идиот.

привратник,
мне надо попасть туда,
там золото хлебных полей,
в реке серебрится простая вода
и нету в ходу рублей.
там мельницы мелят за просто так,
за то, что стоят на ветру,
и если увидишь ты там пятак,
то свинский пятак в хлеву.

про мельницы мелешь впустую,
урод,
ты всё это враз променял
на липкий туман петербургских болот,
на ржавый холодный металл.
ты
сделал
свой
выбор,
теперь будь готов
нигде не найти приют
и вечно искать
среди островов
один,
где
и любят,
и ждут.

такой вот сон
и очнулся я
и подумал - пора!
пора!
вдруг
откуда-то сверху навалилась гора
и вжала в диван меня.
почти что распят,
но пока без гвоздей
и поза удобнее чуть,
но, кажется,
сдулись мои кулаки
и впала немного грудь.
я как-то ослаб,
я вспомнил места,
где не был ни разу
и песни, которых никогда не слыхал,
едва не пустил прощальные газы.
и тут же возникло желание
снова войти в этот мир,
как будто рождён я был только
вчера
и это мой первый стих.

опять этот серый заводит своё,
никак не отстать от него,
устал я очень,
я очень устал,
да что же ему с того.

но ты родился давным-давно
и незачем это скрывать.
даётся мгновение только
одно -
нельзя переиграть.

что ты в деревне появился на свет,
так это не главный момент,
потом поумнел и полез в петербург,
всё было нормально, да, нет?
твои где друзья?
ты был весельчак,
конечно, не чаплин,
но вот
на фотографии бравый костяк
студентов.
весёлый народ.
с подобными нам водиться пристало
и это прелестно,
поверь,
когда жизнь к ногтю беднягу прижала
или ладонь прищемила дверь,
казаться улыбчивым и простым,
а также тащить всё, что плохо лежит -
призвание наше,
нас тянет к нему не магнит.
всё проще намного -
нам нужен
свой,
свои,
своя,
своё,
чтоб был не слышен
человечесобачий вой
сквозь выцветшее тряпьё.

но
я - не таков,
я - в ответе за всякого, кто мною приручен,
а он мне твердит, заведи корешков,
человек проживать с одним лишь собой не приучен.

корешки - странная братия,
нельзя ими проникнуться.
а если проникнешься -
тогда без понятия,
тебе же хуже,
можно и гикнуться.

молчишь ты,
обходят тебя стороной
все те, кто мог быть полезен,
и что же с того,
что со стороны лицевой
не всякий приятен и любезен.
ведь это всего лишь люди,
с головами пустыми,
толк из них какой?
вся штука в том,
чтоб подтереться ими,
пока не подтёрлись тобой.
и когда сказать нечего - ори,
что есть сил,
молчание - глупости знак.
откровение
здесь и сейчас,
ты даже рта не раскрыл,
а я уже говорю, что и как.
таким в итоге ты должен стать,
ну что я тебя всё учу,
как с глазами открытыми можно спать
и под видом зелёного чая пить кошачью мочу.
ты что же,
не понял,
что надо казаться,
зачем тебе быть собой,
ведь если по правде,
если честно признаться,
ты - человек плохой.
неправильный ты,
тебя заклюют,
ты видишь,
как я
забочусь о том,
чтоб нам выжить с тобою
вдвоём.
и я на тебя охочусь.

ну что ты несёшь,
я не буду с тобой,
хотя пока ближе и нет
со мною идущего одною тропой,
из прошлого в этот момент.
я жил,
я любил,
приходил под часы,
под крышу,
где ждали меня,
теперь у меня
ржаные усы
и
щетина растёт по три дня.
о,
это странное слово
любовь,
уж лучше не будем
о ней и о нём,
наши взгляды различны,
мои мысли туманны,
для меня это лично -
говорить так пространно,
и все речи невнятны,
и теряют объём.

мы с тобою
пойдём далеко-далеко
и осядем
в какой-нибудь щели,
где покажется нам
и тепло,
и легко,
где мы будем близки
к нашей цели,
чтоб тебе стать таким,
каким ты бы стал,
если б сразу послушал меня,
а не что-то всё вечно в тумане искал,
пьяный бред за правду приняв.

его речь всё же чем-то меня зацепила,
истина есть в его словах,
соль,
если хочешь,
вот лицо крокодила,
и всё это лицо в слезах.
как летом после дождя
все
эти
встречаются над твоей головой,
а ты хочешь спать
нестерпимо
и думаешь,
есть кто-то живой
и ещё,
что за сила всё сводит их вместе,
ведь говорить
не о чем
и только смеются,
как будто бы
это смешно,
а потом пьют,
орут
и дерутся
и ещё то,
о чём говорить
как-то
грешно,
а ты
один
на диване
этажом ниже
и каждый их звук
в окно открытое слышишь
и вот
в душе твоей темно
и понемногу
начинает ехать крыша.
в эту минуту начинаются вопросы,
не только к соседям сверху,
а всё больше к самому себе,
то влево,
то вправо
лихие заносы,
в ушах свистит,
как в трубе зимней ночью в деревне,
где жил ты всё детство,
где в первый раз в жизни
скрутил папиросу,
табак вперемешку с овсом,
где шёл через поле в деревню родную,
где ждал с палисадником дом,
а ты двигал и двигал
куда-то сквозь свежие травы сырые,
под самым дождём забирал не туда,
и стало прохладно
и ты носом зашмыгал,
и вдруг захотелось летать.
но ливень с грозою смешал всё с землёю,
и где-то совсем далеко,
где солнце лежало и поле лизало,
под вечер светало,
на горизонте на самом
горела земля,
огонь забирался,
то мигом взмывая,
то вдруг отступая,
по лесу,
сосновому лесу,
и было и страшно,
и здорово
видеть такое величие сил
существ неизвестных
местечек окрестных
и слышать их песню конца.
конца и начала,
чтоб всё прозвучало
опять и опять,
как будто бы снова,
в деревне ольховой
родится такой мальчуган,
который пойдёт побродить по деревне,
потом за околицу глянет
и смело покинет родные места,
увидев цветной караван,
а может быть, клин журавлиный,
иль просто поманит его сарафан.
парнишка вернётся.
а как же иначе?
иначе останется там,
бродить
и скитаться,
гоняться,
болтаться,
мотаясь по островам.
а в старой деревне
лишь ангел весенний
его не забудет,
и станет тоскливо,
когда тот зачахнет,
поскольку не будет
у ангела дел.
вернувшись домою,
сравняться с землёю,
чтоб с ангелом свидеться
и песенку спеть про осень,
конечно, про осень.
про листья,
про ветер,
про долгие ночи,
про мокрые камни,
про серый туман. ...

так вот что.
ничего уж не будет.
мечты
всё
слепые огни.

друг мой.
друг?
мой?
а есть ли ты вообще?
наверно,
есть,
раз я тебе пишу.
ты не подумай,
что я так плох,
что со всеми прощаюсь.
а то представишь ещё,
что это без выдоха вдох,
что я то спускаюсь,
то поднимаюсь,
как лошадка,
на чьих ногах шерсть мягка,
словно мох.
зелёное когда-то станет серым,
летняя звёздная ночь засыплется
январским снегом серно-серым,
тебя и меня отксерят
и будет похожий на нас,
среднее тебя и меня, серым.
обычным.
серым.
наш серый человек -
не мой,
не твой,
а наш -
победил,
переубедил,
в судьбы наши нагадил и наследил,
оставив след от вил.
а всё, что смог сделать я -
надпил
между головой и телом,
из петли вынули бессильного
серые,
спасибо им?

не вздумай считать там,
что я потерял свою линию жизни
и перестал её гнуть,
я вижу,
похоже на то,
неплохо бы глубже копнуть.
смотри,
я согласен считаться с тобой,
покуда ты серым не стал,
иначе придётся трубить отбой
и начинать всё с начала начал.
ещё ты мне скажешь,
что один поэт,
считавший себя одним,
когда-то сказал,
в жизни смысла-то нет,
поэтому можно уйти.
уйти - ненормально,
это знаю и сам,
остаться - невесть зачем,
ну так что,
опять по островам,
в поисках
вечных сюжетов и тем?
не смейся, дружок,
но я в тупике,
но нету совсем здесь тупых,
и пики наших тузов в глубоком пике,
кончать уж пора этот стих.
выхода нет,
как в песне поют.
вернуться назад?
увы,
на желанных воротах стоит седой,
ах если б собраться всем
и
...
у каждого ведь имеется даль,
куда он хотел бы попасть,
там есть она
и нет ни краль,
ни королишек не в масть.
родные тройка, семёрка, туз,
ну что плохого в игре?
я лично отнять все карты берусь,
как только придём мы к норе.
ну что, мы собрались,
поверив в себя,
оставили путь в темноту
и взяли с собой
сны,
любовь
и мечту,
надежду
и доброту.
колода неволи оставлена там,
колода картишек с собой,
чтоб не было скучно в дороге всем нам,
мозги чтоб не стали трухой.
дорога длиннее казалась,
но вот,
уже мы пришли к стене,
потопали вдоль
и у ржавых ворот
увидели стражу в броне.
седой человек
в платье сером из стали
ходил всё туда-сюда,
и серые птицы
в сером небе кричали
и с неба летела вода

седой человек,
ты не смеешь
стоять здесь
и требовать,
уйди же по-доброму
с нашего пути,
пришли мы тебя прогнать,
дорогу освободи.
а он засмеялся,
вы косноязыки,
такие же вы,
как я,
зачем же
друзьям
и товарищам
лики всё попусту
корчить и рвать?
попадали братья в гримасах ужасных,
без копий пробиты тела,
зачем же тогда мы играли опасно,
всё было напрасно,
нас вера в себя подвела.
я понял одно,
надо бегством спасаться,
но в этой людской суете
заметил - к воротам
реально пробраться,
а те на одном болте.
порыв будто ветра,
вот так я промчался,
иду на таран старика,
он дёрнулся в сторону,
до ворот уж остался
лишь метр,
моя цель близка.
и все за спиною моею остались,
и выбит ногой этот болт,
какая удача,
прорвался,
прорвались,
мир новый
и красен,
и жёлт,
и бел,
и коричнев,
и зелень,
и синь,
и июнь,
а там на холмах
видны уж домишки,
луч солнца и весел, и юн.
девчата идут,
щебечут, как птицы,
смеются, улыбкой слепя,
а вон и она,
нужно было проститься,
чтоб встретиться годы спустя.
такая ж, как прежде,
идущая вроде со всеми,
но только лишь вроде,
привыкшая к этой среде,
но тоже похоже, что вроде,
в немаркой одежде,
по пояс идёт в лебеде.
и вот уж в надежде бегу я навстречу,
приблизился и - в глазах пустота.
и смех раздаётся откуда-то свыше,
но вот уж и сниже,
всё ближе
и ближе
смеются
со всех сторон.
потом нервный стон.
крик ворон.
это был сон.

пора всем нам по островам

28-31 октября 2016