Трагическое стихокритическое

Каждый знает, что писатель – очень тонкая натура
И особенно ранима, если пишет, блин, душой.
Он надеется, что в строчках – он, конечно, первый гений,
И в фантазиях он видит – рукоплещет шар земной.
Дамы пальчики ломают и жуют платочки в рюшах,
Обливаются слезами и скучают день и ночь…
Или альфовые звери девам рученьки целуют,
На руках несут со сцены прямо в ложе, где шампань.
 
Так поэт лежит – мечтает, возле уха трели птичек,
И за ухом возбудилось вдруг гусиное перо…
Он строчит, потеет, пышет, шелестит своей бумажкой
И надеется, что завтра будет очень знаменит!
 
Но беда – такая штука, что приходит самовольно
И не спрашивает тихо – ты тут гений или нет.
Так приходит злобный критик!
Он ругается словами, говорит про ритм и рифму,
И бормочет всякий бред. Рвёт руками твои строчки,
Чем плюёт поэту в сердце – издевается, наверно, этот злобный лилипут…
 
И когда поэт ужасно прям расстроен, словно струны,
Он краснеет очень сильно – это значит, он сердит.
И встаёт он резко-резко, так, что стул гремит ужасно,
И несётся в канцтовары – покупает пластилин.
 
И потом, в ночном покрове, тихо лепит, злобно скалясь
Морду злобного убийцы, что строку его сгубил.
И выделывает ручки, ножки, пузико и уши…
А из рваненьких бумажек шьёт одежду дураку.
И потом хватает ручку, что с пером большим железным,
С громким криком: «Ах, скотина!» он вонзает в глаз перо,
Тычет в пупик, тычет в носик, рвёт кусочки пластилина,
А потом катает в шарик и швыряется в окно.
 
И летят шары-кометы над ночным и городами,
И никто-никто не знает, что когда-то критик был.
Тихо падают кусочки, и пищат, слезу роняя,
И кричат, что мы не будем больше плохо говорить.
Ну, верните нас обратно, мы, конечно, станем лучше
И стихи хвалить мы будем, на все штуки наплевав,
Потому что неудобно быть кусочком пластилина.
И вообще – домой охота, там и дети и жена…
Вы простите, нас, поэты, мы не будем больше, честно!
 
Но смеётся злой пиитщик, и катает пластилин.
Говорит, что в канцтоварах он купил так много пачек,
Что теперь никто не сможет никого критиковать.
 
И смеётся, точит остро он перо от ручки-крючки,
Представляя, как проколет он ещё какой-то глаз.
И молчат теперь, как рыбы, критиканы-критиканши.
 
 
Потому что неохота так вот страшно умирать.