В некотором царстве одного государства

***
  В  некотором  царстве  одного  государства  с экрана телевизора  темнел
бархат Багдадского неба.
     По его  поверхности то тут, то  там  рассыпались бриллианты  и  сапфиры
ракетно-бомбового удара.
     Там  же,  за  прахом  глиняных  дувалов,  осыпались розоватые  лепестки
персиков  по   пути  задевая   нежностью  своей   поверхности  за   белесые,
мягко-угловатые  души   благоверных  мусульман,  спешащих   целыми  охапками
устелить подножье небес.
     --  Суки  --  не выдержал Евгений  Петрович, имея в  виду  все  тот  же
телевизор,  но   обращаясь  уже  к  семейству  астрологов  греющих  руки  на
предсказаниях о войне, -- лучше бы предсказывали  кого убить должно, чтоб их
ко времени спрятать, а то только себя выпячивают.
     Он еще  сказал  несколько  слов  окончательно определяя  границы  своей
гражданской позиции и посмотрел в  сторону  кухни, как  бы  желая услышать в
посвисте закипающего чайника полную правоту и подтверждение ей.
     Кстати  сказать  родившийся  в  свою  эпоху он  сам, даже физически  не
избежал  общих  основных ее черт; указательный палец  его  правой  руки  был
длиннее одноименного левой и,  когда разгибаешь их промерить  металлической
линейкой,  то  полученная разница,  при  вычитании  одного  из другого,  при
наложении  ее  на политическую  карту  мира,  легко  накрывает  собой страны
Бенилюкса и потому сам палец называли "курковым",  а самого владельца тотчас
определяли в группу по подготовке снайперов.
     Однако  же Евгений Петрович напрасно надеялся на огневую  поддержку  со
стороны хозяйственного блока,  почему? понять он  не  мог  и потому остается
догадываться  о  днях  его  детства, о  первой любви  в стенах  ремесленного
училища  и  мечте  о   собственной  голубятне  унесенной  пожаром  вслед  за
родителями, а чайник же существо подвластное позабыто стоял на столе и рядом
совсем венчик огня бесполезно дышал кухонным воздухом,  иногда вздрагивая от
невидимых  причин связавшим  его  со  всеми  двенадцатью  уровнями  внешнего
космоса.
     Переполнившись  негодованием  от очага Персидского  залива и боясь, что
одна из ракет может повредить стабилизатор о широкие крылья ночной бабочки и
сбившись  курса  и  вынырнув  из глубины экрана, уйдет открытою форточкой  в
направлении  микрорайона  за рекой  и  там полоснет палаш  пламени, и сминая
побеги  ночной тишины  покатятся пустые цистерны  мощного взрыва --  Евгений
Петрович выключил  телевизор и  от  него, еще  теплого, как  араба, походкой
собранной в пучок на непрочную нитку, двинулся на кухню.
     И  там, наяву, он  убедился, что чайник Черского завода  далек от  газа
Тюменского бассейна.
     -- Надо  же  --  сказал он себе и поставил  чайник  на огонь пожирающий
остатки сарая с ветхим скарбом содержания.
     Слава Богу -- вздохнула  старуха неожиданно хлынувшему дождю из чайного
носика  на  разгоряченную  плиту,  и  тут  же  подъезжали  красные  машины и
прекратили  пожар второй  степени  сложности,  а  Евгению  Петровичу  ничего
другого не оставалось, как поужинать в сухомятку;  он отворил холодильник
и   чреватые  внутренности  последнего  оглядели  кухню   сальными  глазками
любительской свинины.
     И раньше  ,  чем из-под  ножа брызнет аппетитный  запах  смерти,  из-за
кулисы  вышло  новое действующее  лицо  по  своему  усмотрению  и  ,не  имея
собственного текста в прямой речи, село перед человеком на задние лапы.
     Евгений Петрович  удивился  своему современнику и глядя на четвероногое
порылся в карманах брюк, намериваясь  отыскать природу животного и делая это
основательно докопался  до имени Альма,  но явно переусердствовал; во-первых
присутствовали посторонние  для  сучки  детали, а во  вторых  ее  удавили  с
лишаями  еще  в те,  доисторические,  времена, когда  сам  Евгений  Петрович
отзывался  в кругу жизненных  интересов  на  прозвище  "кукуруза"  и обидное
прозвище не предвещало в нем кавалера будущих орденов и медалей.
     От  досады он зарезал приличный колбасный круг и кинул  его  от себя  и
пока тот  летел над широким столом, пролетал спинку разбитого стула, едва не
задел истертый до основания веник он  копейка за копейкой  посчитал ближайшую
жизнь и с последним рублем понял, что колбаса была куплена на собачьи деньги
т.е. оставленные ему на прокормку и присмотр за собакой ее хозяевами пока те
будут сначала искать  тайну  Тунгусского метеорита, а когда найдут и положат
на.  примутся  быстро  ее  раскрывать,  чтоб  успеть  к началу учебного года
вернуться в Москву и встретить дочь с юга." Фафкой  его зовут" --  донеслось
до Евгения Петровича, но как не оборачивайся и не верти головой на шее , ему
не  удалось отыскать владельца подсказки, который уносимы течением  времени,
еще слышно донесся из прошедшего начала июня, но для глаз уже не осязаемый и
не связанный ни с каким имением в друшлаге памяти.
     -- С тобой наверно,  выйти надо -- сказал  он псу по-товарищески и  тот
его понял и поковылял на лапах от таксы к двери.
     Евгений Петрович последовал за ней  находя в себе  удивление с чего это
он  согласился на собаку,  напрочь  не помня  приступы тошноты от  голода за
недели две до пенсии.
     "Допадался"  -- но  тотчас  опять  засомневался между второй и  третьей
пуговицей застряв нестандартным пальцем.
     Прохладный воздух стоял сразу же за дверями подъезда.
     Вступив  в  его  организацию Евгений  Петрович  ощутил себя объективнее
каждым членом своего организма и вкладывая вес тела попеременно в  очередной
шаг последовал за семенящей короткими лапами.
     Фафка увлекался в сторону пустыря, который таким не являлся и назывался
по  привычке,  где обычно с ним гуляли  отъехавшие хозяева и  говорили между
собой " детская площадка", "детской"называющаяся тоже по старой памяти, а на
деле  давно  приспособленное  под  свежее   пиво  с  костями  домино;  здесь
сопутствующие человеку запахи и следы его,  Фафка обобщал в  себе и полагал,
что  вряд ли  полнее может доноситься амбра со стороны рая навеваемая из-под
мышек ангелов.
     Фафка привычно  задирал  корявую  лапку и с  тоской поглядывал  на  три
темных окна своей квартиры: его первый раз не взяли с собой по старости.
     В те  минуты расставания Сергей  поглаживал  пса  и пальцами  перебирал
каждую  шишечку   на  голове  и  припухлости  на  боках;  ему  казалось  они
образовались от попадания  им, Сергеем, в Фафку толстым томом Агаты. тяжелым
домашним тапачком. когда  посреди ночи ни  с того  ни с чего принимался выть
своим существом.
     Но Фафка не помнил  нацеленные в него  предметы легкой  промышленности,
летящие  углом  области  мировой  литературы и  больше он  был,  как  один из
немногих  учеников,  благодарен  за  синяки и  внутренние кровоподтеки;  они
давали почувствовать страдание протекающее внутри тела и думать с надеждой:
     "Душа болит".
     Собаке  любой  в преклонном возрасте  отсутствие  души, а  через  нее и
возможности  спасения, угнетало  до вот  этого самого воя,  тем  более Фафка
понимал:  ни человек приручил его предков, а те сами, будучи хищниками нашли
в надкушенном человеке  нечто большее чем  сладкое мясо и ускользающее между
зубов, как быстро  не  старайся  сомкнуть челюсти и они  пришли  к  человеку
перенять у него то чем он в сущности не обладал.
     И  Фафка вот  уже  тринадцатый год ищет  точку  этого  соприкосновения,
представляя ее светлым пятнышком в  тесноте обступившего ее мрака и лишь она
покажетсяон оттолкнется от всего на свете и поплывет навечно к ней перебирая
лапами мягкие ткани набегающих волн.
     -- За  кошками  опять бегает  --  показывая  на собаку, говорил Татьяне
Сергей и та улыбалась о чем-то своем и просила не разрешать заходить Фафке в
спальню:
     --  Тебе  не приходится днем  гулять  с  ним, а я от  стыда умираю;  он
гоняется за подружками и на спину их опрокидывает.
     Облегчившись Фафка не стал задерживаться, он подошел к сидящему Евгению
Петровичу и ткнулся в его твердую ногу.
     От  толчка человек  вздрогнул  и  возвращаясь  из  забытья  обрывистыми
тропами  сознания,  провалился  в  середину сорок  третьего, на  дно огневой
ячейки  в  тот  ее  момент,  когда миномет прямым попаданием  в  соседнюю  ,
придавил  Евгения Петровича  и он ошалевшими  глазами видит течение  быстрой
Верчи и нем мелькает белое пятно Колькиного лица.
     По  прошествию лет  Евгению Петровичу  удалось быстро освобождаться  от
земли  и первым делом он  кидался на  помощь своему  земляку  оказывалось он
попадал в поток прохладного ветра открытого окна.
     Первый  раз   спасла   случайность,   потопом   сердобольные   старушки
пригляделись  к летающему  из  окна  человеку и наковыряли огородик  под его
траекторией, предвосхищая ее буйной  петрушкой  и  укропом, на  них глядя  и
молодые мамы,  чьих детей вся  жизнь  впереди, интуитивно  натянули бельевые
веревки, чтоб ползунки  и  детские распашонки приняли  его на себя тем самым
выражая благодарность, которую вряд ли иначе можно донести.
     И кто знает, может общими усилиями удастся спасти.
     --  Ну, сучок, ты  меня и  напугал -- вставая  с тверди, не зло обронил
Евгений Петрович, --
     -- одна Катерина будить умела. Ну что домой что ли?
     Наконец наступала полная тишина, Фафка не по-собачьи вздыхал постепенно
утопая в перине набухающего сна, почти у самого дна его он попал на прогулку
со  всеми  вместе и на  широкой, откуда ни возьмись,  доске,  подталкиваемый
любопытством, начал путешествие в широкой  трубе и  его несло  к светящемуся
вдали выходу, он рос и вместе с ним усиливался шум обрывающейся вниз воды и,
когда выход неумолимо приблизился и захватывало дух  его неожиданно вознесло
вверх и он залаял, лаял и облизывал перепуганные лица Сергея и Тани успевших
добежать до конца и подхватить раньше.
     ... же  мой  бо...  сквозь ширмочку  сна  услышал Фафка  и настороженно
поднял голову от незнакомого слова; Евгений Петрович сидел на диване и одной
ногой ловил тапочек, одновременно пытаясь встать.
     И  не всталтело, словно спущенное с бантика, развязалось и переломилось
в слабой середине; спина привалилась к  стене  и тапочек, пойманный  на  два
пальца,  покачивался  затухающим  маятником,  а несколько  мгновений  назад,
заживо произнесенные  слова продолжали звучать и  ложась на сквозняк, как на
музыку, потянулись к вытяжной отдушине.
     И Фафка понял, что произошло  с  человеком, он  лишь не знал, что дом в
такие  минуты  ничем  не  отличается от соборного  органа, а каждая квартира
служит деталью духовому инструменту и чем выше возносятся слова, тем сильнее
их  закручивает  вокруг оси так. что они обретают право  просить  за всякого
человека, хоть однажды сложившего губы и напрягшие горло произнести их.
     -- А я, я -- закричал Фафка и заметался по прихожей.
     По  мере тайны происходящей с Евгением Петровичем, внутренний  свет его
пробирался наружу и  перитекая к голове, собирался в каплю на тонкой ножке и
готовой вот-вот оборваться.
     Фафка  застыл в  отчаянье  и  инстинктивно  остановил  дыхание;  белые,
черные,  круги  поплыли  перед глазами  и  только они  начали  взрываться от
напряжения, он понялпора и бросился к человеку.
     С  широко   раскрытой  пастью  летел,  так  ему  казалось,  гигантскими
прыжками,  стараясь вместе с воздухом  схватить сумерки  жилища,  беспорядок
брошенной обуви,  кусок темного неба виднеющегося между  штор  и  непременно
хочется добавить канистру бензина взорвавшуюся  в гараже инвалида, чтоб они,
прокатившись по его дыхательным путям, протаранили насмерть Фафкино сердце.
     После очередного прыжка он не коснулся передними лапами  пола, оставляя
его под собой, оставляя и тело, уцепившееся пастью за голую пятку.
     -- Я, я...-- кричал кобелек охваченный нечаянным светом со всех сторон.
Так  они оба  уходили  из поля  зрения  и,  когда  оказались  бесконечно  на
расстоянии моей вытянутой руки,  я  лишь мог догадаться,  что они  слились в
перспективе, эти два родимых пятнышка с одной ладони.