Баллада
Как звезда на седой небосклон,
Поднялся человек, в облаках разливая кровь.
Он хорош был собой и умён,
Верил в славу и деньги он,
Но в одном был дурак: не желал он поверить в любовь.
Он шагал по людским головам,
И людей почитал он за хлам,
И склонялись пред ним, отдавая за деньги честь.
Кто не верил его словам,
Предавался мечам и камням…
Было много могил, а продавшихся было не счесть.
И десятки блестящих девиц,
Свою гордость роняя ниц,
Отдавались ему, из корысти желая любви.
Слишком много увидел он лиц
Потерявших стыдливость юниц,
Их пустые глаза не наскучить ему не могли.
Он всегда о любви разговор
Почитал за бессмысленный вздор,
Но наследник был нужен ему, чтоб удерживать власть.
И, суля непокорным позор,
Многолетний продолжив раздор,
Для себя дочь врага повелел он однажды украсть.
Розовеющий утром восток,
Юной жизни невинный росток,
Кроме счастья она не успела познать ничего.
Словно дикий наивный цветок,
Отрицала, что мир жесток.
Он её соблазнил, а она полюбила его.
Она верить готова была,
Что судьба их недаром свела,
А ему в оправдание прежним жестоким делам.
Его глаз непроглядная мгла
Её светлой души не сожгла,
И она в нём увидела то, что отринул он сам.
И казалась глупа и смешна
Ему нежного сердца весна.
Он смеялся над ней, но всё больше меж тем привыкал.
Воплотив его прихоть сполна,
Ожидала ребёнка она,
Но рождения час для него часом гибели стал.
Не сумела недуг превозмочь,
И скончалась она в ту же ночь,
Но в ребёнке ему завещала частицу души.
Лекаря не смогли ей помочь.
А тиран принял на руки дочь,
И не мог он понять, что за зверь его сердце душил.
Тихо новый цветок подрастал.
Кудри дочери он целовал,
С нею он был отец, а с другими – внушающий страх.
Новых женщин к себе приближал,
Но порою пред ним представал
Хрупкий образ и ласка в наивно раскрытых глазах.
Оставлял он лишь словом своим
От владений врагов прах и дым,
И в наследницы дочь себе прочил он после конца…
Но судьба посмеялась над ним,
Всё устроив порядком иным,
И в болезни дитя раньше срока ушло от отца.
Не желал принимать эту весть
Властелин, отрицающий честь,
И впервые подумал, что выбрал дорогу не ту.
И с тех пор ни придворная лесть,
Ни война и кровавая месть
Не могли его сердце утешить, изгнав пустоту.
И тогда он нашёл средь могил
Ту, где первый цветок хоронил,
Где травой зарастали венки поистлевшие роз.
На коленях прощенья просил,
Что дитя неумело хранил,
А глаза не могли уже плакать, отвыкнув от слёз.
И впервые рассеялся мрак,
Его сердца раскрыв саркофаг,
И вошла туда совесть, нещадно когтями скребя.
Думал он: «Мир устроен не так,
Как считал ты, несчастный дурак!..
Ты не верил в любовь, и она наказала тебя!..»
Не желал он позволить губам
От душою заслуженных ран
Боль облегчить, на волю единожды выпустив стон…
И не ведал бессильный тиран,
Поднимая глаза к небесам,
Что две чистых души там с любовью молились о нём.
Свидетельство о публикации №117032106940