Перевод Emily Bronte. Remembrance

Памяти***

Ты далеко, и, верно, там тебе тоскливо:
Глубокий снег, могила, холод под землёй.
Но разве я могла забыть твой лик любимый,
Пусть даже времени снесённая волной?

Теперь, когда одна, и мысли на свободе,
Я к северному берегу хочу лететь,
Твоя душа где в горных грядах вечно бродит,
И вересковая её кружит метель.

Пятнадцать декабрей пережидала холод
Из тех холмов, оттаивая по весне.
Как верен дух, который всё до капли помнит!
Страдания и годы… ты всё нужен мне.

Прости, о юности любовь, за те моменты,
Когда несёт меня в водоворот судьбы –
Желаний и надежд пустых бываю пленной.
Не все ли мы по жизни грешны и слабы?

Но веришь ли, что рада свету бледных лун, и
Рассветный солнечный поток не вдохновит меня.
Лишь только ты и знал божественные струны.
Что ж на могильный холод счастье обменял?

Сны золотых мечтаний не тревожат душу –
Я стала привыкать и к боли, и к тоске.
Мне смехом радостным печали не разрушить,
Не разделить и счастья более ни с кем.

Как позабыть о бесполезной, дикой страсти,
Отнявшей силы, соки выпившей до дна?
Я знаю, что вернуться ты, увы, не властен,
Как ни устала у могилы быть одна.

Но, тем не менее, я всё еще живая,
Хотя былого не вернуть, не воскресить.
Мне жить, душою постепенно умирая.
Лишь боги знают то, на сколько хватит сил.

Remembrance
Cold in the earth — and the deep snow piled above thee,
Far, far, removed, cold in the dreary grave!
Have I forgot, my only Love, to love thee,
Severed at last by Time’s all-severing wave?

Now, when alone, do my thoughts no longer hover
Over the mountains, on that northern shore,
Resting their wings where heath and fern-leaves cover
Thy noble heart for ever, ever more?

Cold in the earth — and fifteen wild Decembers,
From those brown hills, have melted into spring:
Faithful, indeed, is the spirit that remembers
After such years of change and suffering!

Sweet Love of youth, forgive, if I forget thee,
While the world’s tide is bearing me along;
Other desires and other hopes beset me,
Hopes which obscure, but cannot do thee wrong!

No later light has lightened up my heaven,
No second morn has ever shone for me;
All my life’s bliss from thy dear life was given,
All my life’s bliss is in the grave with thee.

But, when the days of golden dreams had perished,
And even Despair was powerless to destroy;
Then did I learn how existence could be cherished,
Strengthened, and fed without the aid of joy.

Then did I check the tears of useless passion —
Weaned my young soul from yearning after thine;
Sternly denied its burning wish to hasten
Down to that tomb already more than mine.

And, even yet, I dare not let it languish,
Dare not indulge in memory’s rapturous pain;
Once drinking deep of that divinest anguish,
How could I seek the empty world again?