Танго для птиц и бабочек

 

Две тени — бабочки и птички —
на солнечном экране тюля
(нет — в октябре, а не в июле,
теплом нечаянным согреты)
самозабвенно, упоенно
танцуют трепетное танго.

Поглощены друг другом обе:
то разомкнутся, то сольются,
рисуя странные фигуры
на фоне призрачного сада,
застывшего в ячейках тюля.
Влекомы музыкой волшебной,
они никак уже не могут,
круг завершив, остановиться.

Две тени — бабочки и птички...
Как подошли они друг другу:
в наиважнейшем чем-то схожи
и в соразмерности прекрасны,
а как отзывчивы в движеньях —
где отыскать такую пару?

Они, рождённые для танца,
послушны только вдохновенью —
свершают таинство, в котором
в партнёрстве обрели опору
две благороднейшие школы
очаровательного танца.

Какие лёгкие объятья,
какая слитность очертаний,
какая дивная беспечность —
улёт натуры в бесконечность!
В реальной плоскости пространства —
полёт фантазии прекрасной.

Как будто музыки нездешней
им слухом удалось коснуться,
единым существом впорхнувши
в мир солнечного ликованья:
седьмое небо слишком близко —
есть заглянуть туда желанье.

А между тем, теневладельцы,
разделены стеклом оконным,
увлечены игрой исконной —
кто не играл в неё порою,
врасплох подаренной судьбою —
алчбой и судорожным страхом?

И лёд стекла не остужает
поползновений жадной птички,
зато надёжно защищает
прервавшую род зимней спячки
за шторой в комнате прохладной
царицу солнечного лета.

Тут буйство красок торжествует,
плоть вопиет и вожделеет,
свершая жизни круг, — собою
круг чьей-то жизни прерывая;
тварь милосердия не знает,
хоть с виду, вроде бы, и птичка.

Но я забылся — в упоеньи
слежу движенье лёгкой тени:
тут танец жизни – а не смерти,
и тень моя танцует танго,
единый абрис обретает
и тает — с бабочкою-птицей.