Дурацкое о смысле всего. Апокриф

Он появил меня на свет, когда во мне ещё ни лет, ни зим, ни снов, ни площадей, ни опрокинутых идей, ни перекрёстков, ни дверей в родных до слёз моих людей не намечалось. Плыл февраль в свою светящуюся даль, а за окном на сломе ветки мерцала капелька дождя, и целовались малолетки  в проулке имени вождя. И я забыл о нём, пока, лет через семь, на облака не посмотрел, услышав, как летит земля сквозь вечный мрак. Летит, а он совсем один мир сочиняет из глубин своих и плачет от того, что сочинил совсем не то, о чем мечтал, чего хотел. А я в глаза его смотрел и улыбался без причин. Потом, когда мной роль мужчин была примерена сполна, и сорок пятая весна цвела влюблённостью мальчишки к предмету высшей красоты, и воплощались вдруг мечты, подобно молниевой вспышке, он мне сказал, что смысла нет, есть только жизнь и звёздный свет, сверчок за печкой и стихи, росток, что вырос из трухи когда-то дерева, печаль от ранки, ветер, моря даль, твой смех, и тысячи сюжетов на тему: «как я был поэтом».