Сказка Русалочка

В неистовой потребности любить,
Мы не оглядываясь, не щадим себя и  губим,
И хоть "от пропасти на волосок",
Мы задыхаясь снова ждем, обманываемся,
О, это счастье! – ЛЮБИМ, ЛЮБИМ, ЛЮБИМ!

   Светало, наступало  неизбежное утро. Из-за горизонта вываливалось огромное солнце, льющееся миллионами отсветов в море. Волны переливались в солнечном свете серебряными искорками. Откинув покрывало ночи, в розоватой  дымке открывалось нежно-голубое небо.

  Огромное море простиралось платиновым зеркалом среди великолепия прибрежных скал. С приходом утра, волны становились спокойнее. Их тихий плеск  и чистое небо обещали жаркий день. Ароматы влажной, морской прохлады и цветущей магнолии окутывали берег, слышалось робкое пение проснувшихся чаек, которые суетливо слетали с облюбованных ими скал. Они не стремились к полету, суетились на песчаном берегу, расправляли крылья,  подставляя их первым солнечным лучам. Иногда они лениво пробегали вдоль берега, оставляя следы на мокром песке, выискивая какую-нибудь живность, намытую волнами прибоя.

  Берег, изрезанный скалами, выступающими в море или обрывающими вертикальными отвесами, манил к себе. Завораживал  красотой таинственных,  величественных гротов, убаюкивал  теплыми лагунами с прозрачной, изумрудной водой.

  Спрятавшись в укромном месте,  в маленьком уступе скалы, можно подолгу сидеть,  чуть прикрыв глаза, тем самым рассеивая свет и всматриваться в манящую, голубоватую даль. Твоему взору ясно представятся разные, непостижимые, сказочные образы.  : гордые и мужественные Витязи, мифические животные, несущаяся колесница, играющие дети, плачущие Девы, Мадонна.

   Вдали слышится бушующий, спадающий, бурлящий поток горных холодных, стремительных рек, сбегающих  вниз по скалам. Вода,  извиваясь витиеватыми струйками,  течет по узорчатым рельефам впадин. Бежит, несется, стекая ледяным потоком в огромное море, сливаясь с его теплыми водами, смешивая свои прохладные капли. Безудержным  потоком стремится вниз, огалтело гремя, раздаваясь раскатистым эхом в горах.  И какая это сила, напор, этот неуемный бег и вечное стремление биться об острые камни и литься по мшистым склонам вперед, чтобы блаженно раствориться в огромном мире водного пространства океана. Разбрызгивая капли, взметая тысячью брызг вверх, переливаясь на солнце, играя разноцветьем радуг.

   Панорама берега с его замысловатыми рельефами живая, динамичная. Стоит спуститься вниз к морю или же наоборот подняться вверх по скалам к самшитовым рощам, ты увидишь новые причудливые  образы.

  Однажды гуляя вечером по берегу, я увидела скалу, которая острыми краями врезалась в море, дальше была тихая лагуна с небольшим каменным островком. В вечернем зареве, скала отражалась в воде, длинная тень напоминала девушку с разметавшимися волосами, стройным телом и рыбьим хвостом. Местные жители называли эту скалу русалочьей. Как давно так стали называть, никто не знал, но многие из уст в уста пересказывали одну историю.

  Ох, уж эти истории! Сколько их: таинственных, придуманных,  реальных,  роковых, веселых, поучительных, трагических, любовных. У каждой истории свои герои, события. На каждого любителя историй  – своя, но всех, без исключения, волнуют истории о любви.

  Истории о любви: первой, счастливой, взаимной и неразделенной, возвышенной, жертвенной, единственной,  неповторимой, неземной, сказочной и, и, и…
 И я вам поведаю историю о любви.

   Загадочна человеческая душа в своем стремлении к любви и к счастью. Она, как горные реки и речушки, отчаянно стремится к теплу и единению. А происходит  это потому, что  кто-то там, на небесах наделил человека неуемной потребностью любить, дал огромное количество энергии любви и еще в придачу каким-то неземным отношением к чувству любви.

  И вот так случается, что эта энергия копится, рождается столько неизрасходованной нежности, и ты становишься опасным.  И, тут встречается человек, быть может, совсем случайный  и ты обрушиваешь на него все это данное тебе от Бога. А когда не встречаешь, ты его придумываешь и наделяешь разными благодетелями. А этому человеку и не надо столько, ему всего хватает. А твоя накопившаяся энергия сжигает тебя изнутри. Ты, как белый, маленький, наивный мотылек, летишь на яркий свет, не зная, что это - безжалостное пламя. А  магический свет неудержимо тянет, и ты мчишься навстречу, отчаянно махая, нежными крылышками, у тебя нет страха, что ты можешь  опалить свои  крылья или погибнуть в этом сладостном огне.

  Потребность в любви заложена в каждом человеке. В ком-то больше, в ком-то меньше. Иногда люди с неуемной силой любят только себя, а на других у них нет сил, ибо они так увлечены собою.  Но встречаются такие индивиды, словно из другого теста. А может быть эти люди  с другой планеты, с избытком энергии любви.  А может не избытком, а наоборот достаточным количеством энергии, чтобы быть счастливым?

   Всходит солнце, скользит по морю по блестящей, золотой дорожке и ныряет в рыбацкие деревушки на берегу, сколько их разбросано, не сосчитать.  Все они разные: уютные и не очень, приземистыми и бедными лачугами из ракушечника, реже белоснежными избенками, увитыми плющом. Но всех их объединяет рыбацкий промысел, запах рыбы, растянутые сети  на берегу, рыбацкие баркасы и смоленые лодчонки разного рода. А еще отчаянные походы рыбаков в море и преданное ожидание женщин. Будь эта постаревшая мать, молодая жена или сестра, вся их жизнь – встречи и расставания.

   Когда женщины, разделавшись со своими многочисленными делами по дому, уставшие, идут в сумерках вечерней зари к  морю,  вглядываются в бескрайнее море, неистово молятся за благополучное возвращение своих близких и дорогих сердцу мужчин. Иногда,  кажется, время останавливается. Если день пролетает в хлопотах незаметно, то ночи, одинокие, тревожные, проходят в беспокойном сне, скорее не сне, а полудреме. И эта тревога живет в каждой клетке, тяжестью висит в воздухе, словно вдохнул и не можешь дышать полной грудью до того мгновения, когда  на горизонте мелькнет парус просоленного баркаса.

  И тогда, даже пасмурный день, становится вдруг, наполненный солнечным светом.  Все,  от мала до велика, высыпают на берег. И женщины, старики, ребятня встречают рыбаков. Рыбаки вымотанные, уставшие, пропахшие насквозь рыбой, с обветренными, загорелыми, черными лицами, сдержанно улыбаются, сходят на берег. Поднимают на руки ребятишек, целуют их шершавыми губами, сдержанно обнимают жен и матерей, глазами ласкают стариков, словно оставляют на потом радость, не для чужих глаз эта радость.   Это все длится недолго, какие-то мгновения. И это мгновение быстро сменяется суматохой, опять еще немного усилий над собой, своей усталостью, надо выгрузить улов, разделаться быстро, чтобы вечером завалиться домой, а чаще в таверну,  и запить изнеможение крепким горячительным, растворить разбитость и погасить тревогу.  И день сменяет ночь, и все дни, похожи один на другой, течет стремительное время в круговерти рыбацких будней.

  Не все разделяют радость встречи, они скорее в этот день стараются быть незаметными и никому не напоминать о том, что не всем дано вернуться домой. Иногда вместо радостного  возвращения прибьет к берегу обломки старого баркаса, да несколько тел несчастных моряков.  Не всех моряков море возвращает на берег, забирает навечно в свои глубины, и маются их неприкаянные души, нуждающиеся в бесконечной молитве.

  Вот  и сегодня, на рассвете, когда только взошла нежная, утренняя заря, мелькнул на горизонте белый парус рыбацкого баркаса, Милена спешно зашла в дом. Начинался новый день, с моря тянуло соленой прохладой, робко щебетали птицы, в окно пробивались первые лучи Солнца. Милена села напротив колыбели ребенка и стала любоваться, как ласковые лучи скользили по милому личику белокурой девчушки, она сладко спала, улыбаясь во сне, раскинув беззаботно свои пухленькие ручки с розовыми складочками.

  Она еще малышка, она еще живет теплом и  улыбкой мамы и не ведает страха. Она доверчива, открыта миру и любви. А сердце матери, уже беспокоится и болит: «Доченька, мое синеокое чудо, кому ты отдашь свою силу любви, кому будешь предана? Сердце твое юное, трепетное,  доброе, доверчивое кем будет предано? Сколько синего моря прольется из твоих глаз, хватит ли тебе сил справиться с сокрушительной силой любви? И не перестанешь ли ты верить в ее силу? В какую ловушку попадешь по своей доверчивости, наивности и неопытности? И дай Бог тебе выбраться из этих ловушек и стать счастливой». И Милена обращается в молитвах ко всем силам небесным и неустанно молится за своего маленького ангелочка, свое маленькое чудо.

  Милена погрузилась в думы, вспомнила, как один день осени изменил всю ее спокойную и размеренную жизнь. Тогда осень вступала в свои права.  Близился конец октября. Все чаще море утопало в утренних, непроглядных туманах. Море становилось беспокойным, опасным, часто шторм не давал выйти рыбакам в море. Редкие дни, как последние отголоски лета, были солнечные, море успокаивалось. В эти моменты рыбаки, полные надежды на милость природы, уходили в море.

   И муж Милены,  в очередной раз, отправился в море. Он был красив, удачлив и уверен, что старец морских глубин, добрый и мудрый Нерей  оберегает его от стихий в море, а синекудрый повелитель морей Посейдон смилостивится, и не будет терзать его старенький баркас штормовыми волнами.

   Ничего не предвещало беды, был обычный день, как и много других дней, светило осторожное октябрьское солнце, бескрайнее море было спокойно, легкие волны ласкали песчаный берег. Милена сидела у низенького окна своего дома,  за своим обычным занятием, латала холщовые рубашки мужа. Она смотрела на море, вдали, у горизонта гасли последние лучи солнца, темнело, только слышался шум моря и последние крики чаек, громоздящихся  на прибрежных скалах.

  Уставшая, она задремала на стуле, выронив шитье. Сладкая истома разлилась по всему телу, в полудреме Милена увидела яркий свет и к ней явилась прекрасноланитная Кето и сказала: «Море заберет у тебя самое дорогое, но ты обретешь, то о чем мечтала». Сказав это, Кето превратилась в уродливую старуху, засмеялась, и из ее рта начинали вылезать зеленые Горгоны.  Милена хотела закричать, но судорога сковала ее рот, в ужасе она проснулась, глаза застилали слезы.

  Тихий вечер сменился ужасной грозой, исполинские молнии разрывали небо, оглушительно гремел  гром, сливаясь с грохотом разбушевавшегося моря, которое  бурлило неистовыми огромными волнами, ревело и  громыхало, словно все ужасы моря слились воедино. Лил проливной дождь, хлестал в окна, над морем стояла темная, беспросветная, тяжелая мгла. Милена опустилась на колени и стала молиться, взывая ко всем Богам Вселенной. Всю ночь она провела в молитве.

  Утром, еще беспокойное море, безжалостно выбросило все, что осталось от  баркаса да истерзанные тела моряков на берег. Мужа, Милены, синеокого Элия, среди моряков не было.

  Тяжела рыбацкая доля, безутешно горе женщины. Случилось непоправимое, словно все Боги отвернулись от избалованного фортуной  Элия.  И море навсегда затянуло в свои темные глубины рыбака. Привычный мир Милены разрушился на глазах, все, чему так было сердце радо, кануло в одночасье в небытие. И потекли дни грустные, серые, тусклые, безрадостные, тяжелые, со щемящей тоской в измученном сердце. В одиночестве, молитвах  и слезах проводила Милена долгие зимние вечера.

  Но так уж устроен человек.  Боль постепенно затихает, остается слабым тревожным отголоском в груди, тяжелым вздохом или редко скатившейся слезой. Приходит черед для вечной памяти и забвения, уже не такая острая боль в груди, а лишь холодок в сердце напомнит о потери.  Смирение тихонько селится в душе. Жизнь продолжается с новыми радостями. Иногда неожиданными и удивительными.

   Вот так и случилось с Миленой, радость пришла негаданно, нежданно, как  яркое озарение. Нечаянная радость, в которую невозможно сразу поверить.  Зимним утром Милена почувствовала недомогание, легкое головокружение, возможно от бессонных ночей. Она позволила себе дольше обычного пролежать  в постели. На следующее утро повторилось то же самое, только еще добавилось странное, необъяснимое, новое ощущение себя. Словно она не одна в этом мире, а кто-то смотрит на нее изнутри. И вдруг открытие себя новой стало светлой радостью: «Неужели это -  то самое, долгожданное». Она верила и не верила, радовалась, тревожилась и затихала, словно боялась спугнуть свалившееся на нее счастье. Она отчаивалась и плакала ночи напролет  из-за того, что никогда не разделит нечаянную радость со своим мужем. Вглядываясь в весеннее небо, подставляя лицо под ласковые лучи солнца, она все же верила, что ее Элий, любуется ею с небес.

  В прекрасное, весеннее утро, окутанное розовой дымкой рассвета, раздался отчаянный крик ребенка, этот плач возвестил миру: «Я явился на свет, радуйтесь!» И мир ликовал: брызнуло радостное Солнце, птицы пропели утренние гимны, и все люди в рыбацком поселке плакали и ликовали от счастья, благодарили Бога за дар Его, за великое утешение для вдовы.

  В колыбели, простой деревянной зыбке,  лежало розовощекое чудо с белокурыми кудряшками, как ангел, спустившийся с небес. Девочка – красавица, с глазами опушенными белыми ресничками.  И казалось,  ее нарисовал сам Бог, который взял для глаз глубину и синь морей, и просинь неба, и полевые васильки.

  А девочка и впрямь, была чудом, Милена и не надеялась обрести это желанное счастье материнства, думала так и останется полуженщиной. В скольких молитвах, она просила Бога о том, чтобы он послал им детей, но все было тщетно и казалось, что она уже  смирилась с горькой долей одинокой вдовы. И вот лежит, это счастье в пеленках, сладко посапывая. Это нежданная награда, когда ты с замиранием сердца держишь ее на руках, целуешь нежно, вдыхаешь запах, самый удивительный, особый запах младенца,  когда малыш пахнет молоком, мамой и Богом. Девочка родилась на рассвете,  Милена назвала ее Альбой.

  С рождением ребенка у женщины начинается новый отсчет времени, вся ее жизнь становится, подчинена  ритму жизни малыша. Она радуется его первым шагам, первому слову, проводит беспокойные ночи, когда он болеет.  И, кажется, усталость ее свалит с ног, но женщина живет всегда на пределе возможного и невозможного, природа наградила ее неуемной энергией и неиссякаемыми силами.  В заботах и хлопотах проносится время, вырастают дети. И уже новый этап, ребенок все меньше нуждается в тебе, ему необходима возможность идти собственными ногами, чтобы обрести свободу и стать сильным.  И не каждая мать готова благословить своего ребенка на эту осознанную необходимость – свободу.

  Быстротечное, неумолимое время несется, не остановить. Вот и дочь Милены выросла в красивую девушку. От матери ей достался спокойный, веселый нрав, интуиция, особенная тяга к красоте, а  ее маленькая, точеная фигурка была точной копией матери. Белокурые волосы, вьющиеся красивыми, золотыми локонами, словно лен, спадали по плечам. Синие, с поволокой, умные, чуткие глаза Милене напоминали о муже. Глаза дочери были живые, шаловливые, с маленькими бесенками-искорками, часто меняющими цвет. В солнечную погоду они становились прозрачно-голубыми, как нежные лепестки отцветающих незабудок. В дождь они приобретали цвет серого графита или плотной, переливающей платины.  В вечерних сумерках или у моря – синие, словно лазуриты. И эти глаза ее понимала Милена, мать видела, когда они искрились счастьем или радостью новых открытий. Она видела их печальными, полными слез, и сколько не прятала Альба свою грусть за улыбками, глаза ее всегда выдавали.

  В деревне  девочку почему-то  не называли по имени, кто-то называл ее Белянкой, кто Златовлаской за красивые волосы, кто Летицеей за ее счастливую улыбку, но чаще звали Русалочкой за ее любовь к морю. Милене не нравилось это разноголосье имен и особенно ее расстраивало сравнение с Русалкой, что-то ей подсказывало материнское сердце, тревожилась она за судьбу дочери. Заглядывались  на Альбу молодые парни, да и молодых мужей жены старались провести другими улочками, чтобы не искушать лишний раз судьбу. Да только сердце юное, девичье было спокойно, как море в штиль, словно берегло силы для одного единственного.

  Долгими зимними вечерами просиживали Милена с Альбой за шитьем, зарабатывая себе на хлеб. Взрослеют дети, родители стареют, вот и Милена уже щурясь, с трудом вдевала нитку в иголку, а потом и вовсе стала поручать это дочери. Зима была затяжной, с промозглыми, влажными ветрами. Милена  слегла, полтора месяца она боролась с кашлем и болезнью, но все, же сдалась. Дочь не отходила от постели матери, варила отвары, меняла компрессы, молилась. К концу зимы последние силы покинули исхудавшее, изможденное тело Милены, с последним вдохом она благословила дочь на счастье и любовь и покинула этот бренный мир.

   Альба часто плакала, тоскуя о матери. Слезы безудержными реками текли по ее лицу, а печаль сковывала сердце болью. Тупая, разлитая, неуемная  боль не давала уснуть по ночам, поэтому очень хотелось наступления утра. Казалось, с    приходом первых лучей солнца, душа оттает, оживет. Бесцветие ночи утомляло, безысходность состояния не давала, хотя бы малейшей возможности успокоиться. И на смену ее озорной шалости и беззаботности в душе появилась грусть и смятение.

   Двадцать первую  весну Альба встречала одна. И это первая весна, когда ты перестала быть дочерью, это новое ощущение себя и мира вокруг.

  А весна пришла с  безоблачным, открытым небом, теплыми ветрами, цветущим многоцветием и одурманивающими запахами, словно хотела засыпать цветами печаль утраты. Жизнь продолжалась во всем ее многообразии. Цвели, облепленные шмелями и пчелами, фруктовые деревья,  слетались и суетились около гнезд птицы, море синими переливами манило к себе. Солнце, смеющееся, щедрое, яркое слепило глаза и ласкало теплыми лучами.  А в сердце у Альбы появилось необъяснимое, трепетное чувство ожидания, чего-то желанного, сладкого и неизведанного.
 
  Теплая весна незаметно перетекла в летний,  жгучий зной. В один из летних дней, к берегу причалил корабль.  Эта была редкая случайность, чтобы у причала стоял не старый баркас, а торговое  высокобортное судно с высокими надстройками на носу и корме. Корабль был ладно срублен из богатого ливанского кедра, трехмачтовый, с выбеленными на солнце парусами. Лишь острая необходимость в ремонте, заставила капитана причалить у бедной, рыбацкой деревушки.

   На следующее утро, Альба, вдоволь насладившись утренним купанием в море, поднималась по тропинке в деревню,  и неожиданно встретилась с капитаном судна. Она увидела красивого, молодого человека, он был хорошо сложен, стройный и подтянутый, у него были большие, синие глаза, он без стеснения смотрел на нее и улыбался божественной улыбкой.  Надо ли писать о том, что не ответить на эту лучезарную улыбку незнакомцу,  с румянцем на щеках,  восхительными ямочками на мужественном лице, было,  невозможно, не знаю. Альба улыбнулась в ответ, словно обменялась светом своей души и пошла дальше, ноги не слушались ее, она неловко запиналась о камни, ей хотелось убежать, но ее словно сковали его взгляды, которые она всем телом чувствовала на себе. Ей казалось, время остановилось, так медленно она никогда не возвращалась домой.

   Придя домой, она без сил, опустилась на скамейку в саду,  в тени раскидистого платана, сердце стучало тем особенным ритмом, когда ты чувствуешь, что встретил родную душу.

   День тянулся длинной, жаркой истомой, все валилось из рук,  и как бы ни силилась, Альба заставить что-то делать, заставала себя врасплох, растерянно сидящей, опустив руки. Она видела вновь и вновь перед собой эти зовущие, лукавые, синие глаза.

  Вечером, боясь себе признаться в том, что она жаждет встречи с незнакомцем, она причесала тщательнее, чем обычно, свои волосы, надела бирюзовое платье, достала нитку маминого жемчуга, надела украшение и отправилась к морю. Она по тропинке спустилась вниз к берегу, и прошла вдоль берега по воде, чтобы спрятаться за скалой от посторонних глаз.  Она отправилась к своему излюбленному месту живописного, скалистого берега,  где она, накупавшись после летнего знойного дня, подолгу сидела на большом камне песчаника, любуясь вечерним закатом.
  Каково же было ее удивление, когда на ее уютном месте, она увидела незнакомца. Она чуть не вскрикнула от неожиданности, он услышал, как она подошла, повернулся, улыбнулся и сказал: «А я тебя ждал…»

  Она села с ним рядом, и они долго говорили обо всем. Он ей рассказывал о морских походах, незабываемых  приключениях, полных опасностей, читал стихи, а потом неожиданно поцеловал в щеку.   Ее удивило то, что она не смутилась, поцелуй  был естественным, непринужденным и она просто приняла эту нежность. И вместе с этим первым поцелуем впустила в свое сердце любовь и протянулась невидимая, связующая  ниточка между ними.
 - Как я могу тебя называть? - робко спросила Альба.
- Зови меня, Амато, а тебя я буду называть Русалочкой.
Амато, сам того не ожидая, почувствовал будто всю жизнь ждал этой встречи, он никогда в жизни не встречал такой женщины с открытым сердцем, светлой душой, неизрасходованной нежностью и невероятной потребностью любить.   Он верил и не верил, неужели так бывает, видимо бывает.  Он забыл обо всем на свете. Дни и ночи напролет они проводили вместе, купались в изумрудных лагунах, любовались закатами и рассветами, слившись воедино под светом мерцающих звезд открытого летнего неба, они счастливые открывали друг другу объятия, и казалось, это будет длиться вечно. Но так уж устроена жизнь: дни печали тянуться невыносимой мукой, а дни счастливые пролетают, словно миг. И вот последний день, последняя ночь, рассвет, час, секунда и раздирающая боль расставания с любимым.

  Амато и Русалочка не заметили, как пролетела неделя. Чем ближе близился час разлуки, тем задумчивее становился капитан. Он не знал, как сказать ей, что его ждут жена и сын и важные государственные дела.  Сказать,  не раня ее доверчивое сердце, было невозможно, но обманывать ее надеждами  несправедливо.  Он сказал ей о том, что никогда ее не забудет и что полюбил ее всем сердцем, но они не могут быть вместе.  Она  поцеловала его, поблагодарила за минуты счастья и ушла. Словно в ней была от природы заложена эта покорность судьбе, с ее жертвенным ликом. И она сгорела за неделю на жертвенном костре любви, оставив всю себя сполна в той безрассудной неделе счастья.

   Расставание, без обещающей встречи впереди, это, как  маленькая смерть, смерть души, что умеет любить. Когда что-то умирает, там, где то внутри, но ты живешь, нет, не живешь, ты существуешь. Жизнь вокруг тебя не меняется. Те же заботы, те же дела. Ты спишь, ты ешь, каждый день выполняешь какую-то работу. Все, то же самое, только как то иначе, что-то не так, что-то мешает радоваться маленьким ежедневным чудесам, которые дарит нам жизнь. Сердце в этот момент начинает болеть, той болью, которую способен понять лишь тот, кто любил, лишь тот, кто терял свою любовь.

   Как же трудно принять потерю того, кем дышит твое сердце. Того, ради которого ты готова отказаться от всего на свете, принять его любым, несмотря не на какие жизненные обстоятельства. Несмотря на то, что он не твой и никогда им не будет, но это и не нужно, пусть он просто будет рядом, просто дает повод вдохновению, повод радоваться жизни.

В одиночестве понимаешь - душа твоя пуста, что та любовь, которая живет в твоем сердце, никому не нужна, не нужна ему, тому единственному, которому и принадлежит твое сердце. Нужно как-то жить, жить и радоваться тому, что есть, даже если все, что осталось это твоя боль. Разум твердит, что скоро все закончится, все пройдет. Но сердце никогда не слушает разум, оно как будто живет отдельно от него. В этот момент, в те минуты, когда ты одна, сердце болит еще больше, еще сильнее.  К горлу подступает комок, становится тяжело дышать, разум твердит, что в эти моменты нельзя вспоминать, нельзя думать, но сердцу не прикажешь.
 
   Долгое время Русалочка жила в одиночестве, не могла избавиться от дикой боли расставания с любимым человеком.  Жила лишь тем, что лелеяла свою единственную любовь на донышке своей души и незаметно для себя, разучилась принимать любовь. Подолгу она сидела на берегу, вглядывалась в бескрайнее, ставшее чужим море. Море, которое не подарит встречу с любимым, не может быть родным.  Потеряв всякую надежду забыть любимого, незаметно превратилась в камень на берегу, который отражаясь в вечернем закате, был похож на Русалочку.

   И сколько женщин попадает в эти ловушки жертвенной любви. Сколько их несчастливых, с глазами, полными грусти, которую не спрячешь за всеми улыбками мира. Сколько их, этих доверчивых Русалочек,  бродит по свету с сердцем, превратившимся в камень, не способным больше любить.