К истине - брошюра

 К ИСТИНЕ

В небе сказочно-хрустальном, нежном иссиня,
Перезвоном величальным льется истина.
К ней бреду я, путь извилист,
Весь расхристанный.

Всё окольным да окольным, ночь ли, утро ли,
Я на зов на колокольный - больно путано,
Словно волк и сбитый с толку, -
Закоулками.

А дорожки - то по кругу, то вдруг в сторону,
То мешаются друг другу, то оборваны,
То вспугнут на косогоре
Стаю воронов.

Все плутаю да ругаюсь, растревоженный,
Сердце рву да убиваюсь: как же, Боже мой,
Так себя, и душу тоже,
Покорежил-то?

Жил делами, лоб дубовый, бестолковыми,
Бесшабашный да бедовый, неподкованный.
Кто сказал, что я путевый?
Непутевый я.

Все горстями да горстями, да без устали,
Все мои стези страстями густо устланы.
Добрых дел совсем негусто –
Вот и грустно мне.


Жизнь - что пень через колоду: греховодная.
Пил не истинную воду, только рвотную,
Оттого у обормота
Жизнь негодная.

- Что ты плачешь? – ворон с кочки. – Ведь не нищий же.
Что за истины источник вечно ищешь ты?
Нет ее ни здесь, ни выше,
Все, мол, лишнее.

Пей вон лучше из болотца, друг мой писаный,
Представляй, что из колодца пьешь ту истину.
Путь давно твой уж прописан,
Все бессмысленно.

- Не с тобой ли мертвечины, злая птичина,
Есть прикажешь дурачине - не по чину мне;
И к воде, тебе привычной,
Безразличный я.

И, пугнув шальную птицу, - прочь от ворога.
Заплатил за ту водицу слишком дорого.
Вновь - то в гору, то под гору -
С прежним норовом.

Тут все стежки вышли в поле васильковое,
Переливы по раздолью колокольные…
Сколь еще брести, доколе
Из неволи мне?

Снова ворон, тают силы, кружит, каркает.
Уж ползу - невыносимо! - кровью харкаю.
Телу холодно и жарко…
Что за кара мне!


Вижу стены в легкой дымке монастырские -
И из глаз моих слезинки - тотчас брызгами.
Мне рукой монах с улыбкой
Машет издали.

Подползаю… ближе-ближе… слышно пение,
Я уже почти недвижен, в измождении,
Поднимаюсь, еле-еле,
На колени я.

Как рукой - с меня тревогу с безнадегою.
Кое-как встаю на ноги, двигать пробую…
Ну, еще... чуть-чуть... немного -
И у Бога я.
Ворон мне: «Да ты убогий!»
- Да, у Бога я.

***

БЛУДНЫЙ СЫН

Словно плуг прошел по лицу с челом,
Жизнь без жалости - густо борозды.
Днем ли, вечером, рано ль, поздно ли,
Ты спроси, зачем? - так начертано, -
Возвращался сын в старый отчий дом.

Шел и думал всё про былое он:
Непослушная юность-молодость!
Почему-то тут притча вспомнилась -
Было сходство в том, эх, неопытность!
Делать нечего – воля вольному.

По чужим краям - тропки скатертью…
Да и где она, птица счастья та?
Жил желаньями да страстями лишь,
Поистратился, хоть на паперть ты -
Тут и вспомнились отец с матерью.

В гору, под гору, изнемог совсем.
Убивался все: как же я так мог!
Вот приду домой, преступлю порог,
Кинусь в ноги им, повинюсь во всем, -
Шел и каялся, душу рвал себе.

Нет конца пути… вот уже река…
Поскорей прийти б, вот и рощица…
Церковь вот, село и околица,
Вот и дом с крыльцом, всё – как помнится,
А из притчи в ум - про тельца строка!

Тишина кругом… Может, в поле все?
- Это я, ваш сын! - Не ответили.
На крыльцо взошел – и не верится:
Гвозди с досками – Крест Андреевский,
И, растерянный, на ступеньку сел.

Старый дед Иван: «Что за гости к нам?
И чего сидишь, ведь не пьяный же?»
- Я к родителям. - С покаянием?
- Где ж они теперь? - На погосте уж:
Не дождались ведь окаянного!

- Как! когда, скажи? быть не может то!
Ведь не старые! - в слезы кинулся.
- Да уж лет с пяток будто минуло.
Покажу тебе их могилки я,
Помянуть еще б, как положено.

- Вот оно, гляди, их пристанище.
День-то к вечеру будто клонится.
- Здесь они теперь и покоятся,
В Рождество – отец, мать - под Троицу, -
Значит, души их у Христа уже.

Ко крестам припал сын в несчастии,
Сердце в плаче рвал, в плаче искреннем…
Рассказать про то, да не высказать.
Дед ему: «Тебе б да на исповедь,
А потом еще - на причастие».

- С чем пожаловал? – рек Отец Борис.
- Грех ношу в себе я мучительный.
- Кайся Господу. - Молча выслушав,
Снял молитвой грех разрешительной:
- Бог простит тебе, Он Всемилостив.

И куда ж теперь? – Да не знаю сам.
- Раз уже пришел - знать, останешься?
Может, сторожем ты при кладбище?
И сторожка есть, ведь не стар еще,
Дед Иван-то наш, вишь, вконец устал.

И остался жить он в сторожке той,
Нужен был пригляд за могилками,
Да делами жил невеликими;
Из себя постом да молитвами -
Гнал с усердием всё, что ложное.

Как там далее – можно верить мне:
Торопился он, Бога славил всё.
Не успела жизнь - смерть подправила,
По местам-то враз да расставила:
Отошел во сне, в праздник Сретенья.

Был я в тех краях, знал священника,
Чай с малиной с ним за беседами.
Ту историю мне поведал он.
А сосед-Иван, знал и деда я, -
Из меня грехи в баньке веничком.

По лицу с челом – сошкой, плугом ли…
Сказ про то начать можно сызнова,
Рано ль, поздно ли, как прописано,
Вон еще один: время вызрело -
Возвращается, тоже блудный сын.

В небо, с неба ли - колокольный звон,
Всё без устали да без роздыха,
Может, к радости, может, к сполоху;
Кто еще за ним, ведь не густо же,
Ждет Отец детей да со всех сторон.

***

ДУМЫ ЧЕРНЫЕ... ИЗРЕЧЕННЫЕ...

Бьется кровь в висок, ох, отчаянно,
Грусть-печаль моя неслучайная.
Думы лютые - болью в темечко:
Что за люди мы, что за времечко?

Ветры буйные, окаянные,
Не узреть греха оку пьяному.
Нет в нас робости, нет и кротости,
Переполнены духом гордости.

Души бедные злом низложены,
Им стреножены, покорежены.
Все в них доброе уж расхищено,
Стали тощими, стали нищими.

Пошлой похотью плоть испорчена,
Чрево сытостью озабочено.
И важнее нам не деяния,
А богатые одеяния.

Пусть себе звонит долго колокол,
Не до Бога нам, ходим около.
Ох, бедовые, бестолковые,
Ведь придем на Суд неготовые.

И сойдем в огонь - в пасть чудовищу,
Обреченные, диким скопищем.
Вот такие вдруг думы черные,
Мной зачем-то вслух изреченные.


ТАНЦУЮТ ВСЕ! А ВЫ НЕ С НАМИ?

Моль, разъедающая ткань -
Злой мир увяз в страстях телесных,
В нем духи злобы поднебесной
За нас с тобою ратью тесной
Ведут с Господним войском брань.
А мы, уже ступив за грань,
Эквилибрируем над бездной.

Гудит безумный маскарад.
Что собирать? Какие камни?
Танцуют все! А вы не с нами?
Мы «за!» обеими руками,
Ведь нам что смрад, что аромат,
Что райский сад, что страшный ад,
Что Авель праведный, что Каин.

Какая нам о том печаль,
Когда мы в дьявольских объятьях!
Что нам до Божьей благодати!
Какая тать? Какие рати?
И что за Каина печать?
Нам за него не отвечать!
Вот три шестерки будут кстати.

Куда приятней жить во лжи.
К чему поэзия, есть проза.
Нам слаще розы дух навозный.
Пугают: Суд нагрянет грозный,
Бесстрастно вскроет, обнажит
Деяний наших этажи -
Не верь – все это несерьезно!

Резвись, покуда хватит сил!
Греши, не думай про расплату!
Себя не чувствуй виноватым,
Ведь нас давно Христос распятый
Всех от Суда освободил,
Тем самым настежь отворил
Ворота в райские палаты.

Нас лучше этим не тревожь!
Вот так, мешая правду с ложью,
В своих деяниях ничтожны,
И отвергая славу Божью,
Мы погибаем ни за грош
Толпой беснующихся рож
С великом злом на брачном ложе.

Звон колокольный - будто стон -
Не услыхать в безумстве плясок.
Безумство лиц, безумство масок,
Безумство поз, безумство красок…
А звон уже со всех сторон:
Очнитесь! Бом! Стряхните сон!
Покайтесь! Близится развязка!

Куда там! – ток у глухарей!
Про веру – это всё химера!
Не верить – вот в чем наша вера!
С чего бы вдруг запахло серой?
Стихает шум… и кто-то - в дверь:
- Я к вам с шестерками теперь.
Нет-нет, я вовсе не химера.
- А кто?
- Суда предтеча - Зверь.

***

ШАГРЕНЬ ДУШИ

Вчера бы жить мне не спеша,
А вот теперь, какая жалость,
С грехами бедная душа
Усохла, скорчилась, ужалась,
От прежней с толику осталось -
Едва ль на цент и пол гроша.

Какая может быть цена
Увядшей веточке сирени?
Иль пинте скисшего вина?
Потянет тень хотя б на пенни?
За убывающей шагренью
Следит лукавый сатана.

Страстных желаний легок груз,
Большой не нужно подготовки.
Аида царь Великий Гнус,
Искусный Мастер на уловки -
Пред нами дверки «душеловки»,
Попробуй выдержать искус.

Желаний множа этажи
И завлекая звоном злата,
Рисуя ловко миражи,
Манит в роскошные палаты.
А что взамен, какая плата? -
Так - небольшая: часть души.

Кусочек, маленькая часть,
Зато есть шанс приблизить счастье,
Вкусить сполна желаний сласть
И насладиться вволю страстью.
Вот так и тает часть за частью
Душа, слезинками сочась.

Палаты призрака-дворца,
Не выпуская из объятий -
Нет им ни счета, ни конца, -
Нам без конца счета к оплате.
И мы послушно платим, платим,
Забыв веления Творца.

Но наконец наступит час,
Страсть не проходит без последствий, -
Вновь спросит Мастер подать с нас,
К нам подступая с сотней лезвий.
Увы, запас души угас.
Даю в кредит - с пучком болезней.

Мы с тем пучком – хиреть, хиреть…
Сплошные беды и потери…
Уже готовые прозреть,
Бежать пытаемся от зверя,
Да только вот стучится в двери
С косой сама старуха Смерть.

Всё! Больше некуда спешить!
Не сыщешь слов для оправданья.
Избегнуть чтобы наказанья,
При жизни нужно не грешить.

Соизмеряй свои желанья
Лишь с тем, что благо для души.

***

ЧТО-ТО ДУШЕНЬКЕ НЕЙМЕТСЯ...

Что-то душеньке неймется:
Ей мерещится порог,
За которым все ж придется
Подводить с чертой итог.
Бьют в висок обрывки строк:
Смог, не смог,
Впрок, не впрок.

Вроде жил, а вроде не жил…
Душу бесам одолжив,
День и ночь гордыню нежил,
Услаждал, лелеял, тешил,
Пил вина из чаши лжи.
Что за жизнь! -
Не скажи.
 
Толи в дрему, то ли в кому,
Толи в омут - баламут!
Толи камнем, то ли комом,
С головой, грехом влекомый, -
В муть страстей и тяжкий блуд.
Тут хомут,
Тут и кнут.

Вкус желаний был по нраву,
Шел у них на поводу;
Пожирал траву-отраву
И не чувствовал беду.
Оглянулся - уж бреду
Я по дну,
Как в бреду.

Тут как тут и сами бесы -
Мне на подпись договор;
Соблюсти чтоб интересы,
Продолженья просят пьесы,
Вдруг какой, мол, форс-мажор,
И в упор -
Всякий вздор.

Я - как костью поперхнулся,
Встрепенулся ото сна
И стрелой от них метнулся -
Не великая ль цена?
Ведь не две души – одна.
Лжи вина -
Уж сполна.

- Стой! – визжит один из бесов.
Видно, сбился на фальцет. -
Мол, к чему тебе эксцессы?
Тут же делает акцент:
- Подпиши – и пей абсент
Во дворце,
Плюс процент.

- Нет! - в ответ я. - Сыт по горло!
Рвет уже от нечистот!
И вино уже прогоркло,
И абсент уже не тот!
Так что делай, сучий род,
От ворот
Поворот!

- Вот ты как! – и вздулись ноздри,
В перекос от злобы рты. -
Есть к абсенту с кровью ростбиф,
Кроме всяческой еды.
Поздно, братец, жечь мосты.
Или ты
Уже не ты?

- Я-то тот, да только рожей,
А нутром - уже иной;
Прежний вами уничтожен -
Вашим братом сатаной.
Так что этот, ной не ной,
Путь срамной -
Стороной.

Обрывая пуповину,
Всем чертям наперекор,
Рвусь из омута с пучиной
На свободу и простор.
Все, ребята! Кончен спор!
Договор -
Перебор!
 
Знаю, грех мой каждый считан…
Столько минусов… винюсь!
Но теперь моя защита –
Прочный с Господом союз.
Каюсь в минусах, молюсь.
Тороплюсь -
Это плюс.

***

ПОГОНЯ

Даже если под забором
Свой земной окончу путь -
Ну и пусть.
В дни, покрытые позором,
Я ни памятью, ни взором,
Ни случайным разговором
Не вернусь.

Мне в лицо с ехидцей ворон:
- Вот он ад, а вон он рай -
Выбирай!
Если в рай, то путь твой долог,
За бугром таится ворог.
Я, беря себя за ворот:
- Запрягай!

Мне, конечно, и сегодня
Есть себя в чем упрекнуть.
Свищет кнут.
Оказаться в преисподней
Не хочу - и за поводья…
Я с пути уже Господня
Не сверну.

Вы меня простите, кони,
Время, подлое, не ждет.
Ну, вперед!
Следом шайкою драконьей
Бесов тьма - за мной в погоню
С улюлюканьем и вонью:
- Не уйдет!

По ухабам и порогам -
Бесов резвостью бесить -
Пыль месить.
Кони в пене, ранят ноги,
Я уже в большой тревоге.
Помоги, Господь, в дороге,
И спаси.

Сердце - кровь в виски и темя,
Мне дыхание открыв, -
Я в отрыв.
Тяжело несется бремя…
Не поспеть мне… время, время…
Бесов чуть отстало племя -
Перерыв.

Дали фору ада слуги,
Чтоб уже наверняка -
Дурака.
Задыхаясь от натуги,
Я кнутом тугим, упругим
- Выносите меня, други! -
Жгу бока.

Не менять уже решений.
Напряжение – струной.
Снова вой.
Бесы – в бой, как из траншеи,
За бегущею мишенью,
Дышат в спину, дышат в шею,
Все - за мной.
 
Путь прямой, а то окольный,
Точкой мутной – в горизонт.
Есть резон.
Из земной, мирской юдоли
И ее страстей неволи
Мчим туда - на колокольный
Перезвон.

То с горы, а то на гору…
Время знай себе течет -
Чет-нечет.
Отдохнуть лошадкам впору,
Рассыпаются рессоры…
Храм на поле… скоро-скоро…
Чуть еще.

Наконец-то, вот он вроде.
Сил почти уже и нет.
Яркий свет.
Стоп, родные! Рву поводья.
- Вот вам! – дьявольской породе.
Неужели на свободе! -
Так ведь нет.

Поджидает подле храма,
Прям у самых у дверей,
Рать зверей.
Мне, мол, радоваться рано -
Оказались, как ни странно,
Да негаданно-нежданно
Нас быстрей.

В выражениях нечистых -
Мол, теперь, брат, не пеняй! -
Обвинять.
Тучей недругов плечистых
Навалились дружно, быстро
С визгом, гиканьем и свистом
На меня…

Жуткий сон! и даже хлеще!
Хлещет пот - ручьи ли, град.
Бей в набат.
Как бы этот сон зловещий,
Не дай Бог, не стал бы вещим -
Попаду в стальные клещи
К бесам в ад.

Жизнь моя в итоге, в сумме
(Поделом мне!) - по делам.
Стыд и срам!
Хватит уж с меня безумий!
И пока еще не умер,
Без задержки и раздумий -
В Божий храм.

***

ЧЕРНЫЙ ПОЧТАЛЬОН

Под визг вселенского бурлеска,
Без дат, без часа и минут,
Уже разносятся повестки
На справедливый страшный Суд.

Придет как тать он - точкой в строчку,
Как выстрел - черный почтальон.
- Прошли все сроки для отсрочки.
Пройдемте, – твердо скажет он.

С аккордом грустного романса
Вдруг оборвется жизни нить,
И не представится ни шанса,
Чтоб в ней хоть что-то изменить.

- Вам не сюда, куда вы, право?
Всем на колени! Суд идет!
И тот, кто - слева, а не с справа -
Все про себя тогда поймет.

Стеная, примется молиться:
Вот если б, мол, при жизни знал,
Пришел бы к узнику в темницу
И в доме странника принял;

Больного словом бы утешил,
Тому, кто жаждал, дал воды…
Зачем, себя страстями теша,
Чужой не чувствовал беды?

Едой с голодным поделился б,
Прикрыл одеждой, если наг,
Не отошел, не отстранился б,
А дал бы руку, сделал шаг.

Лишь брел, слепец, в страстях - как в тине,
Стезей земного бытия,
Слепец вчера, слепец и ныне,
Под грузом собственного «я»?

Был глух к призывам Страстотерпца,
Кто мне бы слух однажды дал?
Ведь Он всю жизнь, стуча мне в сердце,
Шагов навстречу ожидал.

Когда бы слышал я и видел,
Когда бы чувствовал, что Бог -
И в том, кого я ненавидел,
И в том, кому я не помог…

Мне б только времени, но сколько?..
Звонок прервал вдруг чуткий сон.
- Сейчас. Иду. Не он бы только -
Суровый черный почтальон.

***

В СЛЕЗАХ СВЕЧА РОНЯЛА ВОСК...

Казалось, вечность не спалось.
Полночный круг луны великой,
Ломая веки болью дикой,
К зрачкам расширенным прирос.
Вся в отражениях и бликах,
В слезах свеча роняла воск,
И вновь мучительный вопрос:
За что? - пронзительно и с криком,
Что сотня розог жгучих - в мозг.

Ночь сквозь открытое окно
Ко мне, как спрут, тянула руки,
И снова тщетные потуги -
Уснуть, как видно, не дано.
До слуха роем тучным звуки,
С луны лучами заодно,
Пристали выжженным клеймом:
За что же мне (какие муки!)
Быть без покоя суждено?

В ответ на вопль мой возник,
Что голубь белый в небе ясном,
Высокий, статный, седовласый
С тяжелым посохом старик.
Взор острый, пристальный и властный
Гвоздем стальным в меня проник.
И сходу мне: «К чему сей крик?
Он бесполезный и напрасный,
Коль истин Божьих не постиг.

Всю жизнь смущал ты небеса
Чредою тяжких преступлений
Да пребывал в глубокой лени;
Закрыв на доброе глаза;
Пред злом стоявший на коленях,
Безверьем выстроил леса;
Наполнив гневом паруса,
Ты, дел лукавых раб и пленник,
Во всех грехах виновен сам!

Страстям без всякого стыда
Ты посвятил себя всецело,
Им вслед теперь взялись за дело
Потери, горе и беда;
Болезнь души, бичуя тело,
Ведет к прозрению всегда -
Ей столько надобно труда,
Чтобы раскаяться успела
И чистой к Господу взошла.

Смирись, мой сын, всему есть срок;
Сдержи свой гнев, оставь обиды;
Когда обиды не забыты,
То не пойдут уроки впрок.
Грехов вздымая пирамиду,
Уйдешь в забвения песок,
За бесконечности порог
В объятья пламени Аида -
Всеочистительный поток.

Сумев в пороках утонуть,
В них был без страха неумерен,
Открыв делам лукавым двери,
С дороги лжи не мог свернуть;
Без покаяния и веры,
Ты о прощении забудь,
Ведь твой почти отмерен путь!» -
И острым посохом, как в зверя,
В мою старик уперся грудь.

Боль, разомкнув мои уста,
Вернула в явь протяжным стоном.
Ко мне, как видно, неспроста
Судьба, как прежде, благосклонна -
Вновь без смертельного урона
Ушел из сна, но так устал…
В душе такая пустота…

А со стены ко мне с иконы -
Глаза печальные Христа.

***

ВСЕ ВО БЛАГО, ЧТО ЖЕЛАННО...

- Все во благо, что желанно, -
Мне твердит лукавый князь,
Неустанно, беспрестанно,
Из страстей сплетая вязь. -

На тебя их пуд обрушу,
Тонну, только лишь греши;
Нет души! забудь про душу!
Жить желаньями спеши!

Все бери от этой жизни!
Жизнь ничтожно коротка:
От рождения до тризны
Непрерывная строка.

Три, четыре, вдох и выдох…
Скоро высохнет ручей.
Ты отсюда делай вывод:
Ешь, люби и вдоволь пей!

Ни к чему держаться вечных
Строгих правил – ерунда!
Ведь в итоге все конечно,
Миг – и сгинул в никуда.

- Речи славны и лукавы,
Слаще сладкого вина;
Этой пагубной отравы,
Князь, с тобой хлебнул сполна.

Слов ажурных вязким грузом
Не пленить уже меня,
Я и так с тобой в союзе
Жизнь на страсти разменял.

И за пуд желаний этот
Расплатился тонной бед,
Вишь, в чертах лица заметно
Проступает твой портрет.

Так что, если телу дело
Ты даешь, то не взыщи:
Грош цена такому телу -
С ущемлением души.

Жизнь для тела отрицаю,
Сторонюсь страстей мирских,
Чую фибрами и знаю,
Назначение не в них.

И в сужденьях про итоги
Подвожу свою черту:
Только в вере, только в Боге
Я спасенье обрету.

***

СУДЬБЫ КРУЖИТ ВЕРЕТЕНО...

Судьбы кружит веретено,
Года укладывая тесно.
Похоже, выжато давно
Из жизни лучшее вино,
И мне совсем неинтересно,
Что мне еще отведено -
Ведь все равно же неизвестно.


Река моя длиною в жизнь
Через вчера, сегодня, завтра,
Что лань стремительная, рысь -
Сказать бы ей: не торопись! -
Без остановок и возврата,
Вздымаясь вверх, спадая вниз, -
Путь от восхода до заката.

Все туже времени тиски,
А каждый день короче слога;
Все чаще смутная тревога
Стучит непрошено в виски;
С цветка слетая, лепестки
Предвосхищеньем эпилога
Уходят в зыбкие пески.

Прервется круг, свершится путь -
В подлунном мире все конечно, -
Сойдет с водою быстротечной,
Наверняка, когда-нибудь;
Своей судьбы не обмануть,
Не повернуть, не обогнуть –
Со всем, что нажил, канет в вечность.

Сказать заранее, что ждет
Нас всех за этой тонкой гранью:
Души ли сказочный полет
Или страданий тяжкий гнет,
Или иные испытанья –
Никто не может наперед:
От нас закрыто Божьей дланью.


Когда, гадать я не берусь,
За грань ту с вешними лучами
Уйду и больше не вернусь,
Но почему-то тяжкий груз
Моих ошибок за плечами
Мне навевает в сердце грусть
И множит горькие печали.

В душе моей предчувствий хор,
Сплетаясь в сложные узоры,
Ладами мрачного минора
С укором рвется на простор,
Где вдруг невидимому взору
Мой открывается позор,
Страша строками приговора.

И, увеличивая страх,
В строках тех тотчас вязнет рифма,
А я, с душою не в ладах,
Сквозь надвигающийся крах -
На свет, на свет из лабиринта,
Да только стынет на устах
Моя к Всевышнему молитва.

***

ВЕТШАЮТ ВРЕМЕНИ ОДЕЖДЫ...

Ветшают времени одежды.
Теряет кровь способность греть.
Совсем не хочется стареть.
Встаю на лучшее с надеждой,
Ложусь со страхом умереть.

Часы минуту за минутой -
Холодный бой, бесстрастный счет,
Неумолимо, чет-нечет -
Судьбой проложенным маршрутом
Верстают жизненный отчет

Какой готовит к исполнению
Вердикт, когда придет мой срок,
Зловещий рок ударом строк? -
И впереди незримой тенью -
Совсем нерадостный итог.

Походкой нервной и неровной
Чертил по жизни, как умел,
Свой путь, доставшийся удел:
Как много там страниц греховных
И как там мало добрых дел!

Да что мой путь? - сплошные страсти,
Дурных поступков длинный ряд;
Я был всегда безумно рад
И светлым днем, и в дни ненастья
Из кубка пить гордыни яд.

К страстям, как к чаше в позолоте,
Тянулись липкие уста.
Без страха, веры, без креста,
Одни желанья грешной плоти
Я возводил на пьедестал.

Из года в год, с утра и на ночь
Превозносил царицу-плоть,
А душу - резать и колоть,
О том забыв навеки, напрочь,
Что говорил о ней Господь.

Как коротка безумца память!
Гуляй! на свете жизнь одна!
Черпай до дна и пей до дна!
Вновь душу - ранить, ранить, ранить...
И кто сказал, что есть она?

Бери, что телу лишь полезней!
Коль живы будем - не помрем!
И так, действительно, живем,
Покуда вдруг души болезни -
На теле гнойным пузырем.

Еще, еще - и мы в тревоге.
Нас - заносить на вираже,
Недугом скрючило уже -
И сразу вспомнилось о Боге,
И тотчас - мысли о душе.

Вот так и я, у плоти в рабстве,
Толпой протоптанной тропой -
К страстям, как зверь на водопой,
С грехами плелся в тесном братстве
Вслед за слепыми, сам слепой.

Когда болезни - крупным градом,
А тело немощью - в дугу,
Когда, как в адовом кругу,
В лицо пахнуло тленным смрадом,
Вдруг понял: больше не могу.

И сбросив в нервной лихорадке
С усталых плеч вериги лжи,
Страстей оставив рубежи,
Решил я жизнь в ее остатке
Жить во спасение души.

Пусть хлещет тело на излете
Судьбы безжалостная плеть.
Терпеть, терпеть, еще терпеть!
Превозмогая боли плоти,
Твержу одно: успеть, успеть.

Часы с кукушкой, хлопнув дверцей, -
К концу усталое перо.
А заключение старо:
Любовь растите в вашем сердце,
Спешите, делайте добро!