Поджигатель

Таращусь во тьму голубыми глазами.
Мне больше лежать в этих путах невмочь.
Меня привязали! Меня привязали!
А люди вокруг колобродят всю ночь.

Они колобродят, но я их не вижу.
Как куколка бабочки, сутки подряд
я в коконе душном опять обездвижен.
Врачи надо мною творят, что хотят.

Любой, кто в палате, от жалости замер.
Все дружно кричат, чтоб вели в туалет.
Меня отвязали... Опять привязали.
И так унижаться еще тыщу лет.

С чего начиналась такая морока,
уверенно я не могу рассказать.
Для этого надо всей жизни жестокой
сюжет свой печальный подряд излагать.

Опустим подробности трудного детства.
Терпел я нужду, как безропотный скот.
У нас дискотека была по соседству,
и там я однажды не вывез дресс-код.

Девчонка моя просочилася мигом,
а мне в моих трениках злой боди-гард
пред носом крутил здоровенную фигу.
Он долго глумился, накачанный гад!

Месть зрела в моей голове очень быстро.
Я кузькину мать показать им решил.
В подвале моем завалялась канистра,
и я с дискотеки домой поспешил.

Щелчок зажигалки - и я втихомолку
поджег заведенье почти без хлопот.
Горело оно красивее, чем елка,
но как-то не так веселился народ.

Все стали, рванувшись на воздух из клуба,
сдавать номерки в гардероб забывать.
На бабе одной загорелася шуба.
Хотел я помочь, пламя начал сбивать...

В душе разыгралися страх и тревога,
но их перекрыл мой спасательский пыл.
Я сам не заметил, как кисти в ожогах,
и кто-то меня за подмышки схватил.

Мне руки вокруг обмотали бинтами,
достать из одной зажигалку забыв.
В тот день мне пришлось пообщаться с ментами,
поведав им жесть моей скромной судьбы.

Но слез надо мной они не проливали -
и на руки сдали проклятым врачам,
которые дружно меня привязали,
желая, чтоб я у них сразу зачах.

Я рад бы порвать эти пош(д)лые вязки,
но только силенки, пожалуй, не те.
Весь мир потерял свои прежние краски.
Семь суток лежу с зажигалкой в бинте!

Искал нынче днем я опять доброхота:
авось, он бычок в обезвоженный рот
положит (курить очень сильно охота!),
потом зажигалкой своей подожжет.

В итоге нашел, но его наказали,
сказали: "Чего ты, собака, творишь?!".
Затем, как меня, к шконарю привязали -
и он трехэтажно меня костерит.

Сулит новый друг всевозможные казни,
какие желают обычно врагу,
но я, как младенец, лежу без боязни.
Когда нас отвяжут, сказать не могу.