Лирическая история о летчиках и разведке

I
Расскажу я вам, ребята,
О моем кривом пути –
Как крыло, судьба измята,
И захочешь, нет взлетишь.

Всё забыть хочу и плюнуть,
Пробивая годы-лбы,
Помянуть на кухне юность,
Где я смел и весел был.

Над собой смеюсь до колик,
И себя же с грусти ем –
Проучился в летной школе.
А устроился? Никем.

Хоть трудился прочих лучше,
Но шестерка я, не туз –
Был я бытом обшелушен,
Как початок кукуруз.

Зерна-мысли тихо дремлют,
Завернувшись в грусть простуд –
Даже если кинешь в землю,
То… нескоро прорастут.

Вcе в пыли, как в хлопьях снега…
Лист-закрылок… сушлый всход,
И лишь в памяти, в весне как,
Шестьдесят четвертый год.

Радость в вешней песне русской
Вдаль плыла… летел в ней я,
Хоть не дал себе я спуску,
Но вот  выпуск помню я:

На всю школу я известен –
Пить, плясать… да что за дурь?
На столбе рисую крестик,
Вдруг, в разведку попаду?

Отчего ж, родные, трусить?
Лёд сошел, былого нет.
Тут мигнул мне однокурсник,
Ну а я – ему в ответ,

А затем отбил морзянкой
Гимн Союза на щитке.
Но березой, в осень зябкой,
Мел дрожал в моей руке:

Да, ко мне:  “Знакомый почерк.
После – с нами, нынь – играй…
Друг, я понял, что ты хочешь” –
И залил вином по край.

А другой взглянул чуть хмуро,
Что-то взял на карандаш:
“Сам к нам лез? Да ты придурок!
Иль взаправду шпик не наш!”

Много пили… били много,
Схемы разные чертя.
Я молчал, сдирай хоть ноготь,
Лишь послал их всех к чертям.

Сон, похмелье… полдень серый,
Сквозь окошко тусклый свет,
Ни полетов, ни карьеры,
Но тюрьмы, брат, тоже нет.

Мне б взреветь: “Летать охота!”
Написать… куда? – убьют.
Так ремонтником работал
Я потом всю жизнь свою.

На унылой каске прорезь…
Прорезь в небо – тусклый вид…
Лишь один счастливый проблеск –
Это свадьба по любви.

То ль невеста, то ль Ундина [1],
Взгляд – зеленая вода,
И душа, и плоть едино
Звали к ней, чтоб навсегда.

Я влюбился сразу, в быстре,
Глупым сердцем обгорел –
Не любовь была, а выстрел,
Только вот не скорострел.

И счастливою волною
Сбило горечь и апломб:
Жаль, была чуть-чуть чудною
Жинка… помню вот о чём:

Лепетала про свободу,
Чья расплата – неба гладь…
У меня – аж в сердце одурь,
Только скоро отлегла –

Для чего, скажи на милость?
Я и так то ль гад, то ль шпик…
А потом и власть сменилась.
Что, брат, воля? Нет, кирдык:

Если раньше плел в хвосте я,
То теперь был срезан в нуль:
Сушка, вошь для богатеев,
Что разграбили страну.

И совсем упал я наземь,
Как с того початка сор,
Лишь возглавил наших в базе
То ль бандит, а то ли вор:

“Не летаешь? Что же лацкан
И значок? – учился что ль?”
Стал с печали я спиваться,
Чтобы скрыть позор и боль.

Стал болеть, кричать, лгать чаще,
Синь лампасов снял с бедра,
Лишь смотрел в угрюмый ящик,
Чтобы в ящик не сыграть.

Он не спросит: с кем ты, кто ты?
И однажды, друг ты мой,
Вижу: школа, самолеты,
А потом всё скрылось тьмой.

Ток пропал… опять зависли…
А жена: с хмеля раскис?
Я: да что ты в этом смыслишь?
“Мыслю что-то”… что?... “да спи”…

II
Хоть мотало в спячке круто,
Как пропеллер винтовой,
Ночь ушла… ожило утро,
Встал я радостный, живой.

Ящик… радостные вести,
Ни печали, ни вины,
Да и в доме всё на месте,
Окромя одной жены.

Где ж русалочья царица?
Лишь волной – измятый плед…
Встал я к зеркалу побриться,
Глядь: а мне лишь двадцать лет!

Стол, диплом и красный номер –
“За отличье” – прям орел…
Вскорь оделся я по форме
И в училище побрел.

Вижу путь в любом препоне,
Всё пробью, хотя не жлоб…
Лишь зачем – не мог припомнить
Шел… и вдруг – как обух в лоб:

С однокурсником невеста
Обнимается при мне,
И не мог найти я места,
Занял плац по всей длине.

Весь раздулся, будто короб,
Аж по швам – плаща покрой.
А она: “Летим мы скоро,
Ты нам дверцу приоткрой!

Ты как раз сегодня кстати.
Что ж с тоски губу свело?
Друг твой – летчик-испытатель,
Ну а я – второй пилот.

Ни к чему лица касаться…
Что щетинишься, как еж?
Лишь крылатого красавца
К нам подгонят – всё поймешь”.

Я, попранной чести узник,
Зашатался на ветру,
Будто старый кукурузник,
И… взаправду стал им вдруг.

В люк, как в рот, зашла невеста,
Однокурсник шел за ней.
Тут и сдвинулся я с места,
И взлетел точней, ровней.

Высота… набрали в норме…
Те в каюте, как в мозгу.
Шнур-аксон обнял барометр –
Помогаю, чем могу.

Изоляции дендриты
Нейрональный ток хранят,
Нос в порядке, киль побритый,
Сердце-двигатель – отпад!

Всё так гладко, даже слишком:
В облаках легко, светло…
Вдруг из туч сверкнула вспышка
И пробила глаз-стекло.

Небо стало дальше, уже,
Но лети ты, хоть сгори,
Пусть не вижу, что снаружи –
Вижу ясно, что внутри.

Друг в бреду, трясется зябко,
А у милой, как в кино,
Смоляной горящей тряпкой
Всё лицо обожжено!

Страшной, толстою, тугою,
Аж в нейронах пал заряд…
Я пропеллером-рукою
Снять хочу… но всё зазря.

Лишь надеюсь на удачу.
Бог, для нас ее проси!
Но разваливаюсь, плачу,
Жаль, что в слёзах – керосин.

Эх, русалка, ты в волну вся
Не ныряй… сожжет слеза.
Жуткий взрыв – и я проснулся,
Хоть с кровати не слезай,

Весь разбит, один лежу я,
Где ты, юность, где полет?
Завтра – служба у буржуя,
И похмелье мозг грызет.

III
Буден, прячась от кого-то,
Завернул мечту в зарю.
Сон прошел… лишь пить охота,
Будто правда весь горю.

Пью из крана, в брюхе стужа,
Рот обвис, как дряблый люк.
Заглянул к жене – и в ужас:
Что с лицом, любимый друг?

Мысли ранят будто, жрут как
Взор, что ластит страх песком:
Лик накрыт той тряпкой жуткой,
Я кричу – жена молчком.

Вмиг вернулись грезы ночи.
Подожди, лишь будь живой!
Стукнул по лбу, что есть мочи,
Чтоб спасти – тут плач и вой.

Я стою, шатаюсь хмуро,
Про пожар, про самолет
Ей шепчу. “Да ты придурок!
Это маска… понял? вот! –

Говорит – теперь смотри же:
Нос разбитый, весь в крови…
Жарким спиртом душу выжег –
Мне хоть жизнь не оборви!

Тушь течет, сошла помада,
Я – как курица в дыму.
Ухожу… ” Куда? “А надо!”
К другу что ли? “Да, к нему!”

А к какому? “Всё равно мне!
И вернуться не проси –
Сам меня потом не вспомнишь,
Лишь зальешь свой керосин,

То есть спирт в больное горло.
Им наполнившись по грудь,
Не взлетишь… чтоб дух не сперло,
Закуси вот, не забудь.

Там пирог стоит в духовке,
Хочешь, выбрось, хочешь, ешь.
Как избить – так больно ловкий,
Как помочь – так в сердце брешь!

Силы пьешь, как старый клоп, ну
Всё, бывай… не вспомню зла!”
И ушла, так дверью хлопнув,
Что побелка вниз сползла.

IV
В каске быта неба прорезь
Заросла, как третий глаз:
Жили мы, мирясь и ссорясь,
А сейчас… да что сейчас?

По любви, как по закрылку,
Больно бьет вина и спесь…
Взяв, отставил я бутылку,
Не хочу ни пить, ни есть.

Друг мой, милая, за что же?
Без тебя вся жизнь – во мгле.
Но взглянул в духовку всё же
И, увидев, обомлел:

Чудеса… да как же есть их?
Вылеплен из теста ИЛ,
Рядом столб, на нем тот крестик,
Что на выпуске чертил.

Но живот под утро крутит,
Что забудешь всё, порой…
Откусил – и я каюте,
А жена – пилот второй.

Юн, силен и свеж – да что там?
Я ж лечу! Жена: “Ты рад?
Как для всякого пилота,
Самолет – твой друг и брат.

Он оружье и кольчуга,
Мрак сожжет, растопит лед.
Ну а я… а я подруга,
Что ни в раз не подведет.

И на службе, и в постели
Нас не сбить, не обмануть.
Что же, милый, полетели?
На себя штурвал – и в путь! ”



1. Ундина – русалка