Я рос среди кубанского пейзажа

Я рос среди кубанского пейзажа – 
напев степей поныне на слуху –
а звали мальчика шептавшим: – Саша,
чтоб не спугнуть звучаний на лугу.

Я помню перл загадочно сакральный:
рожок сзывал на пастбища стада.
И в этом звуке слышались мне тайны,
далеких лет истекшая вода.

Лишь ранняя весна пригреет солнцем,
поднимет зелень пашен и лугов, 
пастуший клич опять сзывает сонных,
томящихся по сочности коров.

И я, пострел, вприпрыжку на рассвете
бегу во всю, сминая лебеду.
Прошу: – Дай, дядя, штуку, штуку эту,
известно мне: волшебную дуду.

О, сладкая минута вдохновенья –
могу признать забористость теперь – 
в моем воображенье песен песня
лилась, что зов, над скатертью степей.

Пастух рожок без тени недоверья
дает: – Буди деревни все окрест,
пусть жители на целом белом свете
услышат прелесть наших славных мест.

Я чуял в генах древнее начало.
Чудесный звук – невидимая связь.
В руках рожок – веснянка замолчала –
боюсь соврать я эхо повторять.

И повертев для вида рогодудку,
простецкую, как валенок, дуду,
в душе любя, степную незабудку
без слов обратно отдал пастуху.

И тот воздал старанием сельчанам,
протяжным “до” вступил по берегам,
гурты животных, вторя, закачались
и двинулись на сочные луга.