МысЛюшки и рассказЗЛюшики... Костер на берегу реки

   Она любила сидеть у костра - в тот момент сквозь его треск всегда отчётливо слышался голос предков. Точнее - шёпот, еле-еле уловимый,зазывающий  где-то далеко зимним удаляющимся завыванием, растягивающим время в бесконечную паутину, невидимо опоясывающую  кокон памяти, в котором почивали все смыслы, помыслы и чаяния. Она смотрела на  неистовые пляски пламени как на ритуал, открывающий выход из тёмных катакомб  таинственного мира, где её живая сущность давно пропадала, обессиленно слепо  продвигаясь на ощупь наугад, и именно запах костра включал и заводил какой-то неведомый внутренний механизм в мозгу, отвечающий за оттаивание замороженного нутра. Любой отвар, любая похлёбка, приготовленная на костре, обретали особый вкус, насыщая, ублажая, успокаивая... Но жизнь в мегаполисе силком впихивала её в шестиметровую кухню, где не всегда с первой попытки, чиркнув спичкой о зашарпанный изношенный бок коробка, зажигался газ- слабенькой мешаниной голубого,грязно-желтого,ржаво-краснеющего вонючего пламени, на котором нужно приготовить еду... Вода в чайнике закипала, и из горлышка этой старой желтой эмалированной посудины на свободу вырывался пар - нет, не такой, как в детстве, из трубы волшебного черного паровоза, который пропечатался вечной неизбывной тоской по тем временам,когда Бабушка и Дедушка провожали  на перроне - в далёкое неизбежное взросление.Нет, паровоз такой уже не увидишь, а вот чайник похожий она умудрилась купить, и потому вся современная  бытовая техника нисколько не завлекала - с Чайником жёлтеньким и стареньким жилось повеселее! И колодца не было - того страшного, в который сбрасывалось  искривленное ведро,  алюминиевым голосом переговаривающимся со звеняще-скрипящей цепью, что непослушно наматывалась на вращающееся бревно, охая,но сдаваясь на волю руке, доставшей холодную вкусную воду из земных недр!Нет, теперь вода скандально-шумно  изливалась из крана при легком повороте узорчатого колёсика. И сахар был не такой сладкий,как тогда - в той стране, что уже тоже исчезла. Да и не было  тех слитков, которые  кололись специальными щипчиками, и нельзя  было ей вообще никакого сахара - она  болела, не страдая, сахарным диабетом. Но для поднятия настроения наливала чай в стакан,для которого купила на барахолке кем-то украденный из поезда подстаканник с названием города, уже переименованного, - потому и купила у бабульки, и  с таким упоением читала:" Горький!", и, улыбаясь, делала чай сладким, громко гоняя, словно карусель по кругу, ложечку, которую сама украла у любимой Тётушки. Украла - значит взяла без спроса и разрешения. Простую старую маленькую чайную ложечку можно было попросить, и Тётушка бы отдала с восторгом! Но племяшка с замиранием сердца, как лишнюю конфетку в детстве, ловким движением руки захапала в карман халата, а потом торжественно,запеленав в свою ночную рубашку, упрятала на дно чемодана, сознательно оставив при этом дорогую хрустальную вазу,которую расчувствовавшаяся при расставании Тётушка подарила ей на долгую и счастливую память!Нет, память не смогла стать счастливой - она очень страдала,очень устала, она  была несчастной, ей было тяжело хранить и охранять все свои сокровища в несгораемом сейфе мозга. И всё же наступало время сна или мечтаний, словно пальчиком щелкала она по выключателю реальности и перемещалась на другую планету - это осталось навсегда из детства, из нарисованного придуманного мира: если нет реки с огромной плакучей ивой, к ветвям которой всегда причаливал ее самодельный бумажный кораблик, то оставалась ванна, в которую насыпалась пачка соли, взбивалась пена мыльная и ароматная, и Она уплывала в свои кругосветные плавания - её  река легко впадала в своё море, а потом после обязательного крушения Её прибивало к своему берегу, где заново добывался огонь и разводился новый костёр...