Мебеля
(Разговор в автобусе)
Дорогое, многоуважаемое кресло!
Позволь я сегодня тебя воспою
за долгую верную службу твою
на радость народу, во славу страны
и просто за то, что мы очень дружны.
1
Тебя сотворил, разумеется, Бог.
Кто в этих словах обнаружит подвох,
тот пусть сообщит мне, когда и какой
тобой озаботился мастеровой.
Из шумной столярни попало ты в дом,
наполненный тихим упорным трудом:
хозяин писал до скончания дней
о жизни гусей на планете людей.
Объять необъятное он не успел.
Наследник его, благо был не у дел,
продолжил обзор, правда, больше писал
о жизни людей под гусиный хорал.
2
Отец вечерами корпел при свечах,
твердил, что от лампы мутнеет в очах,
а сын прогрессиста имел ореол
и электролампу поставил на стол.
Была она словно домашний дубок:
плафон изумрудный покат и глубок,
точеная ножка смугла и крепка.
Пленила красотка тебя, бирюка.
Почудилось, будто одних вы кровей
и были знакомы когда-то, точней,
еще до того, как Небесный Левша,
вложил в тебя душу. Очнулась душа.
3
Но мир наши чувства в расчет не берет.
Вдруг стук среди ночи и двери вразлет,
и обыск, и ругань, и смрад табака.
Сбежал литератор в Харбин от ЧК.
Взял рукопись, ручку, бутылку чернил…
А лампу на память друзьям подарил.
4
Померк, опустел для тебя кабинет.
Седело от пыли над грудой газет,
гадало, надолго ли большевики,
и новую задницу звало с тоски.
5
Твой зов был услышан. Тот самый чекист,
что был при облаве особо речист,
экспроприировал кабинет,
а прочие комнаты отдал в комбед*.
Расправившись эдак с дворянским гнездом,
он местную церковь отправил на слом,
уверенный, что без попов и господ
быстрее народ к благоденству придет.
А дабы не мялся людской матерьял,
радетель мочил** его – ночи не спал
и так подустал, что однажды осел
у края стола и уснул. Насовсем.
6
Бывало, что падал чекист на ковер,
но возле дверей, но ведя разговор
с соседом, товарищем или с тобой
про "наш распоследний решительный бой".
А тут втихомолку… у края стола…
И вспомнило ты, как хозяйка была
напугана вестью о том, что убит
в Москве на заводе какой-то бандит.
«Теперь, – прошептала, – нас всех под топор».
И в ужасе переместило ты взор
на стол, где под ворохом старых газет
любимая ножка оставила след:
«Прости, дорогая, прощай и прости
за то, что по жизни придется нести
тебе в одиночку разлуки печаль.
Прости меня, лампа, прости и прощай».
7
Но вместо секиры пришел преддомком*** -
решил у чекиста разжиться дымком,
а лучше стаканчиком, ибо с утра
гораздо полезнее спирт, чем махра.
Увидел, застыл, осенился крестом,
потом на дверной оглянулся проем,
взвалил тебя на спину и утащил
в подвал, чуть не сдохнув от вздутия жил.
Помыл, укрепил, завернул, подтянул,
и продал, и в дикий пустился загул.
8
Достался тебе непоседливый дед:
то в Крым, то в Нарым он, то в рай, то в совет****...
А ты, как собака, уставясь на стол,
хранило бумаги его, дырокол…
Ты думало так же, как он, в тишине,
что переворот был не нужен стране,
что лишь просвещение, разум и труд
людей к благоденству и счастью ведут.
9
И кто мог представить. что хитрый старик
сновал по стране как шпион и связник,
минировал фабрики, почты, мосты?
Любой при желании, только не ты.
Когда его брали, хотело сказать,
что это ошибка, он просто в тетрадь
записывал мысли об СССР:
«Я знаю, там нет ни словца про девер…»
Но ты удержалось, подумав, что спор
тебя обречет на чекистский топор:
«И Бог не спасет, одолели Его
столичные черти и здешняя сво…»
10
И канул как в воду растерянный спец.
Другой появился – и снова капец,
и третий начальник расстался с тобой,
запястья держа за сутулой спиной.
Четвертый и пятый, шестой и седьмой…
И каждый шпион, диверсант и связной,
советскому строю готовящий крах.
Ну, просто заело в державных часах!
11
И снилось тебе, что приземистый бес,
рябой, шестипалый, в куранты пролез,
заклинил размерную поступь секунд –
и стрелки по людям секут и секут,
и головы наземь летят и летят
и вдребезги бьются под хохот и мат.
12
О, как ты мечтало: восстанет народ
и беса прогонит с кремлевских высот,
и стрелки вперед зашагают опять.
Не век же на мертвой им точке стоять!
Тогда, полагало, вернутся домой
и дед-непосед, и писатель с женой,
и лампа твоя – негасимый твой свет…
13
И снова чекисты вошли в кабинет.
Осклабился старший: «Где держишь, козел,
инструкции вражьи?» К тебе подошел,
с размаху притиснул свое гузовье*****,
и лопнуло с треском терпенье твое.
По заду, по гнету, по казням, по лжи
ударило ты пятернею пружин,
от сердца хватило, смахнуло, как сор:
«Проваливай, нечисть! И – пусть под топор».
14
...........................................
15
Но дворник не смог, как ни тщился, поднять
колун на твою величавую стать –
мерещилось, будто не кресло, а трон,
а царь к расчленению приговорен.
Едва не рехнувшись, он спрятал тебя
в рабочей каморке под кучей тряпья,
спалив на дворе под присмотром властей
обломки и щепки других мебелей.
16
У дворника ты простояло лет пять…
Ну, хватит, наверное, перечислять
все то, что известно тебе самому.
Дружище, будь счастливо. Дай обниму!
--------
*Комбед (аббр.) – комитет бедноты.
**Мочить (жаргон.) – убивать.
***Преддомком (аббр.) – председатель домового комитета.
****Райсовет (аббр.) – районный Совет народных депутатов, представительный орган государственной власти в районе.
*****Гузовье (обл.) – низ, гузка, задница.
1989 – 2017
Свидетельство о публикации №117031104234