Стихополотно. Кузнечики поэзии

Три кузнечика русской поэзии
Дина Немировская 2


Если в тёплую безветренную погоду выйти в астраханскую степь или в среднерусское поле, почти всегда можно услышать стрекотание кузнечиков, ещё до того, как станут заметны взору эти шустрые необычные прыгуны, которых в мире насчитывается более семи тысяч разновидностей.

Поговорим о трёх кузнечиках русской поэзии. Это стихотворения Михаила Ломоносова, Гавриила Державина и Велимира Хлебникова, объединённые общим названием.

Первым в русскую поэзию прискакал «Кузнечик» Михаила Васильевича Ломоносова. Как здесь не вспомнить советский фильм с таким же названием, блестящую работу юной Людмилы Нильской, сыгравшей аспирантку-приспособленку, пишущую диссертацию по сочинениям Ломоносова!

Героиня кинокартины порхает по жизни, аки кузнечик, не забывая, между тем, приземляться после стремительных прыжков на ровную поверхность, более выгодную для неё.

Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!
Ты скачешь и поёшь, свободен, беззаботен,
Что видишь, всё твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.

(Лето 1761)

Стихотворение Ломоносова в фильме звучит рефреном, характеризуя героиню как личность поверхностную, не желающую обременять себя долгами земными.

Здесь мы сталкиваемся с явными отзвуками древнегреческой культуры в русской поэзии, поскольку ломоносовский "Кузнечик" есть не что иное, как перевод стихотворения "К цикаде" Анакреонта. Следует напомнить, что более поздние переводчики и подражатели зачастую не отличали анакреонтику (древнегреческие подражания Анакреонту) от творчества самого Анакреонта.

У Ломоносова встречаем вольное переложение анакреонтического стихотворения «К цикаде». Последний стих оригинален и звучит автобиографически: поэт сетует на свою зависимость (в том числе и материальную) от двора, на усталость от бесконечных просьб в период хлопот об университетской «привилегии».

Становление молодой русской литературы XVIII в. не могло обойтись без использования опыта европейских писателей. Одной из форм такого усвоения были переводы как древних, так и новых авторов.

Ломоносову принадлежит перевод нескольких стихотворений Анакреонта. Переводами Анакреонта Ломоносов положил начало такому явлению в нашей литературе, как русская анакреонтика. Стихотворение Анакреонта «Кузнечик дорогой, коль много ты блажен» Ломоносов закончил двумя строчками собственного сочинения:

Что видишь — всё твоё; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.

Гавриила Романовича Державина, «архангела» русской поэзии мы ценим не только как автора прекрасных, «сладкозвучных» стихов, но и как замечательного, удивительно цельного русского человека. Его можно назвать «Суворовым в поэзии».

Державиным стихотворение с одноимённым названием было написано в 1802 не как перевод, но  как подражание стихотворению Анакреонта «К цикаде» и опубликовано в 1804 и 1808 годах.

Работу над этим стихотворением Гаврила Романович продолжал с 1802 по 1808 год. В окончательном варианте державинский «Кузнечик» звучит так:

Счастлив, золотой кузнечик,
Что в лесу куёшь один!
На цветочный сев лужечик,
Пьёшь с них мёд, как господин;
Всем любуяся на воле,
Воспеваешь век ты свой;
Взглянешь лишь на что ты в поле,
Всем доволен, всё с тобой.
Земледельцев по соседству
Не обидишь ты ничем;
Ни к чьему не льнешь наследству.
Сам богат собою всем.
Песнопевец тёпла лета!
Аполлона нежный сын!
Честный обитатель света,
Всеми музами любим!
Вдохновенный, гласом звонким
На земли ты знаменит,
Чтут живые и потомки:
Ты философ! Ты пиит!
Чист в душе своей, не злобен,
Удивление ты нам:
О! едва ли не подобен,
Мой кузнечик, ты богам!

(1802)

Гавриил Державин соединил в своём творчестве «Платона и Аристотеля». В том и состоит уникальность его поэзии, что вся она «утробна», «хлебна», насыщена плотными земными энергиями, но в тоже время, через любой предмет, к которому прикасается перо поэта, будь это «стерлядь золотая», «кузнечик», «осень», «облако», «багряна ветчина» или «пшеничные голуби», по меткому выражению Демокрита, «сияет вечность, льётся поток законнорожденных смыслов».

В едином образе Державину удалось соединять, казалось бы, несоединимое: бесконечное и конечное, безграничное и ограниченное. Силой своей души, библейским всеохватным «зраком» он поднимал любое явление из его земной плоскости до прекрасно-идеальной сферы. Он не описывал «горшок щей», стоящим в кузнеце «Гефеста», не конструировал в слове небесные прообразы, но наполнял, создаваемые им поэтические образы таким светом своего сердца, такой силой творческой мощи и вдохновения, что через них начинала «струиться» вечность. И тогда, даже о кузнечике становится возможным сказать что он:

Песнопевец тепла лета!
Аполлона нежный сын!
Честный обитель света,
Всеми музами любим!
Вдохновенный, гласом тонким
На земле ты знаменит,
Чтут живые и потомки:
Ты философ! Ты пиит!
Чист в душе своей, не злобен,
Удивление ты нам:
О! Едва ли не подобен
Мой кузнечик, ты богам!

Велимир Хлебников от российской силлабо-тонической системы стихосложения, созданной его предшественником, также астраханцем по рождению Василием Тредиаковским, отошёл.

Революционер слова, автор всем известных, но мало кому понятных строк про кузнечика, который «в кузов пуза уложил прибрежных много трав и вер», всю жизнь неразрывно был связан с Астраханью и с заповедными девственно чистыми уголками природы, ведь его отец, попечитель калмыков, природоохранитель и орнитолог, стоял у истоков создания знаменитого на весь мир и во многом уникального астраханского заповедника.

Не секрет, что некоторые свои стихотворения Хлебников переписывал десятки раз, пытаясь добиться идеальной гармонии и чистоты звучания каждого слова. Это относится и к небольшому произведению под названием «Кузнечик», черновой набросок которого был сделан в 1908 году, а окончательный вариант увидел свет лишь в 1909 году. Впервые это стихотворение было напечатано в знаменитом сборнике футуристов "Пощёчина общественному вкусу", вышедшем в Петербурге 18 декабря 1912 года, далее оно вошло в сборник «Старинная любовь» (1914 г) и стало предметом споров многих литературоведов.

Его первая часть посвящена обычному кузнечику, который «крылышкуя золотописьмом тончайших жил», успел изрядно полакомиться луговой травой, её-то он «в кузов пуза уложил». Короткая зарисовка, состоящая всего из одного предложения, тем не менее, создает яркую и образную картину.

Героиней второй части стихотворения является зинзивер – крупная синица, которую нередко также именуют кузнечиком. Своим веселым пением «Пинь, пинь, пинь!» эта лесная красавица привносит в размеренную жизнь некое очарование, которое выливается у Хлебникова в восхищенные возгласы: «О, лебедиво! О, озари!».

Таким образом, автор представляет читателю сразу двух кузнечиков, которые прекрасно дополняют друг друга и создают удивительную гармонию мира, хрупкую и невесомую. Но именно в ней автор черпает свое вдохновение и ищет пищу для творческих экспериментов, смелых и оригинальных.

«Кузнечик» — одно из самых хрестоматийных и одновременно программных текстов Хлебникова. Впервые оно было опубликовано в кубо-футуристическом сборнике «Пощёчина общественному вкусу» (1913) без заглавия и имело следующий вид:

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
„Пинь, пинь, пинь!” тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво.
О, озари!
В другой редакции, появившейся в сборнике «Творения» (1914), стихотворение получило название «Кузнечик (Вариант)»:
Крылышкуя золотописьмом негчайших жил
В кузов пуза кузнечик уложил
Много верхушек приречных вер.
Тарарапиньпинькнул Зинзивер
О неждарь вечерней зари
Не ждал… Озари!
О любеди!..

Ещё одна редакция, которая выглядит как сводная по отношению к двум предшествующим, без заглавия напечатана в сборнике «Старинная любовь. Бух лесиный» (1914):

Крылышкуя золото письмом тончайших жил
Кузнечик в кузов пуза уложил
много верхушек приречных вер
тарара пипь пинькнул зинзивер
о неждарь
вечерней зари
не ждал
озари.

Хлебников прокомментировал это стихотворение в нескольких статьях, и его замечания проливают свет на расшифровку комплекса вторичных смыслов. В «Разговоре двух особ», вышедшем вскоре после публикаций «Кузнечика», обращается внимание на пятикратное повторение в первых четырёх стихах букв у, к, л и р (Полн. собр. соч. т.V, стр.185).

Число повторов отражает пятичленное строение кисти руки (и стопы ноги), а также встречающиеся в природе иные пятиричные структуры, и Хлебников специально подчеркивает, что это произошло помимо желания «написавшего этот вздор». Хлебников вновь возвращается к «Кузнечику» в статье «!Будетлянский», написанной в 1914 году. Здесь он вскользь замечает:

«Крылышкуя и т.д.» потому прекрасно, что в нём, как в коне Трои, сидит слово ушкуй (разбойник). “Крылышкуя” скрыл ушкуя деревянный конь (Полн. собр. соч. т.V, стр. 194).

Таким образом, вводится историческая реалия: ушкуйники (от «ушкуй» — названия их лодок) начиная с XI века промышляли сначала в районе Новгорода, а затем на главных реках запада и юга страны. Не ясно, был ли изначально «заложен» ушкуй в неологизме «крылышкуя» или поэт обнаружил «совпадение» лишь после написания стихотворения.

Последний раз Хлебников обращается к «Кузнечику» в «Свояси». Здесь он отказывается от несколько уничижительной оценки, данной стихотворению в «Разговоре двух особ», и, более того, ставит его в ряд текстов, которые приобрели подлинную значительность в результате озарения лучами будущего.

Теория звукоподражания может, пожалуй, объяснить появление того или другого отдельного слова. Но объяснить, как человек научился говорить, как он создал все огромное богатство своих слов, самых важных, самых нужных, она бессильна.

В тексте "Кузнечика" Хлебников активно прибегает к такому художественному приёму, как звукопись. Поэт сам указывал на то, что в этом стихотворении в четырёх строчках "звуки у, к, л, р повторяются пять раз каждый помимо его желания".

Хлебников рос среди птиц, потому и не удивительно, что в его «Кузнечике» присутствуют и загадочный «зинзивер», и «лебедиво».

Откуда же взялся загадочный хлебниковский «зизивер»?

«В «Лесной газете» – книге известного писателя Виталия Бианки – есть рассказ, озаглавленный: «Зинзивер в избе»:

«В лесную избушку… через открытую дверь смело влетел зинзивер – синица; желтый, с белыми щеками и черной полосой на груди…»
Несколько ниже талантливый писатель-натуралист объясняет и происхождение этого странного птичьего имени:

«Пел зинзивер, синица… Птица нехитрая: „Зин-зи-вер! Зин-зи-вер!“»

Ну вот: птица кричит «зинзивер» и называется тоже «зинзивер». Казалось бы, лучшего доказательства того, что люди, изобретая новые слова, прибегают к звукоподражанию, и не требуется. Но это именно «казалось бы».

Да, слово «зинзивер» действительно несколько похоже на те звуки, которые синица издает. «Пинь-пинь-тарррарах» или «зинь-зи-веррр!» – разница небольшая. И то и другое «слово» распадается на три части: два звонких звука и что-то вроде раскатистой трели.

Но вот в чём заключается немалая странность: в словаре болгарского языка, родственного русскому, приведено несколько болгарских названий синицы: «ценцигер», «синигер», «синигир».

Удивительно! С одной стороны, «ценцигер» звучит почти так же, как «зинзивер»; похоже, болгары тоже подражали голосу лесной певицы. С другой стороны, близкое к «ценцигеру» имя «синигер» отчасти напоминает и слово «синица» – «сини-гер». Можно подумать, что и там, за Балканами, по какой-то странной ошибке желто-чёрно-белая птица тоже получила название, связанное с «синим» цветом.

С третьей же стороны… Вот с третьей стороны и подстерегает нас самая главная неожиданность. Разве третье название синицы – «синигир» – не напоминает вам русское имя другой, совершенно на синицу непохожей, ярко-красной и пепельно-серой северной лесной птички – снегирь? Напоминает, и даже очень.

«Синего» в снегире нет уже равно ничего. Многие думают, что его название связано с тем, что он – птица зимняя, появляющаяся в наших местах вместе со снегом: «снег-ирь» – «снежная птица».

И вдруг – никакого снега: синигирь! Возникает вопрос: откуда могло получиться такое своеобразное сходство в названиях двух совершенно друг на друга не похожих птиц?

Теперь возьмём в руки какой-нибудь хороший, полный словарь русского языка – ну, скажем, составленный известным языковедом Владимиром Далем, и посмотрим, что там говорится о слове «зинзивер».

Нас ждет разочарование. Слова «зинзивер» у Даля в словаре нет. Зато имеются два других слова, очень похожих: «зинзивель» и «зинзивей». Что же, видимо, это тоже какие-то птички?

Увы! «Зинзивель» оказывается растением – «проскурняк», а «зинзивей» – другим растением, «бриония». Но ведь растения не пищат, не чирикают вроде синиц, не поют песен. Почему же их назвали такими птичьими именами?

Спору нет, в современном нашем языке, вероятно, можно найти некоторое количество слов и, в частности, имен-названий, построенных на подражании тем или иным звукам. Для примера я приведу вам на память вещь смешную – известную игрушку, надуваемый воздухом резиновый шарик со свистулькой, именуемый «уйди-уйди». Это одно из звукоподражаний, и притом совсем недавнее. Можно даже довольно точно указать момент его возникновения – второе десятилетие XX века, когда такие свистелки впервые появились на так называемых «вербных» весенних базарах Петербурга и Москвы. Тогда же предприимчивыми торговцами были созданы и смешные рекламные возгласы, вроде: «А вот иностранный мальчик потерял свою маму! Он плачет и зовёт, свою маму не найдет! Уйди, уйди!» Слово привилось. Можно найти и другие примеры.

«Зинзивер» – народное название большой синицы, которую также называют кузнечиком. Однако в начале стихотворения речь идет о кузнечике-насекомом, хищнике, питающемся и "травами" и "верами", т. е. представителями различных видов фауны.

За свою творческую жизнь Велимир Хлебников создал тысячу неологизмов и никогда не хотел, чтобы эти слова стали общеупотребимыми, однако многие из них в дальнейшем прочно вошли в обиход («Волгоград», «лётчик», «смехач» и другие).

Некоторые западные исследователи называют Велимира главным поэтом двадцатого столетия. Хлебников утверждал, что словотворчество есть взрыв языкового молчания. Он неустанно творил язык, созидал. Именно в многонациональной, многоязычной Астрахани к нему пришла идея о создании единого языка, на котором бы носители разноязычной культуры могли бы общаться меж собой, и так бы исчезла проблема конфликтов и взаимонепонимания, шире – возможно, даже проблема войны.

Из сказано можно сделать вывод о том, что связь между стихотворениями Ломоносова и Державина прослеживается в едином источнике - оба поэта отталкивались от «К цикаде» Анакреонта, созданной в 5 веке до н.э.:

Я считаю тебя счастливым, кузнечик,
Потому что на вершинах деревьев
Немного влаги выпив,
Словно царь поешь ты,
Будто все, что видишь в полях,
И что питают леса - твое.
Ты собеседник земледельцев,
Ничем нисколько не вредишь;
Ты уважаемый среди смертных
Сладкий вестник лета;
Тебя любят Музы, любит и сам Феб.
Он дал тебе звонкую песню,
И старость не мучит тебя.
Искусный, из земли рожденный, любящий песни,
Не знающий страданий, не имеющий крови в тебе,
Ты почти подобен богам.

(Подстрочный перевод А. Михайловой).

Предпринята попытка создания художественного перевода стихотворения Анакреонта «К цикаде» и автором этих строк:

Поёшь ты, словно царь,
Немного влаги выпив,
На вышине дерев.
И, счастьем упоён,
Кузнечик!
Даль полей, зверья лесного лики
Обозреваешь ты.
И это всё – твоё!

Завидую тебе,
О, сладкий вестник лета!
Ты в стрёкоте своём
Поверь, незаменим.
И ратаям земным
Предскажешь те приметы,
Которые в труде
Помогут, верно, им.

Так пой же долго ты,
Благословлённый Фебом,
Лелеемый мечтой,
Возделывай свой храм.
Рождённый от земли,
Хранимый вечным небом,
Не знающий забот,
Подобен ты богам.

Когда же мы говорим о "Кузнечике" Хлебникова, то он сугубо уникален во многом, в том числе и в зримом словотворчестве стихотворения "Кузнечик".

Связь времён прослеживается в стихотворении астраханки Ольги Марковой, поэтессы, которой привычно «аукаться через степь» не только с современниками, но и с самим великим будетлянином Велимиром Хлебниковым, олицетворённым ею в облике большого кузнечика, хранимого встречными ветрами перекрёстка столетий:

Расправив крылья дерзкие,
Сквозь невозможный звон
Большой кузнечик Хлебников
Бредёт за горизонт.


© Copyright: Дина Немировская 2, 2015
Свидетельство о публикации №215091301620

http://www.proza.ru/2015/09/13/1620




Рецензии



Очень рад что на прозе.ру есть такое бережное отношение к классике, забываемой современным читателем. Ваша тематическая линия кузнечика в русской поэзии близка моей линии шмеля в русской поэзии. Сам всё время хотел написать о кузнечике в русской поэзии. Но теперь уже не чувствую себя в долгу перед этим образом. Хотя кузнечик Арсения Тарковского всё же не даёт мне покоя. Спасибо. Рад был бы узнать есть ли и другие литературоведы, выстраивающие подобные исследовательские цепочки, посвящённые поэтическим образам насекомых. Спасибо.
С уваженеим,
Владислав Плеханов   14.09.2015 17:01   


Владислав, большое спасибо за отклик, для меня это ценно.
Дина Немировская 2   16.09.2015 06:19 


Безусловно, "Кузнечики" Арсения Тарковского требуют отдельного глубокого литературоведческого анализа:

требующие отдельного литературоведческого анализа:

КУЗНЕЧИКИ

1
Тикают ходики, ветер горячий
В полдень снует челноком по Москве,
Люди бегут к поездам, а на даче
Пляшут кузнечики в желтой траве.

Кто не видал, как сухую солому
Пилит кузнечик стальным терпугом?
С каждой минутой по новому дому
Спичечный город растет за бугром.

Если бы мог я прийти на субботник,
С ними бы стал городить городок,
Я бы им строил, бетонщик и плотник,
Каменщик, я бы им камень толок.

Я бы точил топоры - я точильщик,
Я бы ковать им помог - я кузнец,
Кровельщик я, и стекольщик, и пильщик.
Я бы им песню пропел, наконец.

2
Кузнечик на лугу стрекочет
В своей защитной плащ-палатке,
Не то куёт, не то пророчит,
Не то свой луг разрезать хочет
На трехвершковые площадки,
Не то он лугового бога
На языке зеленом просит:
- Дай мне пожить еще немного,
Пока травы коса не косит!

Арсений Тарковский

Дина Немировская 2   16.09.2015 06:27