Последняя молитва спелеолога

тов. Чинкову Илье Николаевичу - Будде, Сергею Баклакову, Олегу Куваеву, Олегу Медведеву, Ивану Антоновичу Ефремову и др.

"Великих людей питает труд"
Луций Анней Сенека

Мой Псалтирь, он в партийном билете,
Но когда над тобою рычит и рокочет ветер,
Когда перемешаны, переломаны шея и ноги,
Поневоле начнёшь молиться, думать о боге.

Меня перед смертью укроет темничная полночь,
А пока я стенаю и вою: "Господи, боже, сволочь!
Какое же гнусное и роковое мщенье -
Умереть на любимой работе, в промёрзшей насквозь пещере!"

Под сводами носится ветер, волчий фальцет,
Лужа воды потолочной лежит на лице.
1."Когда я почую исход последнего дня,
Господи...ах, как же больно...помилуй меня!"

И каждое слово произношу с одышкой,
Чернильные капли каплют больней и слышней.
Там, где они упали, ложится камень -
Как чёрный прессованный лёд, которому не растаять.

2."Когда сердце моё при последних ударах будет стонать,
Положи своего милосердия, Боже, печать", -
Не то я шепчу, не то я кричу, но каждое слово с болью,
А тут ещё камень на шее растёт мозолью.

Мои ноги в промокших ботинках уже коченеют,
Бесплотная часть моя, кажется, стала уже ничьею.
"Ещё чуть-чуть, дай душу доисповедаю!".
Языком стотонным тащу я слова последние.

3."Когда оплачУ и оплАчу Тебя оскорбленье,
Прощеньем вознагради предсмертное рвенье!".
А камень на шее нарос колонной и давит!
И тогда я бросил молиться -
я взял молоток и обрушил камень.

Я понял - с молитвой всё чёрное нарастало,
Из грязи души моей вылезали скалы.
Мне захотелось на свет перед смертью вылезти,
Силы есть ещё - я был большинства по-жилистей.

Я тянул, расцарапав живот, тянул во всю прыть.
Не было силы - тянуло желание жить.
Я взвалил наверх свои ноги тяжелей наковален -
Переломан и мёртв, и ничуть не печален.

И я видел сады и огромные города -
В небе, тяжёлом и тёмном, словно руда.
А потом глаза обагрила острая вспышка.
Ни городов, ни садов не видно, не слышно.
____________________________________________________
Мы нашли его утром, под ним отсыревший камень,
Смешной и страшный, с переломанными ногами.
В стеклянной маске, как у всех мертвецов,
Лишь улыбка оживляла лицо.

Мне пришли слова:
"Мой Псалтирь, он в партийном билете,
Даже если рычит и рокочет ветер".