Глобальнейший плевок

Море и горы, леса и поля –
Всюду живет одна мразь;
Эта Планета зовется Земля,
И, значит, зовется Грязь!

Под черный вечер, вдохновенья для
Явилось откровение одно:
Планета именуется Земля,
Поскольку носит разное … оно.

Земля – наш общий дом,
Большой публичный дом,
И вся, как есть, дурдом.

Пишу в свой том, притом
Предельно лаконично:
Земля – наш общий дом,
Поскольку он – публичный.

Человечество – Дракон,
Многих тысяч миллион
Рук, ног, животов, концов
И лишь нескольких голов.

В различных нациях различия не вижу:
Всех одинаково сынов их ненавижу.

Думал я в бесконечной тоске
В одинокой ночной черной мгле,
Что висит все – не на волоске,
А висит все давно на сопле

Реальный мир жесток и лжив,
Мир виртуальный – вечно жив.

Все – к черту! Наша жизнь – тюрьма!
Я плачу и рычу, как крокодил!
Не говорите: мир сошел с ума!
ОН НА НЕГО ЕЩЕ НЕ ЗАХОДИЛ!

В терзаньях многочисленных похмелий
Довел вконец себе я до ума:
Нет худшего в тюрьме из подземелий,
Поскольку Мир – всеобщая тюрьма.

В любой общественной формации
Мозги скребут дезинформацией.

Да, «Запад есть Запад, Восток есть Восток»,
Но Запад не меньше Востока жесток.

Смех сквозь слезы – самый истерический –
Над эпохой нашей исторической.
 
Я увидел в смертельной тоске
В одинокой ночной черной мгле,
Что висит все – не на волоске,
А висит все давно на сопле

Реальный мир жесток и лжив,
Мир виртуальный – вечно жив.

Когда-нибудь – все вместе,
Кто – скоро, кто нескоро ...
Театр военных действий,
И люди в нем – актеры.

Тарахтит и хрипит злая черная лира,
Вдохновенье с утра, словно грушу, трясет,
Что-то там мир спасет, но сначала полмира
Кто-то там не спеша, с расстановкой, снесет.

Вам, взрослые-дети,
Скажу без прикрас:
Фашизм на Планете
Есть в каждом из нас.

Вымрет половина граждан –
Будет рад, кто выжил, каждый.

Простая из простых идей,
К сознанью крепко липнет:
Погибнет Мир не от людей,
От нелюдей погибнет.

Мир чтоб стал мёртвый и чёрный,
Ядерщик нужен учёный.
 
Мы пьем, смеемся, богохульствуем,
Преображая воздух в дым,
Единство наций мы почувствуем,
Когда на воздух все взлетим.

… А сейчас век идет двадцать первый,
Он последний, кажись, хоть и первый ...