быт Ивана

...он заблудился в одинаковых переулках, бессильно стуча в двери забитые( ещё при первом потопе) гвоздями трусливого недоверия.
Три дня на сухом пайке из табака и солёной воды, в самом сердце трясины людского безразличия.
Иван терпел, ****ь, как мог терпел.
Через пару сотен окурков, трёх переломов ценностей и двух внутречерепных вывихов личности, он понял и сумел..
....в театре его приняли с благосклонно, особо не замечая, ноги вытирали по строго отведённым дням, премировали по-настроению.
Через пять лет Иван и сам накопил на скорлупку-халупку где-то на дне трясины, иногда в его двери стучались, но со временем он научился не слышать.
В столовой театра он познакомился с Нюрой ( Нюра варила компоты и борщ, разбавляла сметану кефиром и таскала домой: объедки, скуку и женское одиночество).
Нюру Иван не любил, но побаивался, целовал её по утрам и вечерам, а также по первому требованию предавался рутинной страсти.
На зарплату кочегара театральной котельной, они соорудили ремонт, детей и раз в три года уезжали на отдых в заграничное болото.
Иван перестал видеть и слышать. Ему ни к чему было даже дышать и чувствовать.
Иван превращался в окружающий его торф.
Иван пил топливо, ел топливо...Иван был топливом.
Посредственный топливом.
Эпитафии не было, эпилога тоже, была лишь горсть золы в одинаково пыльных переулках.