ciaccona из сюиты Сад омраченный

Ecce Ancilla Domini...





Как будто любят и не просят
ладоней. 

Отдавая безропотно первые утро и вдох.

Я листу на осине 
надышал метахрон покаяний,

hortus Rutheniae.

И милые дома насельниц
всё отпустили, всех
отпустили.

Окна не плачут над Иеремией,
а дети Рахили – над Рахилью.

Городу снится его Россия.

Мы разделились на тигров и агний,
путая горла с клыками.
Наша ласка - орудие рабства ?
или четвертований ?






Ave, Virgo misericordiae


 
Если Твой голубиный неф
иссекут до последней морщинки
в рыдающих тополях, 

все останется сердцу, как купине.

И, когда это сердце… 
Может быть, что-то останется,
кроме пепла ?


Свет ? бесследный,
как душа сновидений.
Мне верный
детски.

Я его рисовал наугад, не умея
вспомнить:
я ловлю только слово ?

Так о Радости пели.

Или, буднично, даже нескорбно,
от всего убиенного нами
остается нетленною
милость Твоя