Мюнхенские манекены. Из Сильвии Плат

Мюнхенские манекены


Безупречность страшна,  у нее не бывает детей.
Холодна  как дыханье снегов, чрево ночи она заполняет собою, 

Где  впотьмах разрастаются    тисы,  как  гидры,
Древо жизни и дерево жизни,

Луны свои отпуская, за месяцем месяц, впустую.  
Крови потоки —  потоки любви,

Совершенная  жертва.
Значит,  нет больше идолов,  кроме меня,

Нас с тобой.
Потому-то  в  своей инфернальной * красе, улыбаясь, 

Манекены кривляются  в Мюнхене ночью,
В этом морге, что между Парижем и Римом,

Безволосые, голые,  хоть и в мехах,
Апельсиновые леденцы на шестах серебристых,

И безмысленны, и невыносимы.
Снег дробит темноту на кусочки,

Нет вокруг никого. А в отелях
Чьи-то руки за дверь башмаки выставляют,

Чтоб начистили  до антрацитного  блеска,
Чтобы девки назавтра в них втиснули  ноги.**

О, семейственность этих окошек,
Детский бант,  мармеладный  зелененький листик,

Немцы толстые спят, пребывая в бездонной гордыне,  в презрительном  Stolz'e.***
И  черны  на крючках телефоны,

Лоснятся,
Блестят,  переваривая

Безголосость. У снега ведь голоса нет.  
 

28 января 1963

* В оригинале 'sulfur loveliness' - "серная/сернистая краса".

** В оригинале игра слов: 'broad toes' может означать и «ноги девки» и «широкие пятки».   


*** Stolz (нем.) - гордость.


* * * * * * * *

The Munich Mannequins
by Sylvia Plath

Perfection is terrible, it cannot have children. Cold as snow breath, it tamps the womb

Where the yew trees blow like hydras,
The tree of life and the tree of life

Unloosing their moons, month after month, to no purpose.
The blood flood is the flood of love,

The absolute sacrifice.
It means: no more idols but me,

Me and you.
So, in their sulfur loveliness, in their smiles

These mannequins lean tonight
In Munich, morgue between Paris and Rome,

Naked and bald in their furs,
Orange lollies on silver sticks,

Intolerable, without mind.
The snow drops its pieces of darkness,

Nobody's about. In the hotels
Hands will be opening doors and setting

Down shoes for a polish of carbon
Into which broad toes will go tomorrow.

O the domesticity of these windows,
The baby lace, the green-leaved confectionery,

The thick Germans slumbering in their bottomless Stolz.
And the black phones on hooks

Glittering
Glittering and digesting

Voicelessness. The snow has no voice.

28 January 1963