Одесские истории. Проза

                Пахнет морем, и луна висит над самым Ланжероном,
                И каштаны тихо шепчутся с бульваром полусонным,
                Невесомо серебрится южной ночи панорама,
                Спят фонтаны, - занавешены фруктовыми садами…
                …Над причалом маяка огонь и лес портовых кранов,
                В море чайки, а над ними гордо кружатся бакланы,
                Рестораны осветили побережье огоньками,
                Звон стаканов, и поёт гитара об Одессе-маме.



"ОДНИ ДОМА"      
 
         Нам с моей двоюродной сестрой Милой было по 12-13 лет, когда нас неожиданно оставили на несколько дней одних.
Мила с родителями жила в Одессе, в районе Молдаванки, на всем известной по одноименной песне улице Мясоедовской, где мы и проводили вместе каждое лето. Помню этот одесский дворик, где по утрам пахло кухней и кофе, а по вечерам мы с другими детьми “тусовались”, говоря современным языком, - то есть носились как угорелые, играли в прятки, забегая в соседние подъезды. Для меня, коренной львовянки, одесский колорит был необыкновенно привлекателен: он всегда ассоциировался с отдыхом, свободой, суетой Привоза, зеленью одесских улиц, прохладой утреннего моря,  жарким полуденным солнцем и прогулками по морской набережной на закате, вечерними неповторимыми запахами моря и распускающихся к вечеру южных цветов…  И с замиранием сердца от ожидания чего-то необычного и неизведанного - что так свойственно этому возрасту…
          Тетя Галя работала в Институте связи, общежития которого располагались в Аркадии на улице Пионерской. Море от общежития  находилось совсем близко, всего несколько трамвайных остановок. Летом студенты разъезжались на каникулы, и общежитие пустовало до июля-августа (пока не начинались вступительные экзамены и туда не заселялись новые абитуриенты). Тете Гале разрешили поселиться на лето в одной из комнат общежития, куда мы и перебрались. Но тете часто приходилось возвращаться в город по делам, поэтому мы по нескольку дней оставались одни, наслаждаясь неожиданно свалившейся на нас свободой. Конечно, это способствовало происходившим с нами разным “прикольным” историям, часть которых до сих пор сохранилась в моей памяти…

ИСТОРИЯ С КЛЮЧОМ

          В первую тети Галину отлучку мы, нагулявшись, вернулись домой поздно вечером, сварганили нехитрый ужин, после чего Мила убрала со стола, а я отправилась мыть посуду на кухню. Вернувшись со стопкой вымытой посуды, я нашла дверь в комнату закрытой на ключ.
 - “Открой сейчас же!” – возмущенно крикнула я, еле удерживая в руках стопку тарелок.
“Не открою!” – отозвалась Мила. – “Скажи пароль!”
“Какой такой еще пароль? Открывай немедленно!” – продолжала возмущаться я, еле удерживая в руках тарелки.
“Без пароля не открою!” –  упрямилась Мила.
Так мы препирались еще некоторое время, пока Миле это не надоело, и я наконец-то я услышала возню ключа в замке. Но дверь не открылась.
Несколько минут Мила молча ерзала ключом в замочной скважине, затем, после “минуты молчания”, я услышала впечатляющую фразу:
“Не открывается!” – сказала Мила из-за двери.
Вспоминая про себя все известные мне к тому времени ругательства, я вернулась на кухню и оставила вымытую посуду на столе, а сама возвратилась к двери комнаты, за которой сидела в добровольном плену любезная сестричка Мила…
На шум выглянули из соседней комнаты соседи-абитуриенты, с которыми мы еще не успели толком познакомиться – но уже знали, “кто есть кто”, так как из любопытства на второй день после их заселения  провели известную в студенческо-общежитских кругах операцию “баночка”: подслушали их разговор, используя пустую стеклянную банку. Банка приставлялась к предполагаемому месту разговора пустым краем к стене и дном к уху, и разговор за стеной становился хорошо слышным. Этакое примитивное подслушивающее устройство…. Благодаря “баночке” мы услышали фразу, которая состояла из семи слов, четыре из которых были матерными, а три – собственно фразой. Принадлежал этот “шедевр русского языка” самому интеллигентному на вид молодому человеку, чем мы были сильно озадачены – на вид мальчик был сама скромность. И поделом нам за такое разочарование – нечего подслушивать!
Ребята поинтересовались, что случилось, и, узнав причину, стали обсуждать способы, как лучше открыть дверь. Решили, что я спущусь на улицу, а Мила чем-то обернет ключ и сбросит его вниз. Тогда, имея ключ в руках, со стороны коридора дверь можно будет открыть значительно проще, тем более ребята помогут... Спустившись вниз, я подняла голову  – и застыла в оцепенении. А надо сказать, что комната наша находилась на 8-ом этаже. Представьте мой ужас, когда я увидела Милу, распластавшуюся по внешней стене дома. Одной рукой она держалась за раму,  а другую, с ключом, протягивала соседу, который в свою очередь тянулся к ней навстречу по внешней стене из соседней комнаты! Пока я спускалась вниз на улицу, они решили передать ключ по стене с внешней стороны. Причем, как потом мне рассказала Мила, парень, тянувшийся к ней навстречу, говорил ей:  “Да ты не бойся, меня здесь держат!”. Но Милу-то никто не держал… До сих пор сердце “екает”, когда  я вспоминаю эту сцену. Ведь Мила могла запросто сорваться и рухнуть вниз с восьмого этажа! Да, “все хорошо, что хорошо кончается”…

ОПЕРАЦИЯ “ДУШ”

          В те времена в общежитиях душ  находился только на первом этаже здания. Поэтому существовало несколько способов пользования им для проживающих в общежитии. Либо назначались мужские – женские дни (такой порядок был в моем общежитии, когда я несколько лет спустя поступила в Ленинградский университет. По понедельникам, средам, пятницам в душе мылись мальчики, по остальным дням - девочки. Помню, мы с однокурсницей ждали, пока будет 12 часов ночи – то есть, “мужской день” закончится,  и мы сможем полноправно помыться в час ночи – т.к. наступит  “день женский”. И, когда мы наконец-то проникли в душ, то, уже открыв воду в кабинке, я в ужасе увидела, что из соседней кабинки выдвигается голый негр! Он, видимо, несколько припозднился – а мы его и не заметили в темноте душевой, т.к. основной свет в час ночи был уже выключен, горела одна тусклая лампочка, и негр сливался с темным фоном душевой. Хорошо, что он нас тоже не заметил…).
В одесском общежитии Института связи порядок пользования душем был другим: если первыми в душ успевали войти женщины, то мужчины выстраивались в очередь перед дверью душа – приходящие женщины проходили в душ беспрепятственно, пока очередь из мужчин не становилась внушительной. Тогда женщин переставали пускать, и они выстраивались за крайним мужчиной в ожидании выхода последней девушки из “моющейся” группы. После ее выхода в душ запускалась партия мужчин, а женщины в это время накапливались перед дверью душевой, ожидая своей очереди (примерно так, как это происходило на медкомиссиях при прохождении флюорографии).  Попав в одну из женских партий в самом конце списка, мы с Милой замешкались и оказались последними. Надо было спешить, так как очередь из мужиков перед душем уже начинала возмущенно закипать. Кое-как домывшись и закрыв воду, я выскочила из душевой и стала поторапливать Милу. “А я не могу закрыть воду!” – неожиданно заявила она. Оказалось, что, поторопившись, она сначала закрыла холодную воду – а закрыть горячую уже не смогла, т.к. из душа шпарил почти кипяток (как назло, горячая вода в этот день была по-настоящему горячей!). Я попыталась ей помочь, но добраться до крана с горячей водой, не обжегшись, было невозможно. Под дверью душевой в это время возмущение усиливалось, раздавались негодующие возгласы мужчин: “Что они там, рожают, что ли? Целый час торчат! И чем только занимаются?”
 А мы занимались тем, что безуспешно пытались закрыть “горячий” кран. Горячая вода хлестала, душевая наполнилась паром – и мы уже просто боялись выйти из душа после того, что натворили…
Но нам повезло: в это время из города приехала тетя Галя. Прочитав нашу записку – о том, что мы в душе – она прибежала туда, со свойственной ей сноровкой закрыла горячую воду и приняла на себя все возмущенные вопли, посыпавшиеся на нас, как только мы появились из-за дверей душевой…

КУКУРУЗА

          Оставшись в очередной раз “на хозяйстве”, мы решили проявить инициативу и сварить кукурузу, которую тетя Галя купила накануне. Закинули ее в кастрюлю, залили водой, ждали – ждали, но кукуруза никак не сваривалась. В конце концов нам это надоело, мы долили  в кастрюлю побольше воды  - и пошли играть в бадминтон на спортплощадку рядом с домом. Играли вроде бы недолго, - но, когда вернулись на свой этаж, запах жженой кукурузы встретил нас уже у лифта. От кукурузы остались одни кочерыжки. А мы остались без обеда…

ЛЮБОВЬ

          Девочки мы были рослые, поэтому окружающие принимали нас за абитуриенток института – мы же эту "легенду" не развеевали, хоть нам тогда было всего по 12-13 лет. В это время новые абитуриенты начали постепенно заполнять общежитие – приближались вступительные экзамены. На нашем этаже поселились абитуриенты из Грузии – веселые темпераментные южные ребята. Экзамены экзаменами, а первые влюбленности не отменялись. Одного из них, высокого и статного, звали Заур Пилишвили. Обаятельный и общительный, он сумел добиться нашего расположения и, отставив учебники, вечерами стал сопровождать нас на наших вечерних прогулках к морю и обратно, захватив с собой своего товарища. Начинающийся роман был пресечен тетей Галей, на этот раз приехавшей не во время, - вместе с моими родителями, которые собирались возвращаться во Львов и увезти меня с собой. Мы с Зауром на прощание обменялись адресами  - и летний отдых закончился. Когда мы вернулись во Львов, меня уже ожидало письмо из Грузии с прекрасными видами красавца  Тбилиси – и фото второго красавца Заура на их фоне. С обратной стороны на фото была надпись на русском языке: “Любовь моя к тебе сильна, как в море шторм сильнейший, и для меня лишь ты одна, родной мой друг милейший”. Не знаю, из какого “опуса” были взяты эти строчки, но у меня к ним было двоякое чувство: с одной стороны, лестно, что такой красивый молодой человек признался мне в любви (первый раз в жизни!), а с другой – почему-то стыдно, неловко, что кто-то может случайно прочесть эти строчки (так нас тогда воспитывали). Ничего лучшего мне в тот момент не пришло в голову, как достать перо и замазать чернилами (которыми тогда мы писали в школе)  стихи – но так, чтобы при желании эти строчки можно было все-таки прочесть. Воистину женская логика! В начальной стадии... Так закончился мой первый курортный роман. А впереди у нас с Милой была вся наша жизнь -  со своими удачами и неудачами, встречами и расставаниями, взлетами и падениями, горестями и радостями…



04.03.2017г.