Вокзалы и тропинки Тейт Эш. Часть 2

Сказки старого Сусанина

http://www.stihi.ru/avtor/alash&book=5#5

Уже в названии поэмы – загадка и разгадка, путеводная нить к пониманию стихотворений, входящих в неё, намек, приглашение…Куда, в какие дебри, в какую глухомань заведет своими сказками нас постаревший Сусанин? Быть может, не погубит, спасет?

 Тронешь лапкою несмелой
 поднебесный метроном:
 день качнётся, чёрно-белый,
 в заоконье ледяном.

 От порога до порога,
 будто землю обняла -
 чёрно-белая сорока
 пораскинула крыла.

 Свет на домики сметая,
 небеса отворены.
 Я судьбу перечитаю
 с нежно-белой стороны. -

 Пусть гуляет белостопом,
 улыбается хитро.
 Вместо ёлки - над сугробом
 сорочиное перо.

 Нежно, слегка прикоснувшись к струнам души, вглубь, в даль, в черно-белое прошлое… Черно-белое – не только от черно-белой, старой фотопленки, но оттого, что чувства обострены, восприятие  яркое, судьбы – контрастные. К добру ли это – узнаем, посмотрим, а сейчас – вперед, за проводником, за  старым сказочником, за сопровождающим…За  психопомпом, водителем душ? Все увидим…
Развокзалится, раскоробится,
 Расторопится суета.
 Вьётся снежная серебровица
 С мёрзлым именем Воркута.

 Прикорнувши промеж бревешками,
 Время тянется с огонька
 За расщёлканными орешками
 Да усмешками пермяка.

 Мнится птице - летит на юг она.
 Дремлют в памяти имена.
 Завирухою убаюкана
 Приполночная снежина.

 Душу выгреет шкурка-яловка,
 Спрячет накрепко в рюкзаке.
 Не сыскать наливного яблока.
 Катит клюковка по руке...

        «Сибириада», третья часть поэмы, подтверждает догадку, уводит  за полярный круг и дальше, в снега, в бескрайние просторы, туда, где природа не позволит выжить слабому, но выкует характер сильного. А сказки – они ведь для храбрых и сильных, не правда ли? Но оглянитесь, прислушайтесь, почувствуйте – как скрипит снежок: сне-жно-не-жно….Мы  уже в сказке? Как увидеть все это одновременно, целиком  неохватную картину и её детали?  Где волшебное блюдечко, где наливное яблочко? Катит яркая, как будто налитая кровью, клюковка, замершим огоньком, ярким пятнышком, на кипейно-белом…Согреет ли, убаюкает?

 Коротаю Сибирь. Нет маршрута, хоть просеку высеки.
 Не дождавшись огня, возвращаюсь в промерзшие сени я.
 Третий месяц гляжу, как недели сбегают на выселки,
 Оставляя мне то ли безумие, то ли спасение.
……………………………………………………………………………
     Эти строки надо читать, слушать,  надо вдыхать, как морозный воздух, который отрезвляет, пробирает до озноба, и, тут же, согревает…Что может заморозить больше одиночества, что может согреть лучше, чем сильные чувства, страсти? Только надежда…Слабому она внушит ложные ожидания, заведет в тайгу отчаянья, сильному – даст возможность бороться, спасет, выведет. Ох, старый Сусанин, завел ты нас, в свой мир, в свою память…
      Но что это? Попытка сбросить  наваждение, вернуться в мир дня сегодняшнего? Резкий поворот, смена говора, смена образов? В самой середине истории, в «Чаепитии», мы внезапно слышим другой голос, видим другие образы. Изменяется все – время, место, даже интонация рассказчика. После суровой простоты  – почти игра, вместо глубины, силы – мимолетные, поверхностные, легкомысленные отношения и встречи.
 Вечер в коммуналке (что не ново).
 Стол. Терновка. И тебе терново.
 Поэтесска с мордочкой Му-Му.
 Выгнать бы к чертям её, чуму,
 Но сменяешь парочку обновок
 На дуэт ночных перестановок.
 Отлитературишь в два стиха.
 Довела, терновка, до греха.

    Тут уже, читатель  на мгновение выходит из очарования «Сказок…», потрясенно понимая, что только что был свидетелем мгновенного перемещения во времени – из прошлого, двадцатых годов минувшего века, в сегодня; из романтизма в постмодернизм  века двадцать первого… Основательность и размах сменились  на мимолетные  отношения, мощь и красота единства с силами природы поменялась на игру разума, аллюзии и усмешку. Но…все это – только на мгновенье, поскольку потрясенный не меньше читателя герой стихотворения  судорожно ищет детали, приметы, вещи, которые, как волшебный артефакт, вернут ему красоту утраченного мира…
………….
Что нащупал? Дедовскую кружку?
…………
Человечий дух неудержим,
 Как технарь, корпящий над карданом.
 Ты сменил и адрес, и режим,
 Вырвался, не слёг под чемоданом.
 
 Мы теперь с тобою визави
 В истине, как два грача в навозе.
 Но кривые - сколько ни криви, -
 Дальше Ахерона не вывозят,
 Лишь латают паузы над Е
 И меняют почву в колее.
 
 --
 Утро. Муха плавает в «Арго», -
 Жизнь щедра на лишние детали.
 В сентябре цыплят пересчитали,
 Но весна подводит Итого.
 
 Пять шагов до озера парного.
 Выпей, банька, жара дровяного -
 Просто так. Не важно, за кого.
 
 В дедовом краю лесов и пашен
 Плач окончен, костерок погашен.
 Медленно, как мёртвый на столе,
 Остывает кружка на золе.

  Неужели этот мир, мир сказок и сказаний – мертв, и его судьба – медленно остыть в памяти поколения, которое уже само почти уходит?...
…Закрыть глаза. Позволить себе уйти в мир старого Сусанина, в простой бревенчатый домик, в обжигающую баньку, в ледяную воду лесного озера…
………..
 Чужую кружку согрей в горсти.
 На старых снимках застыли лица.
 Довольно просто в избу войти,
 Куда сложнее в сердца вселиться.
 Упрёком в горле горчит перга.
 Снега не выйдут из обихода,
 Покуда пьёт белену тайга
 От ледостава до ледохода.
………….
 Огонь доверчиво льнёт к рукам.
 Мышей летучих смахнёт чердачье.
 Истосковавшись по рыбакам,
 Избушка ластится по-собачьи.
 В печурке старой сопит горшок,
 Не хватит места тоске-кручине -
 Разбитый флюгерный петушок
 По новой выкрашен и починен.

 Домишка, мошками мельтеша,
 Латал уютом свои увечья.
 А мы смотрели, боясь дышать,
 Как в щёлку ставен глядит душа -
 Сосноголовая, человечья.

Всё живо, и жив герой, жив, пока горит огонь, пока есть, не потеряна,  дедовская кружка, пока звучат «Сказки  старого Сусанина»…И он, герой,  просто обязан идти дальше. И мы идем  вслед за ним…
Продолжение следует…)))