Предсмертная записка

Однажды, быть может, не станет поэта
И мысли словами закроются где-то.
Когда-то, наверно, забудется слово,
И может, быть может, откроется снова.

А люди на части, на микро-частицы
Разложат несчастье, счастливые птицы
Они улетят навсегда, не вернутся,
Поэту из окон враги улыбнутся.

Когда его мысли в тупик приводили,
Когда его рифмы, как брак подводили,
Он видел виднеющийся где-то поезд.
Не мог и понять и не знал, что такое.

Последние чувства решали всё в жизни.
Он сильно любил и был выбор, но в призме
Всего ничего было девять цветов,
И чёрный и белый и он был готов.

Он либо пошёл бы по красной дорожке,
Сжал волю в кулак, чуть потрусив немножко.
А либо скатился по синему склону,
И жизнь бы доверил кому-то другому.

Он либо молчал бы, теряя дар речи,
Он был бы в воронке душевных увечий.
Иль бы бы ни с чем, но без камня на сердце,
Холодном и злом, так отравленным перцем.

Он был бы с той самой вселенской особой,
Сказав, потерял бы её, он способен.
Но так, промолчав, он смотрел и терзался,
Он ныл и жалел, что тогда не признался.

Так он бы жалел точно также и мучился
Он рассказал бы всё то, что заучивал.
Так потеряв навсегда веру в высшее
Покой обретает он самоубившего.

Всего-то ему не хватило мгновений.
Он мучился в доводах злых рассуждений.
Жалея, что так не сказал ей, что любит,
В тот мир уходя он свою жизнь загубит.

Пред смертью намучиться хочется сильно,
А он не надышится, дышит обильно.
Теперь его иглами колют пророки,
Теперь после смерти все сводятся сроки.

Ему не хватило всего лишь терпения,
Дело не в мыслях и не в умении.
Дело в душе человека простого.
Смерть не щадит дурака молодого.

Сам или глуп был, а может быть глух.
Но не подводит теперь его слух.
Однажды, быть может, не станет поэта.
Да только она не заметит ведь это...