Детство. Александр Матийко

Дитинство

                *    

О дитинство моє зелене,
при стежині в’юнкий спориш…
По яких ти світах од мене
глухо п’ятами гупотиш?

Не прощаючись з отчим домом,
збивши роси з ромен-трави,
подалося за Сойером Томом
на кокосові острови.

Де вони, острови і хащі,
вутлий човник на бистрині?..
Десь під Медвином? Чи в Таращі?
Чи в обухівській стороні?

Та коли б же й була спромога, -
ні, тебе не спиняв би я,
розполохана, босонога,
білобриса безвість моя.

                *

На базарі тата питали:
-Скільки, шевчику,
                просять витяжки?
Тато чоботи продавали,
ну, а я біля нього – витрішки.

Торгувались дядьки-поети.
Набиваючи ціни краму,
підкидали у торг куплети –
то частівочку, то епіграму.

Сновигали свити й киреї,
а я слухав, як слово мовиться.
…Перші ямби, перші хореї
дарувала мені торговиця.
               
                *

Ми з тобою одні у хаті –
я і карточка на стіні.
А за цариною пелехаті
бродять гелготи по стерні.

«Ловко, сину мій, ловко, ловко…-
докоряє мати з стіни.-
А гусей ти лишив на вовка?
Ну ж хутенько-бо прижени!»

І я знов – пастушок маленький.
«Ти не лай мене, мамо. Спішу.
Я хутенько, ось бач, хутенько.
Тільки віршика допишу».
               
                *

Повторися для мене, поро,
низку споминів нанижи.
Сірим зайчиком понад бором
прудко, з підстрибом, пробіжи.

Принеси мені зіроньку спілу,
ту, що стигла у вишині,
лісової мороки – співу –
не вміщається ж у гущині.

Селюка, що іде в поети,
духом поля розвесели.
І натерті до блиску паркети
материнкою устели.

Перевод:

                *

Ребячества дивный кураж,
у тропинки юркий спорыш.
В каких от меня мирах
пятками землю кроишь?

Не простившись с отчим домом,
сбивая росы покрова,
подался за Сойером Томом
на кокосовые острова.

Где ж острова и их чащи,
утлый челнок на стремнине?
Под Медвином? Или в Таращах?
В Обуховской, может, долине?

Если была б и возможность, -
нет, мне тебя не унять,
в тревожную неизвестность
вовлечённая юная рать.

                *

Размер на базаре искали,
удобный, как ношенный китель.
Отцу сапоги продавали,
при нём был я просто зритель.

Вели торги дядьки – поэты,
набрасывали цены хламу,
подкидывали в торг куплеты,
частушку, иль эпиграмму.

Сновали, как слуги в ливреях,
их речь словно птица парила,
и первые ямбы, впервые хореи
торговля мне щедро дарила.

                *

Нас с тобою двое в хате:
я и карточка на стене.
А за околицей косматые
бродят серые по стерне.

«Ловко, сыночка, ловко, -
мама корит со стены. –
Гусей ты оставил на волка?
Не помнишь, что нет им цены?»

Послушный я вновь пастушок.
«Я быстренько, мама. Спешу.
Уж делаю первый шажок,
вот только стишок допишу.»

                *

Пережить бы мне снова ту пору,
что-то новое вам покажу,
серым зайчиком по над бором
след стремительный проложу.

Принеси мне звёздочку белую,
ту, что спелая в вышине,
и морошки ягоду зрелую
ту, что песню ждёт в тишине. 

Хуторян, кто идёт в поэты,
поле, духом своим укрепи.
И натёртые блеском паркеты
душистой травой устели.