Цыганка

Шла домой я, и мнила: дорога трудна.
Но цыганка мне тут повстречалась одна.

Принялась я словам ее было внимать,
Но тут вспомнила я, как твердила мне мать:

«Коль цыгане к тебе подойдут – прогони.
Песни трогают их, да обманут они».

Как известно: оков любопытство сильней.
И – (была, не была!) – я направилась к ней.

«Эй, цыганка! Ну что ж! Почуди… погадай.
Правду-матку скажи, и совет ты мне дай!

Что ж, быть может, ты путь мне укажешь земной?
Есть ли что впереди? Что случиться со мной?»

Ни раскинула карт, ни прочла письмена,
А лишь только в глаза поглядела она.

Руку прочь отвела. Брать не стала пятак.
И, поправив платок, мне промолвила так:

«О, грядут времена, чую стрелок я бой –
И ты встретишь того, кто дарован судьбой.

Знай: на Божьем пути уж не встать ничему.
Будешь… будешь, дитя, ты супругой ему.

Шить, ходить по гостям, да готовить обед…
Обойдет стороной череда тебя бед.

Сына будешь растить, жить в достатке… А он!
Как доволен тобой! Как в тебя он влюблен!

Ты живи как живешь. Не ходи ты гадать.
Муж, ребенок… семья – вот твоя благодать».

Побледнела я: « Как! Есть еще хоть что?! Ну…
Неужель это всё – и я славу мину?!

Коль сама не добьюсь чего дельного я,
Прокляну я кого мне пророчишь в мужья!

Иль напрасно я книги дарую очам,
Силясь тайну понять, да молюсь по ночам,

Чтоб мне Боженька дал хоть какой-нибудь дар!
Мне гаданье твое – как кинжала удар!

Нет, вели же достойно прожить мне свой век:
Чтобы помнил меня и ценил человек!»

«Ты еще так мала. Ты не знаешь всего.
Брось опасную страсть не от мира сего…

Не ропщи, а смирись. Преклони же свой лик
Что, тот, думаешь, счастлив, кто духом велик?

Нет! Не твой это путь. Богом дан он другим.
Так оставь же тоску и стенания им.

То, о чем просишь ты, уж не в силах я дать.
Муж, ребенок… семья – вот твоя благодать.»

Тут представилось мне, как я сердцем пуста!
И валялась в ногах… и бранились уста:

«Нет! Ты лжешь! Прекрати! Просишь денег? Так, на!
Мне несносен покой! Пусть я буду бедна!

Но сердца откровеньями трону я, но
Достучусь до умов или – брошусь в окно!

Что мне счастье?! Коль вопли кругом да напасть!
Коль гордыни, неравенства чествуют пасть!

Жить в достатке, коль где-то, – кричала я ей, –
Голодают бродяги и сотни детей?!

Нет мне Бога, коль Богом отвергнута я!»
Тут цыганка, крестясь, перебила меня:

«Погоди-ка. Там кто-то стоит за плечом…
Попросил он тебе вот поведать о чем:

Так как просьбы твои не дошли до небес,
То помочь сему горю отважился бес.

Коль ты к Божьим вратам повернулась спиной,
Путь за это тебе он дарует иной…

Он и Данте ночами насвистывал «Ад».
Пел сонеты Шекспиру… Не счесть всех наград.

И отныне твой крест, отречение, рок –
Горький гений, мольба и беспамятство строк.

Пой же, вестница! Пой! Быть достойна ты ей!
Станет творческий труд благодатью твоей,

Как бы после в тисках не опомнилась бы.
Но в отместку – своей ты лишишься судьбы.

И тому, чьей улыбкой была б сражена,
На пути приглянётся другая жена.

Ты – как под руку выйдут, встречая рассвет,
(Рядом сын их – прекрасен, как утренний свет) –

Огорчишься, снуя у калитки, как тать,
Что никто между ними не в силах уж встать.

Лишь тоской со страниц освятишь их уют.
Вдохновением, увы, – скорбный путь лишь куют.

Всё!» На этом цыганка окончила речь,
Поспешив удивлением моим пренебречь.

И ушла. Не прощаясь… Минуя персты…
Лишь слегка головой покачала: «Эх, ты..."