Фара

Сашке Мохову, моему другу детства


В аптеке вкусно пахнет какой-то травой. Бабушка на столе с аптекарскими весами расфасовывает глюкозу по бумажным пакетикам. Я умудряюсь слизнуть целую ложку белого сладкого порошка из большой стеклянной банки, похожей на кувшин.
- Что ты делаешь? Это же лекарство!Опять отравиться хочешь?
Травиться я больше не хочу. Совсем недавно  со мной отваживались, когда я забравшись в сервант, съела с полки все витамины, какие там только были. И жёлтые, и белые. Особенно мне понравилось есть маленькие из жестяной баночки. Наевшись, я тихо свалилась в угол за дедушкину кровать...

- На-ко вон лучше, порежь на листы.
Бабушка даёт мне ножницы и рулон компресной бумаги. Бумага жёсткая, шелестит на всю аптеку. Когда я, упав с крыши дровяника, вывихнула руку и тётенька Глафира Фёдоровна из двухэтажного дома, под мой отчаянный крик, ввернула её обратно в плечо, мне ставили из этой бумаги компрессы. И на горло ставили, я часто болела ангиной.
- Везите девочку жить на юг!- всё время грозила маме Софья Евгеньевна в белом халате. - Не климат ей здесь. Море, вот что нужно ребёнку!
А я удивлялась, как это можно взять и увезти меня от моего озера, от моей часовни, от крежа с соснами, где мы с Федькой, моим соседом, собираем шишки. От моей, уже почти высохшей, старушки - мянды? От дедушкиного амбара, на котором растут такие огромные сосульки?
Мама, к моему счастью, тоже этого не представляла и мы остались жить в Усть-Поче.

Мне быстро надоедает стричь листы и я начинаю вырезать снежинки. Бабушка, сокрушаясь, хлопает себя по бокам и выставляет меня за дверь. Я ещё минут пять в коридоре катаюсь на валенках по скользкому подмёрзшему полу, сворачивая на своём пути картонки, настеленные на пол и большое оцинкованное ведро с красивой красной надписью "туалет".
Выбежав на улицу, я вижу у крыльца Сашкин велосипед с новой блестящей фарой. Предел моих мечтаний! Только представить себе, как мчишься на всём ходу в сумерках со светящимся огоньком на руле по мостовой, мимо садика, конторы, клуба, по перекопу. Шапка где-то там на макушке, а ветер свистит в ушах. Подберёзка, старый склад с чёрным пеком, школа, мелькает поворот, за серым забором дед Федя-печник с огромными усами, а ты всё сильнее крутишь педали и вот уже ГСМ, Камянная, за рекой шумит катище. А тебе не страшно, что так далеко от дома. У тебя же на велосипеде фара!
- Сашка, -говорю я. - Какая у тебя здоровская фара! Дай мне с ней прокатится, хотя бы до пекарни.
Но Сашка со мной даже разговаривать не хочет. Он по хозяйски, по-взрослому протирает носовиком белое, в квадратик,стёклышко.
-Ну, дай! - приступаю я.
- Уйди! У тебя свой велик есть.
Вчера я на своём велосипеде учила кататься Ленку. Я только легонечко подтолкнула её с горы, а она помчалась и со всего маху въехала в ОРСовский хлев. Ленка с огромной шишкой на лбу сегодня сидела дома, а велосипед мой с огромной "восьмёрой" на переднем колесе стоял под замком у деда в амбаре.
- Гусь лапчатый!- говорю я Сашке. - Жадина-говядина!Не получишь больше ни автомата, ни поджиги!
- А мне и не надо, - и Сашка, ловко перекинув ногу через раму, садится на велосипед.
Я дёргаю его за помпон на шапке и он падает мне под ноги.
- Ну, всё, Ириша!
Я обегаю аптеку и прячусь за крыльцо.
- Всё, сейчас ты получишь, -кричит Сашка, барахтаясь на сваленных у КБО брёвнах.
Я выскакиваю, подразнить, запинаюсь за велик и падаю в снег, тыкаясь носом в обломленную штакетину. Я хватаю её и изо всех сил бью по фаре. Стекло "квакает" и рассыпается на мелкие осколочки.

Тяжело дыша, я бегу к дому, слышу, как за спиной с сопением, похожим на мелейданье нашего быка Фильки, меня настигает Сашка. Валенки тяжёлые, и кажется, что расстояние до дома - целая вечность. Наконец, я запрыгиваю на веранду и привычно роняю крючок в скобу. Сашка кричит, пинает ногами по дверям, от пинков на веранде дрожат стёкла. Я сижу на ступеньках, вжав голову в плечи и прижав к груди руки. Сердце вот- вот выскочит наружу. Через недолго Сашка уходит. Выглянув в окошко, я вижу, как он с плачем тащит по дороге велосипед.

Дедушка качает головой, бабушка  ходит по кухне и молчит, папа курит, а мама ругается.
Меня берут за руку и ведут к Гусевым. За круглым столом на кухне сидит Сашка с красным носом  и пьёт молоко. Тётя Галя, высокая, с кудрявыми волосами, строго на меня смотрит.
- Зачем разбила фару? Я ведь её только что в Конёво купил, - спрашивает меня дядя Витя. Он на автобусе вместе с папой работает. А я молчу. - Разве так можно? Вы же друзья.
- Вместе с Сашкой бегаете, - вступает в разговор тётя Галя. - А ты ему вон чего. Не стыдно?
А мне стыдно. Ещё как стыдно. Почти также, как тогда, когда я с вафельного торта без разрешения слизала всю сладкую помадку и бабушка со мной весь вечер не разговаривала. Даже сильнее стыдно. Я стою посреди кухни и все на меня смотрят.
- Будешь ещё фары разбивать?
- Не буду - бубню я.
Мама извиняется за меня.
- Вот тут деньги. Мы хотели купить тоже такую же фару, но после такого поступка не то что фары, велосипеда не получит. Пусть Саша с новой фарой катается.
 Сашка довольный, допивает молоко и улыбается мне из-за кружки.


Ох, какие это были горькие слёзы...