Паризер деликатес

- Только ерунды не покупай, - предусмотрительно напутствовала я мужа, уже овеянного дымкой гастрономических мечт. Он ушёл, бормоча что-то насчёт "никогда" и "а судьи кто". Через полчаса я вытащила из пакетов банку ядерного айвара с надписью "лютый", хотя можно просто нарисовать череп и кости, банку не менее лютых бледно-зелёных перцев в мутном рассоле, чем-то напоминающих маринованных младенцев Кунсткамеры, пакет чипсов и "Паризер деликатес" - могучую палицу варёной колбасы сомнительного вида. Всё это было хитроумно прикрыто добродетельными кабачками, зелёным салатом и крепкой мелкой морковкой россыпью.
- Это не ерунда! - возмутился фуражир, поймав мой укоризненный взгляд. - Это всё нужное! Что же я буду есть?!
Пока я сметала чипсы, страдая от того, что к ерунде не куплено пиво, муж хлопотал вокруг колбасы. На её внушительной талии значилось: "Здраво. Укусно. Наше". Последнее меня насторожило сразу, как человека, знакомого с импортозамещением. Но доверчивый муж, счастливо сопя, снимал оболочку. Так, наверное, выглядит султан, которому привезли замотанную в ковёр прекрасную юную полонянку. Тут я отвлеклась, а когда снова повернулась к мужу, вид у него был до крайности разочарованный.
- Какая-то она не такая, - смущённо сказал он.
Я присмотрелась к колбасе. Вместо деликатной паризерки султану подсунули дебелую белесоватую бабищу, пахнущую жёваным картоном, канцелярским клеем и старым поросячьим хвостом. Поросячье говно пробовать не довелось, но подозреваю, что на вкус оно именно такое.
- Можно пожарить, - неуверенно предложил муж. Я молча убрала бабищу в холодильник. Выбросить укусный деликатес на его глазах возможным не представлялось.
На следующий день возвращалась с прогулки. Улицы были пусты, только иногда пробегали под зонтами одинокие прохожие. На углу возле пекары-булочной, не пытаясь спрятаться под какой-нибудь навес, скорбел над несовершенством мира промокший до последней шерстинки черно-рыжий лопоухий пес. "Вот так и буду тут сидеть, - говорил его вид, - а вам всем пусть будет стыдно". Но больше вокруг никого не было, поэтому стыдиться предлагалось мне. Чем я немедленно и занялась. Так-то я по вероисповеданию котолик, но будвянские собаки прирождённые миссионеры. Выслушав мои приглашающие чмоканья и уговоры, пёс поднялся и скромно потрусил следом. В подъезд, впрочем, заходить категорически отказался. (Как почувствовал, что я уже обмысливаю план его увоза в стылый Питер). Наклонив голову, рассматривал меня маленькими ярко-рыжими, как незрелые финики, глазками и неуверенно помахивал хвостом. От пряника, завалявшегося в моем кармане, с недоумением отказался.
Я мухой взлетела наверх, вломилась в холодильник, схватила "Паризер деликатес", отрезала изрядный ломоть и покромсала его на небольшие куски. Пёс с видом Принцессы-на-Горошине ждал внизу у дверей. С него уже успела натечь небольшая грязноватая лужица. Угощение горячо одобрил. Пока он уписывал розовые колбасные кубики, я сидела на корточках, привалившись спиной к стене, и от полноты чувств чесала его за ухом.
Сразу, как известно, никто не уходит, в гостях так не принято. Я сходила за второй порцией. И они посидели ещё немного. А потом ещё и ещё. А потом мимо, видимо в аптеку рядом с подъездом, прошел какой-то добрый будвянин, остановился, поразмыслил и положил к нашим ногам надкушенный, но ещё почти целый бурек с мясом.
Несмотря на эти усилия, колбасы, впрочем, почти не убыло. Она оказалась нескончаемой. Вчера я набила ею карманы и отправилась искать страждущих. Нашла в изобилии. Цепных и свобомыслящих. Рыжих и чёрных. Больших и маленьких. А сегодня мне отдавало честь все собачье население Будвы. И ещё столетия спустя здесь будут рассказывать о доброй русской женщине с колбасой.


ТАТЬЯНА МЭЙ