Роман и Елена

          1

Налились гроздья винограда
Малиновой зарей.

Шум листьев розового сада
Овеял дом собой.

И раздались с небес простые
Разливы соловья.

На небе теплилась, рыдая,
Зеленая звезда.

В большой семье умылись все
Прозрачною водой,

Что из колодца принесла
С малиновой зарей

Как солнце девушка, она
Чиста как лепесток

Тюльпана белого в саду,
Омытого росой.

Елена, нанеси нам дров,-
Велит хозяйка ей,

И девушка скорей бежит,
Волнуясь как ручей,

К поленнице, что брат сложил,
Ушедший на закат

В поля ржаные ночевать
И слушать соловья.

Огонь резвился как щенок,
В кольце камней, потом

Запахло хлебом и вином,
А в горницу внесло

С весенним ветром звон полей,
И песни удальцов,

Что скот пасут на берегу,
Под сенями отцов.

В углу лампады свет стоит,
Там складень в серебре

Чуть луч дает к окну, а там
Еще горит рассвет.

Больной отец, потом и мать,
А следом ребятня

Садятся в круг поесть, она
Несет отцу вина.

И глаз не сводит с старика,
Любуясь завитком

Седых волос, что льнет к челу
С глубокой бороздой.

А на плечо легла коса, касаяся ковров,
Чистее золота она, воздушнее шелков.

Елена ест, а за окном
Гурьба односельчан

Уж едет в город за холмом,
На радость воробьям.

И с ними он идет, смотря
  за изгородь на сад.

Стараясь заглянуть в окно,
Где хлебная коса..

Пустой кувшин да узелок
С изюмом за плечом.

Смеется юный водонос
Над глупым воробьем.

А воробей слетел с арбы,
Чирикнул ей, она

Чуть привстает с ковров,
Лучась у светлого окна.

На миг он видит за окном
Веселое чело,

И забывает, что за ним
Идет арба с вином.

Она хихикнула в ладонь,
Алея как заря.

Он подобрал свой узелок
У вялого осла.

Поднял кувшин, и вновь глядит
За изгородь на сад.

Смеются тучей воробьи,
Осел глядит назад.

Иди же милый, уж, иди,-
Во взгляде у нее..

Мольба, и радость, а еще
Как лист дрожит ладонь.

Поднялась мать, и подошла
К окну, но видит лишь

Толпу да пыль, и воробьев,
Клюющих лопухи.

Нахмурившись, отец сказал:
Опять, Елена, ты

С Романом, этим дураком,
Болтаешь у межи?

Она чуть вздрогнула, она
Склонилася к отцу

И поднесла ему платок,
А с ним - свою слезу.

А за холмом между полей
И полных небом лоз

Дорога в город серебрит
Извилистым ручьем.

Пока идут в пыли арбы,
Он стукает кувшин

И говорит ослу: смотри,
Что видел не сболтни..

И песнь течет над морем лоз,
Без края и конца.

О том, как хорошо вдвоем
Пить небо из ручья.

Как хорошо на руки взять
Плод счастья и добра.

И старость с внукам встречать,
Без края и конца..

Над городом весна в цвету,
В садах прохлада дня.

Столпился водоносов ряд
У белого ручья.

Засыпав сухофруктов горсть
В бездонный океан,

Он ставит на плечо его
И смотрит в облака.

Потом, пройдя над головой
Камней и диких роз,

Он ставит свой кувшин в углу
У церкви за мостом.

И входит в тишину, где свет
Потоком льется вниз,

Потом выходит вновь, а там
Щебечет бойкий стриж.

А город пылью заволок
Отряд из конных слуг,

Что вдаль спешит с депешей, чтоб
 вручить ее Царю.

В стакан прольет прохладу волн
Узорчатый кувшин,

И пьет в седле, слегка назад,
Могучий исполин.

И вновь прольет прохлады сон,
Возьмет стакан купец,

Что с рынка в дом к друзьям спешит,
На праздничный обед.

Или старик возьмет испить
Дрожащею рукой.

И пару медяков дает,
Роман качнет рукой.

А на душе весна царит,
А в облаках - глаза,

Твои глаза, Елена, Ты
Как тополь высока.

И неприступна бедняку,
Где старенькая мать

В убогой мазанке сидит,
У жалкого огня.

Под вечер вновь пройдя к мосту,
Он встанет у дверей,

Где тихий свет стоит лампад,
И медленный распев.

А постояв, собравшись в путь,
Да взяв пустой кувшин,

Идет от города назад,
В село своей мечты.

И песнь течет над морем лоз,
Без края и конца.

О том, как хорошо вдвоем
Пить небо из ручья.

          2

Есть чудо дивное, когда
В чащобу терпких лоз

Садится солнце, как агат
Средь мириадов звезд.

Она, пробравшись закутком,
На задний двор прошла,

И вновь в его ладонь легла
Как лань, ее рука.

Чтоб пошептаться молодым,
И помечтать о том,

Когда два сердца станут враз
Единым существом.

На два мгновенья ты пришла,-
 ей сетует Роман.

Елена! где ты там, скорей!-
Гудит во двор стена.

Но, Рома, как могу, прошу,
Тут надо подождать.

И властно девичья ладонь
Сомкнет его уста.

Он смотрит вслед, она бежит,
Качается коса.

Он молча по лицу смахнет,
Летит в песок слеза.

И до утра не спать опять,
Молиться и бродить.

А на заре пустой кувшин
Уж хнычет: дай попить!

Вот месяц медленно течет
Небесною ладьей.

И вновь налился виноград
Малиновой зарей.

          3

Настал чудесный летний день,
От моря веет бриз..

Роман зашел под тень шелков,
И смотрит на рядки

Колец и бус, парчи такой,
Что легче лепестка..

И мило так плывет над всем
Улыбка продавца.

И вышел он, сел на кувшин,
И развернул платок.

Горело солнцем неземным
Искусное кольцо.

На радостях идет, поет,
Прохожие смеются.

А на плече кувшин плывет,
Став невесомей блюдца.

Дай пить,- ему сказала тень,
В ней скалится бродяга.

И пил так долго, что Роман
Залюбовался садом.

Тот сад над стенами висел,
Подобно древней сказке,

С прохладной дебрею маслин,
С верблюдицею пальмы.

Иди-ка прочь!- рявкнул слуга,
Закашлялся бродяга.

Спокойно вытер свой стакан
Роман краём рубахи.

А ты что смотришь, дуралей!
Нашел кому дать пить!

И улыбался водонос,
Уткнув в плечо кувшин.

Ты хочешь пить? Давай налью!
Могу даже бесплатно!

Иди отсюда, ты! Шутник!
А то спущу собаку!

Залаял пес, но изнутри
Кто-то сказал: не надо.

Повеяло из сада снов
Мускусом из кабарги.

Он отошел, сел на кувшин,
И развернул платок.

Горело солнцем неземным
Искусное кольцо.

На радостях идет, поет,
Прохожие смеются.

А на плече кувшин плывет,
Став невесомей блюдца.

Воскресным вечером в селе
У церкви с молодежью

Беседует священник, и
Пьют квас да спит пирожник.

Роман чуть в стороне стоит,
Елена - так, случайно

Встает у правого плеча
И смотрит на песчаник.

Но он, встав к девушке лицом,
Ей протянул платок.

Она зарделась в небеса,
Ей было так легко.

И быстро, оглянувшись, вдруг
Дотронулись уста

До жесткой милого щеки,
Да задержать слегка.

Есть чудо дивное, когда
В чащобу терпких лоз

Садится солнце, как агат
Средь мириадов звезд.

          4

Над городом пыль, духота,
В садах прохлада дня.

Столпился водоносов ряд
У белого ручья.

Засыпав сухофруктов горсть
В бездонный океан,

Он ставит на плечо его
И смотрит в облака.

Эй, водонос, иди за мной,-
Услышал он, глядит,

Служанка перед ним в шелку,
С агатом на груди.

На сердце екнуло, зачем
Она зовет его.

Из рукава вдруг золотой
И лег в его ладонь.

Возьми свой золотой назад,-
Нахмурился Роман.

Тебя зовет к себе больной,
Возьми кувшин, мой брат!

Да так бы сразу ты, сестра,
Сказала,- он идет,

А сердце ноет, и назад
Где свет лампад зовет.

Вот сад над стенами висит,
Подобно древней сказке,

С прохладной дебрею маслин,
С верблюдицею пальмы.

За ним остался он один,
Сел на кувшин в тени.

Ходил задумчиво павлин
Да екало в груди.

Сиди, о юноша, молчи,-
Он встал и оглянулся.

Пред ним нарядная стоит
Жена с очельем-солнцем.

Все носишь ты кувшин
И мимо дома ходишь.

Да поишь ты бродяг в пыли,
С коростою бездомных.

Прекрасный юноша, дай мне
Испить твоей воды.

Мне скучно тут одной все быть,
Читать гомеров стих.

Роман: Ну, пей, и я пойду, стакан
Возьми свой, чище.

Она же, кружку взяв его,
Стояла, понурившись.

Он поднял свой кувшин,
Тот был, словно мешок с камнями,

И еле-еле ей налил,
Взгляд в сторону бросая.

И выпив залпом весь стакан,
Она прильнула разом

К Роману, гадом обвилась,
Сгорая страшной жаждой.

Роман, ее толкнув,
Хотел бежать в калитку сада,

Но заперта она была,
И рявкала собака.

Вернись, о юноша! вернись!-
Со властью молвил голос.

Люблю тебя, о мой капиз!
И ты - ответь любовью.

Вот россыпь золотых, смотри,
И вот браслеты, серьги,

Все девушки в твоем селе
Такое не имели!

Но он, метнувшись на стену,
Уже бежал из сада,

И едко хохотала тень,
Да скалился бродяга.

Над городом пыль, духота,
В садах прохлада дня.

Столпился водоносов ряд
У белого ручья.

Роман,- окликнули его,-
Смотри, вот твой кувшин,

А рядом кружка и мешок,
А где гуляешь ты?

Спасибо, братцы,- он пошел
И сел в тени дерев.

И молча крест свой целовал,
Умыв лицо в ручье.

Что делать мне, опять идти
Назад, в пыль с духотой?

Пойду-ка лучше я домой,
Мне так нехорошо!

Уже вдали маячил холм
Над морем винограда.

Когда окликнули его,
И рявкнула собака.

Эй, покажи, что ты несешь!
Потребовали стражи.

И конь тяжелый бьет в плечо,
А сердце обмирает.

На, вот, гляди. Кувшин, мешок,
Да кружка, чтобы пить.

А что в мешке, давай, кажи!
Вываливай в пески.

Он высыпал в песок свой скарб,
И молча поглядел,

Как в россыпях изюма с медью
Мерцал чужой браслет.

          5

День за днем текут и замирают,
И отец ее благословил

Походить за матерью Романа,
Поддержать старушку что есть сил.

Многие в селе руками разводили.
Многие затылки теребили.

Оказалось, что Роман был вором,
Их односельчанин - проходимец.

Жулик был Роман, поймали парня
С краденою вещью, и теперь

Он в застенках городских алкает,
Бедолага, хоть бы и не верь!

Да,- сказал отец ее, вздыхая.-
Довела Елена ты его

Красотой своею - до застенка,
Пыточной каморы, а еще

Выдам я тебя теперь соседу,
Парень он хороший, хоть куда.

Говорил тебе я, дочка,
Что тюльпан не пара лопухам.

И она склонилась низко-низко,
И упал в ноги ко отцу.

И затихла, а еще так близко
Чувствовала милого судьбу.

Там, где лучик солнца -
Целый праздник.

Там, где кружечка гнилой воды -
 милость,

Где гремят цепями,
Лысые, с углями, палачи.

Мой любимый, я не верю слухам,
Мой любимый, буду ждать тебя,

И прости меня, твою Елену,
Не могу к тебе пробиться я.

Милая, не верь ты слухам.
Что я вор, разбойник и блудник.

Верь, поможет Матерь Божия.
Я вернусь, дождись меня, дождись.

И когда гоняли их на стройки,
За город, бить сваи в рудниках,

Рома! Где ты! - услыхал он голос.
Лена! Вот я! - вздыбилась рука.

Ну пошел собака! - так взметнулась
С плеткою тяжелая рука,

Что согнулись спины, как ошпареные,
Что под локоть спряталсь башка.

А ночами смрадные застенки
 превращались в сумрачный тоскливый ад.

Умирал товарищ безответный.
Хохотал бродяга у столба.

И Роман, привстав, смотрел в бойницу,
Где по прежнему жила луна, она

Так же свет свой разливала ровный
Над прохладою Ее села..

Иногда к ним приходили христолюбцы,
Обмывали ноги, и давали пить

Квасу сладкого, прохладненькой водицы,
И рассказывали им про жизнь.

И однажды женщина, согнувшись,
Поглядела снизу на него,

И омыла стопы, и припала
И сказала тихо, глубоко:

Ты, Роман, меня сгубил, страдаю,
Я не меньше твоего.

Что сломала жизнь я парню,
Что распутная, распутная давно.

Если ты сейчас, мой милый,
Согласишься быть со мной хоть час,

Завтра тебя выпустят на волю,
Завтра будешь ты свободен, раб.

Дай омою я тебя слезами.
Дай мне хоть на пядь своей любви.

Будем вместе, ты и я, а после
Хоть на все четыре уходи..

Но молчал Роман, молчанье было долго.
И ушла она, согнувшись, как раба.

На ладони узника тускнелось желтое,
Круг с парением двуглавого орла.

Так проходят месяцы, недели,
И в каменоломнях света нет.

Бьет кирка о камень без конца, без цели.
Натирает язвенная цепь.

Но однажды к ним пришел в пещеры
Старец ветхий, был он как скелет.

А глаза так ласково смотрели.
Словно бы в пещеры пришел день.

И припали узники, страдальцы
Все к ногам его, и целовали руки,

Палачи, рыдая в землю,
Пали сзади, словно сгнившие столбы.

Он утешил много нас, а из его лохмотьев
Крест древесный целовали мы.

Ну а где-то все цветет и дышит
Белою зарею в небеса,

Там, о, там, там девушки и песни,
И ребенка нянчат на руках.

          6

Он всю ночь коня постегивал, летел как ветер,
Он остался лишь с одним слугой.

Милой, что приеду на рассвете,
Сделаю подарок я собой.

Что остался невредимый, что вернулся
Я с границы цел и невредим.

Обломалася сельджуков сабля
О молитвы набожной моей земли.

Нас дождило смртью на равнинах
От сельджукских бешенных волков.

Но вернусь я к милой, самой милой
Из тяжелых сумрачных краев.

Защищали мы Константинополь
До последней капли крови, а теперь

На побывку еду я в свой город,
Где родился, вырос, где теперь

Ждет меня жена моя, жар-птица,
В нежном, дедом взращенном, саду.

Перелез он стену, заласкал собаку,
И прокрался в спальню мимо слуг.

И глаза его смотрели исподлобья.
Как посапывает на плече жена,

На плече какого-то смазливого чужого,
На плече какого-то залетного раба.

И, почувствовав, что солнышко проснулось,
Они оба пробудились, первым он

Встретился зрачками со зрачками,
И почуял сумрачное: "Вон.."

А она, прикрывшись одеялом,
Вжала голову, и затряслася вся.

"Хорошо, накрыла ты платком икону,
Старую икону моего отца."

Вынув нож, он подошел к ней скраю
И обрезал волосы, которые боготворил,

Взяв икону, вышел в сад к собаке,
Та поникла низко, до земли

И ласкалась тихо, как цыпленок,
И пищала, била в пыль хвостом.

Так ждала тебя я, мой хозяин!!
Охраняла я твой дом!

От иконы, прислоненной к сердцу,
Стало вдруг так хорошо, и он

Встал, да потрепал собаку по загривку,
И пошел к воротам за конем.

          7

Это было рано утром, на рассвете.
Вдруг учтивым стал к нему палач.

Не стегал, отплевываясь потом, плетью.
Не кричал, что сгноит в рудниках.

Вывели его на свет, и, дивно,
Там с коня военный соскочил,

И, встав против него, вдруг тихо
Пал на землю и сказал: прости.

Одарили узника шелками.
Да мешок с монетою в ладонь.

И отправили в селенье мимо города,
Прям под звон родных колоколов.

И одна из девушек вдруг встала
В виноградниках, корзину опустив.

И пошла к дороге, выпить квасу.
Низко голову с косою преклонив.

У него на солнце взгляд сощуренный.
Солнце греет меловый лоскут щеки.

И она, чуть оступившись, слабо так прильнула
К впалой с гранями креста груди.

Ну а пальцы бегали по шее,
И водили по челу, глазам.

У нее в косе уж пряди поседели,
И морщины сеткой плыли по щекам.

Мой любимый, я не верила ведь слухам,
Мой любимый, я теперь твоя.

В первый раз за годы их разлуки
Он опять смотрел на небо, в облака..




Послесловие.


Это было поздним вечером за городом,
Шла от города, откидывая тень,

Женщина в тряпье, с распущенными волосами,
Укрывая их платком как тень.

Словно кто за ней погнался, мстительный,
И она спешила на огни

Древней иноческой обители,
Где спасают души от вражды.

Застучалася она в ворота,
И, рыдая, попросилася войти,

Чтоб не возвращаться больше ей в болото,
Чтоб остаться навсегда внутри.

Ветер в спину бил осенний,
Слезы падали ручьем в песок.

Сестры вынесли похлебки,
Ссыпали ей денег на платок.

И в скиту под утро видел святой старец,
Как на небо по небесному лучу

Взмыла голубицею святая,
 посрамляя воющую тьму.

В изумлении пришел в обитель,
Утрудив себя премного на пути.

Сестры все ему обрадовались,
Принесли поесть и дали пить.

А скажите, кто у Вас скончался?
Все ли живы,- старец их спросил.

Да, все живы,- сестры отвечали.-
Милостью Царицы, живы мы.

Нет, но кто почил у вас в обители.-
Старец вновь, волнуяся, спросил.

Удивленно сестры переглядывались,
Скромно схимницы молчали из тени.

А,- одна послушница сказала,-
Умерла под утро ведь как раз

Блудная одна, что к нам стучалась.
Что кормилася вчера у нас.

У дороги мы велели закопать ее.
Мы насыпали над ней могильный холм.

Молча поклонился сестрам старец.
К вечеру вернулся в скит пешком.