Один день из жизни артиста мюзикла Бал вампиров

Бывают такие дни, когда вся Вселенная против тебя, словно бы пришла расплата за твою гениальность, или за успех, которому, как думают некоторые, ты обязан продажей души дьяволу, а на самом деле секрет в бесконечной работе, таланте и умению оказаться в нужном месте в нужное время.

С утра планировал пробежать пять километров в парке, как делаю это всегда, но поскользнулся, потянул ногу и поковылял домой. Да когда уже закончится эта ненавистная зима!
Потом по дороге в театр принял несколько телефонных звонков, выслушав неприятные разговоры о рекламе, гонорарах и выплате задолженности.

В гримерке столкнулся с S., который репетировал в полуголом виде, поигрывая такими киногеничными мускулами, которых у меня, в силу особенностей строения тела, никогда не будет. Зато я щедро наделен вокалом – вот кто бы еще из артистов мюзиклов потянул хоть одну оперную партию в на той площадке с хором на сто человек? Сам себя не похвалишь… Из шкафа донеслось «I'm Sexy And I Know It» – телефон звонит. Нет, некогда отвечать.

Знакомый проигрыш, мне пора выходить на сцену. Я торжественно плыву по красной дорожке, а под ногами шуршат чипсы и попкорн. Да сколько можно жевать в зале? В антракте будет полно времени перекусить. Так, к плащу что-то прилипло снизу, и не отваливается, зараза…

Я прыгаю на ванную, чтобы соблазнить С., а ванная начинает шататься. Кто ее так плохо закрепил? Не хватало еще навернуться вниз на потеху недоброжелателям. Большинство зрителей подумают, что так и надо, а давние поклонники потом месяц будут судачить, как граф с изяществом бревна балансировал над С.. Они-то считают меня идеалом, и я должен соответствовать образу, который вырабатывал годами.

S. висит над кроватью в причудливой позе, как бы давая мне понять, что никогда не падает, и его рысья пластика позволяет всегда быть на высоте. S. ухмыляется, а я делаю вид, будто бы ничего не заметил.
Ныряю за кулисы, хочу выпить водички без газа, а бутылка исчезла. Заглядываю в смартфон – так, сто двадцать лайков в Инстаграме, это хорошо. В директ пришло приглашение на вечеринку, где будет N. Не хочу я идти на эту вечеринку, я спать хочу, и N. мне не нравится, но она дружит с K., а это уже не шутки. T. пишет, что покажет всем те мои фотографии, если я с ней завтра не встречусь. Да я же ее забанил, как она мне пишет-то? Пусть показывает, то же мне, «компромат» нашла.

Что? А, пора петь главную арию.
Выхожу наверх платформы, открываю рот, а меня не слышно. Ктулху вас бери, что происходит, кто не включил микрофон? Меня слышит только первый ряд.
Из оркестровой ямы раздается тихое «Это было триста лет тому назад, ля-ля-ля» – музыкант вчера так отдохнул, что теперь не может настроиться и начать во время играть. Поэтому он решил мне подпеть. Миленько, ага! Его песнопения слышит весь партер. И это на самой главной арии, где я должен окатывать зрителей замогильным холодом и вселенской тоской, чтобы они дрожали, волновались, но и хотели уйти за мной следом, в небытие.

Так, микрофон включили, но ария запорота.

Платформа поднимается слишком резко. Я не бегу вниз, а практически лечу со скоростью ядра из пушки Наполеона, гремя пряжками на ботинках и рискуя приземлиться на голову дирижеру. При этом я продолжаю петь душераздирающую арию, не меняя философского выражения на лице. Успеваю схватиться за край сцены, а плащ летит дальше, повисая на палочке дирижера.

Девушки во втором ряду ничего не замечают – они в экстазе от моего голоса, испытывают, видите ли, «бесконечное наслаждение». Одна даже обмахивается веером, и грудь у нее так вздымается, словно в зале невыносимая жара, а не плюс двадцать два градуса.
Девушка в первом ряду нервно хватается за лицо. Ааа, вижу, это В., теперь, небось, переживает, не разбил ли я себе колено. Будет грустно вздыхать и вежливо предлагать на служебке волшебную мазь из Берлина от чудо-фармацевта. Может, и разбил, сейчас трудно что-то сказать. Придушить бы плащом R., который так декорации поднимает – мало мне спины, надо еще без колен остаться. Вон А. так коленки расфигачил, что почти перестал играть в мюзиклах, ушел в кино – не может быстро по лестницам бегать, и резвым бегемотиком прыгать с мостика вниз.

Ну вот уже и финал, что теперь может случиться плохого? Пора кусать С. Наклоняюсь к ее шее, раскусываю спрятанную за щекой капсулу со сценической кровью. Что!? Зачем в кровь намешали столько сахарного сиропа? Она получилась слишком густой. Она не льётся, а повисает в воздухе, как та красная карамелька, которую А. однажды облизывала, облизывала, да и выложила это фото в Инстаграм.

Ну всё, это последняя капля – тут даже невозмутимый Воланд начнет терять терпение. Напряжение достигло критической точки. Хочется рвать и метать – вот кому приятно выглядеть глупо, когда ты, напротив, должен внушать страх и трепет?!

Но я продолжаю делать вид, будто бы кровь юных девственниц всегда очень вкусная. Наверное, мне не удается скрыть злость на лице – В. из первого ряда замечает мои эмоции, и нервно тянется за упаковкой таблеток в кармашке сумки. Успокоительное, что ли? В ее глазах я читаю – так, к графу сегодня лучше не подходить.

Логичный вывод для того, кто наблюдает за мной с первого ряда уже три года. Но непостижимый для неофитов. Подозреваю, что В. даже научилась читать мои мысли и предсказывать, когда я почешу переносицу, когда печально вздохну, а когда задумчиво разведу руками в ответ на какой-то вопрос.
Поклоны, занавес. Отдираю длинные когти с пальцев, смываю грим, читаю сообщения в смартфоне. А этому еще что надо? Нет, я на это не подписывался. Впрочем, пусть приходит, выслушаю его лично, что я, не человек, что ли.

Звуковик нервно пробегает мимо. И что теперь – кусать его? Домой, домой, скорее домой.

Машинально хватаю розы из ведерка под столом. Какие красивые, ароматные, ах! Из пальца льется кровь – отлично, теперь это такая новая мода – дарить розы с огромными шипами, не обернув их в бумагу. И ведь намекал же – лучше деньги за цветы переводить в благотворительные фонды.
Правда, В. потом говорила, что такие просьбы ей неприятны. Это принуждение к добру, а она не хочет демонстративно помогать каким-то мифическим детям, которых не знает. Предпочитает сама решать, как ей тратить средства, заработанные с таким трудом. Она лечит животных, которых дети тащат к ней домой, но не призывает друзей помогать ей в этом. Каждый сам выбирает по вкусу себе божество и храм…

Надев маску ледяного спокойствия на лицо, плыву в сторону машины. Путь преграждают какие-то незнакомые девочки, они хихикают, что-то говорят S., он с ними обнимается. Некоторые вроде бы идут ко мне с блаженным видом, но я почти ничего не замечаю – гнев и усталость застилают взор, словно пелена белого снега. Или это правда снег пошел? Потеплело…

Молча плыву сквозь девочек Наверное, надо было тайно выйти через другой выход, чтобы не обиделись и не придумали новые прозвища вдобавок к Снежному Королю и Мистеру Холодное сердце. Но чего уж теперь.

Отпусти и забудь,
Что прошло - уже не вернуть.
Отпусти и забудь,
Новый день укажет путь.
Не боюсь ничего уже,
Пусть бушует шторм -
Холод всегда мне был по душе.

Завтра с утра еще репетиция, потом концерт. Уф. Нет, мне всё нравится, я доволен такой востребованностью, ведь никогда не знаешь, что будет завтра. Это Россия, детка, это не Бродвей. Но мне уже не двадцать лет, и нервным клеткам нужен отдых. И ведь все знают, что я мухи не обижу, однако иногда смотрят, как на великана-людоеда из сказки про волшебные бобы.

Будет другой день, и всё будет по-другому, а сейчас бы поскорее добраться до теплой ванной, никого не искусав по дороге домой. Напряжение не хочет рассеиваться само, я весь как сжатая пружина, но делаю вид, будто бы всё в порядке.

Мужчин с детства приучают притворяться, будто бы они - кремень, хотя на самом деле отличаются от женщин в основном только внешне. Они не с разных планет, а с одной, и с развитием цивилизации различия между полами всё больше стираются.

Краем глаза вижу В., медленно бредущую по улице. В ее позе чувствуется какая-то боль, надлом, как будто бы она сама хочет контролировать всех работников сцены, чтобы моя работа была идеальной. Как и зачем? Пусть живет своей жизнью, а мою оставит мне.

Ей и самой не помешала бы дружеская поддержка – работает круглые сутки, одни глаза остались, ветром уже сдувает девушку. Или заболела? И мужа ее давно что-то не видно – тот высокий немец. Такая хрупкая и такая сильная, сдержанная. А я? Еще и лицо горит из-за раздражения от грима. Как будто бы М. туда перца подмешала. Тьфу-ты.
Завтра все будет хорошо. Завтра… завтра… я подумаю об этом завтра.

Самая высокая степень человеческой мудрости – это умение приспособиться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним грозам. (с) Даниель Дэфо.