Про великую битву Мясника и Пашки Стоп-кран

В 2000 году я учился на пятом курсе Новосибирского Государственного Университета. В самом разгаре был экономический кризис.  На нищенскую стипендию можно было худо бедно прожить от силы неделю. Мне и моим товарищам приходилось  подрабатывать грузчиками. Бывало, что всю ночь напролёт мы разгружали  какой-нибудь вагон с бесчисленными коробками и ящиками. Лучше всего платили за разгрузку мешков с цементом. Но работа эта была поистине адская... Поэтому, когда мне неожиданно предложили устроиться преподавателем немецкого языка на кафедре иностранных языков факультета специальной разведки в Новосибирском высшем военном командном училище (военный институт), я не раздумывая сразу согласился, потому что за счёт надбавки от Министерства Обороны зарплата там была выше, чем в гражданских образовательных учреждениях. Честно говоря, немецкий я знал отвратительно, но решил последовать известному принципу Наполеона Бонапарта: "Главное ввязаться в драку, а там посмотрим".

Ореол уважения, который для непосвящённых сияет над всеми, кто учится в стенах нашей альма-матер, сослужил мне тогда хорошую службу. Никому даже в голову не пришло меня тестировать на знание языка, который я отважно собирался преподавать будущим разведчикам и мотострелкам. Так я без всяких проблем устроился на эту желанную для многих работу, не имея на то совершенно никаких преимуществ перед своими конкурентами. Очень надеюсь, что я был и остаюсь единственным неприятным исключением такого рода в славной истории этого весьма престижного заведения. Хочу воспользоваться случаем и выразить своё уважение полковнику Сергею Михайловичу Калимулину, который в то непростое время возглавлял факультет спецназа. Я испытывал по отношению к нему настоящий страх и трепет. И в то же время у меня до сих пор стойкая уверенность, что именно благодаря таким личностям наша армия всегда будет непобедимой, профессиональной и высококультурной. Я с ним практически не пересекался. Тем удивительней то сильное впечатление, которое он у меня оставил как руководитель и преподаватель. К тому времени я уже успел отслужить в армии, с переменным успехом четыре раза поучиться в стенах трёх вузов. Так что мне есть, с кем его сравнивать.

Надо сказать, что кроме естественного желания бедного студента иметь хоть какой-то стабильный заработок, была ещё одна очень веская причина, которая заставила меня пойти против совести и согласиться на этот обман. Дело в том, что однажды на первом курсе, когда мы суровой зимой 1995 года сидели укутавшись в шубы и пальто в промёрзшей насквозь аудитории на утренней паре, один наш преподаватель сжалился над нами и чтобы хоть как-то согреть и ободрить нас, вместо обычного занятия рассказал нам одну удивительную историю, которая была тесно связана с военным институтом и его обитателями. Не знаю как других, но меня она тогда просто потрясла своей суровой романтикой. Поэтому мне всегда было страшно любопытно, что творится за стенами этого надёжно укрытого от внешнего мира таинственного учреждения. Просто поразительно, что и мне вскоре довелось выступить здесь в роли её рассказчика. Наверное именно так издревле передавались из уст в уста легенды о героях прошлого и сказания о великих битвах, о которых историки потом будут по крупицам собирать скудные факты, изучая дошедшие до нас из глубины веков редкие и не поддающиеся никакой проверки письменные источники.

Это случилось примерно через пару месяцев после того, как я устроился на свою новую работу. Холодным ноябрьским утром я как обычно зашёл с парадного входа в главный учебный корпус военного института и начал подниматься по лестнице на второй этаж, где располагается кафедра иностранных языков. Обычно в это время коридоры всегда полны курсантов, которые расходятся по классам. Так было и в этот раз, но мне сразу же бросилось в глаза нечто необычное. Крепкие здоровенные парни с трудом поднимались по лестнице, опираясь при этом на перила. Видно было, что у многих из них просто подкашиваются ноги. Абсолютно все заметно хромали, как обычно хромают те, кто натёр себе сильные мозоли на ступнях. Я спросил одного из них в чем дело и узнал, что они накануне вечером вернулись с трёх дневного марш броска, пройдя в общей сложности 100 км. в полном обмундировании.
Я открыл дверь своего класса и, пройдя внутрь, произнёс обычную дежурную фразу, которую по заведённому здесь уставу мне всегда полагалось говорить в таких случаях:

- Guten Tag, Offiziersch;ler! - что переводится как «Добрый день, товарищи курсанты!»

Мои ученики тяжело встали и нестройным хором на ломанном немецком произнесли в ответ уже порядком набившую мне оскомину такую же дежурную фразу:

- Гутен так, хер лерер! – Сие означало «добрый день, товарищ преподаватель» (Guten Tag, Herr Lehrer).

Я довольно долго бился над тем, чтобы научить их правильно выговаривать  слово «Herr» так, чтобы оно звучало хоть немного более прилично. Но они неизменно, словно бы издеваясь на до мной, громко и со вкусом каждый раз в начале урока произносили на чистом русском языке "хер", не делая никакого политкорректного придыхания на первом звуке.  В конце концов, я решил, что это моё кармическое наказание за то, что взялся делать не своё дело и со временем совсем  перестал обращать на это внимание. Однако в тот раз в слове "хер" я уловил некие новые для себя нотки, которые острым ножом резанули мой слух. В этом коротком но семантически удивительно ёмком древне-русском слове ясно звучала целая гамма чувств, в которой угадывалась злость и обида на то, что им смертельно уставшим от тяжёлых учений не дали хорошо отдохнуть и заставили как обычно подняться с раннего утра и идти на занятия; ещё там была зависть молодых ребят, надолго оторванных от родных и близких и помещённых за непроницаемые железо-бетонные стены военных порядков, по отношению ко мне, как к гражданскому человеку, который может  свободно перемещаться и распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. Да много чего там было такого, что можно долго и нудно перечислять. В общем, что греха таить, я решил, что, действительно, буду последним козлом, если начну мучить этих усталых и не выспавшихся ребят ещё и немецким языком. Поэтому я сделал вид, что ничего не слышал о заведённых здесь строжайших военных порядках и дисциплине, отложил в сторону заготовленные материалы предстоящего урока, уселся на стол и стал пересказывать им ту самую историю, которую услышал когда-то на первом курсе из уст нашего сердобольного преподавателя.
Сейчас я снова собираюсь рассказать её уже перед более широкой аудиторией. Я позволю себе вести рассказ от первого лица совершенно в том виде, в котором я услышал его впервые, потому что не считаю для себя в праве добавлять от себя хоть что-то к истории, которая и так обросла уже в устах народной молвы тысячей небылиц и никогда не существовавших подробностей. И да поможет мне святой Ансгарий.

Рассказ моего преподавателя Данилы Андреевича Ветрова
 (настоящее имя, отчество и фамилия этого человека изменены)

Я родом из одного маленького Кузбасского городка, где из поколения в поколение основное занятие местных жителей - добыча угля. В отличии от большинства своих сверстников я весьма неплохо учился и даже регулярно занимал первые места на районных и областных олимпиадах по физике и математике. Именно поэтому меня пригласили учиться в Новосибирский Академгородок в физико-математическую школу-интернат (ФМШ), которая до сих пор существует при нашем Университете. У нас преподавали академики с мировыми именами, такие как Ляпунов и Лаврентьев. Возможности для получения образования были просто фантастическими. Практически все мои одноклассники сделали хорошую научную карьеру и добились выдающихся результатов. Мы чувствовали себя элитой, несмотря на то, что абсолютно все были из деревень и маленьких провинциальных городков. Наверное поэтому нам здорово доставалось от местных. Драки были постоянной частью нашей тогдашней жизни. Академовские школьники объединялись в группы и регулярно совершали набеги на нашу общагу. Перед такой бедой, мы быстро сплотились и научились давать хороший отпор агрессорам. Все же мы были не мальчики для битья, т.к. все провели своё детство в рабоче-крестьянской среде, где хочешь не хочешь, будешь принимать участие в драках. У нас тогда появились специальные дежурные по общежитию, которые в случае очередной атаки должны были оповещать всех остальных трёхкратным звонком. Когда в коридорах раздавался этот сигнал, все мы в любое время дня и ночи, кто в чем был, выбегали из своих комнат, чтобы дать отпор налётчикам. Такая боевая дружба нас очень сплотила. Даже теперь, спустя много лет, когда я вдруг увлекусь, читая лекцию своим студентам, и вдруг слышу звонок об окончании пары, руки мои непроизвольно сжимаются в кулаки. Меня охватывает гнев. Хочется сбросить с себя тесный пиджак и засучив рукава броситься из Мальцевской аудитории вниз по лестнице и мчаться туда, где бьются в неравном бою мои товарищи.

Потом мы стали студентами и драки с местными школьниками сами собой прекратились. Но на наши головы свалилась новая напасть, куда более неприятная. Недалеко от Университета располагался военный институт. Тамошние курсанты нас люто ненавидели. Возможно потому, что завидовали нашей студенческой вольнице. Не знаю, куда смотрели их командиры, но судя по количеству драк, которые учиняли их подопечные, они взирали на это сквозь пальцы. У всех на слуху была дикая история, которую учинила, если меня не подводит память, девятая рота одного из местных военный училищ.  Какого-то курсанта этой самой роты на ночной дискотеке обидели студенты пединститута. Скорее всего побили за приставания к студентке. На следующее же утро вместо утренней пробежки рота пострадавшего в полном составе отправилась мстить обидчикам. Одно из общежитий пединститута было взято в оцепление. Все входы и выходы были заблокированы по всем правилам военной науки. Потом начался погром. Били всех без разбору. Из окон летела мебель и личные вещи... В газетах и по радио эту историю разумеется не освещали. Но весь Новосибирск гудел как встревоженный улей. Мы, студенты, были на грани бунта. На этот раз власти вынуждены были вмешаться. Не в меру воинственную роту расформировали. Каким-то высоким ответственным лицам были вынесены выговоры. Курсантам военного института запретили даже близко появляться в районе нашего студгородка. После этого крупных побоищ, действительно, уже больше не было, но локальные стычки никуда не делись. Курсанты по прежнему чувствовали себя безнаказанными в нашем студенческом городке; били и унижали всех, кто не оказывал им должного уважения. Так продолжалось до тех пор, пока в НГУ на геолого-геофизическом факультете не появился невысокого роста худенький паренёк с грустными светлыми глазами родом откуда-то из под Одессы. Никто почти не знал его настоящего имени, зато вскоре все вокруг на всю жизнь запомнили его  жутковатую кличку - Мясник.

Его судьба была по своему совершенно уникальной. Родился он, как я уже упомянул, в сельской местности где-то под Одессой. Все его предки были мясниками, начиная от времён Ивана Грозного и кончая эпохой царствования незабвенного Леонида Ильича. Мы, городские жители, можем сколько угодно брезгливо морщиться или высокопарно насмехаться над этой непонятной нам профессией. Но люди, которые хоть что-то понимают в этой жизни, придерживаются совершенно иной точки зрения. Отец нашего Мясника, разумеется, тоже работал мясником и был одним из самых уважаемых и обеспеченных среди своих односельчан. В отличии от нас с вами, он прекрасно знал кем были все его предки в любом поколении, тем более что в его случае это было не так уж и сложно.  И ещё он знал, что эта семейная традиция не должна прерваться, и что он покроет себя несмываемым позором, если его потомки не продолжат дело жизни всех его предков, даже если все люди на планете попадут вдруг под пагубное влияние кровожадной и воинственной секты вегетарианцев. Казалось бы судьба полностью ему благоволила. Его младший сын, наш Мясник, с семи лет уже научился крепко держать топор и разделочный нож в своих маленьких ручонках. Отец его, который и сам прекрасно разбирался в анатомии крупного и мелкого рогатого скота, отдал его уже в столь юном возрасте на обучение своему старому отцу, который, кроме всего прочего, был известным знахарем и костоправом. Тот с азартом принялся посвящать любимого внука в анатомические тонкости баранов. Так сказать разбирали их по косточкам за неимением других достойных этого дитяти игрушек. К восьми годам юное дарование уже прекрасно разбиралось в анатомии, а по части умения разделывать туши превзошло самого учителя. Говорят, что от всего двух или трёх ударов топора юного вундеркинда вся туша распадалась на отдельные части. Опытные мастера только диву давались и потихоньку осеняли себя крестным знамением. Отец был счастлив. На местных ярмарках он заставлял сына разыгрывать настоящие спектакли. Мальчику завязывали глаза, клали перед ним целую тушу и на глазах многочисленных зрителей он несколькими филигранно точными ударами топора разделял её на все составные части. Со стороны это выглядело как настоящая магия. Иногда, чтобы придать этому действию ещё и театрального драматизма, на тушу сверху клали маленького полуслепого котёнка. Говорят, что ни один котёнок ни разу не пострадал при этом кровавом спектакле.

Наблюдая за необыкновенными успехами своего гениального сына, отец был счастлив и рисовал в мечтах самое светлое будущее для своего отпрыска. Но всем его надеждам скоро настал неожиданный конец. Юное дарование к его несчастью как все нормальные дети ходило в школу. И вот однажды на уроке литературы им задали читать небольшой рассказ Антона Павловича Чехова «Каштанка». Рассказ этот произвёл на мальчика впечатление сравнимое разве что с землетрясением. Он ведь раньше никогда не задумывался над тем, что животные так же как и люди способны чувствовать физическую боль и душевные страдания. И что самое ужасное, они, оказывается, прекрасно осознают все, что с ними происходит и способны это как-то осмысливать на свой манер. Мальчики кровавые в глазах царя Бориса ничто перед теми муками, который испытал юный подросток. У него в глазах были целые стада невинных агнцев, которых он успел разделать за свою недолгую жизнь. Он представлял, как они раньше прежде чем попасть под его топор мирно паслись на лугу. Радовались своему простому бараньему счастью, подставляли мохнатые бока солнышку, мирно жевали травку и наверное философствовали о чем-то в своей простой и доброй бараньей душе. Нашего Мясника начали грызть совсем недетские муки совести. Отец его по этому поводу наверняка думал, что некоторых великих русских писателей как можно скорее следует навсегда исключить из школьной программы, чтобы на корню пресекать подобные прецеденты, иначе рано или поздно все мясокомбинаты остановятся из-за отсутствия желающих там работать и ему самому останется только продолжать любимое дело разве что в качестве хобби.   Потом в довесок к Чехову на Мясника обрушился со всей своей силой поэт русской деревни Сергей Есенин с его пронзительным описанием того, как в зимней прорубе утопили всех щенков собаки и её слезы покатились золотыми звёздами в снег. И самой последней каплей, переполнившей чашу его сострадания, стал  для него рассказ Льва Николаевича Толстого о посещении им живодёрен. Мясник напрочь отказался после этого есть мясо и даже близко подходить к разделочному столу.

Отец его, впрочем, списывал все эти дивные для него метаморфозы, происходящие с его сыном, на переходный возраст и сильно не паниковал. Он был уверен, что рано или поздно все вернётся на круги своя и его сын станет великим продолжателем дела своего Рода. Особенно большие надежды отец его возлагал на то, что предстоящая служба в армии выбьет из него всю книжную дурь и сделает настоящим мужчиной.  Однако ж с этим неожиданно возникли серьёзные проблемы, потому что его неразумный сын, словно прочитав его тайные мысли, предпринял такой тактический ход, который мог окончательно все испортить. Сын потомственного мясника не придумал ничего лучше, чем вступить в секту баптистов. Дурные последствия этого необдуманного шага сказались немедленно. Во-первых, его сын вдруг совершенно неожиданно перестал материться, да и вообще повышать на кого либо голос.

- Твою мать, ну просто как неродной!  - иногда в сердцах восклицал отец, взирая с удивлением на своего воспитанного и культурного сына, тревожно перебирая в своей памяти всех известных ему предков по мужской линии и совершенно не понимая в кого же он такой уродился.

Во-вторых, к вегетарианству теперь добавился категоричный отказ брать в руки огнестрельное оружие и давать воинскую присягу. У юных призывников с такими убогими моральными принципами была только одна дорога - стройбат, куда его сын в итоге и попал, дослужившись за два года до звания ефрейтора. И это в стране, где бытовало стойкое убеждение, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора!  Если бы старина Кант был ещё жив, он обязательно бы присовокупил сей врождённый морально-нравственный императив к своему знаменитому четвёртому доказательству бытия Бога, сделав его уже, наконец, фатально неопровержимым.

В армии Мясник окончательно решил для себя, что домой он больше не вернётся. Он ненавидел своё детство,  которого у него по существу и не было вовсе, благодаря стараниям родного отца. Вопрос, куда податься после дембеля решился сам собой. Среди его сослуживцев был новосибирец, который собирался после армейки поступить в Новосибирский Государственный Университет. Он открыл глаза Мяснику на то, что существуют особые льготы для абитуриентов, прошедших армию. Но самое главное, что он по дружбе обещал помочь ему сдать все экзамены, если он будет поступать с ним вместе на геологический факультет. Мясник с энтузиазмом утопающего ухватился за эту соломинку. Поступить в ВУЗ самостоятельно он даже и не мечтал, потому что у этого сельского гуманитария напрочь отсутствовали даже зачатки абстрактного мышления. В школе по всем предметам у него были твёрдые тройки, которые ему, впрочем, ставили не за знания, а исключительно за хорошее поведение и из уважения к отцу и его собственному мастерству мясника, которое как вы хорошо понимаете к учёбе не имело никакого отношения. Единственное, что он знал в совершенстве - это анатомия. После своего обучения у деда он вдобавок уже и сам был неплохим костоправом и был способен даже ставить некоторые диагнозы своим больным односельчанам.

Сразу после дембеля Мясник рванул в Новосибирск и с помощью своего армейского приятеля успешно поступил на геологический факультет НГУ. Но поступить было ещё мало. Дальше нужно было сдать свою первую сессию, после которой, как ему объяснили, можно уже ничего не бояться. Мясник фанатично взялся за учёбу. Благодаря хорошей памяти он с первого раза запоминал чуть ли не целиком целые страницы учебников, не всегда даже понимая о чем идёт речь. Но главной проблемой было то, что кроме знаний о минералах и строении земли, нужно было уметь решать задачи по физике и математике.  О чем тут можно говорить, если даже на то, чтобы понять определение заурядной математической функции. ему потребовалось почти две недели напряжённых умственных усилий. Говорят, он не спал ночами, пытаясь самостоятельно вычислить какой-нибудь интеграл или найти предел у функции. От осознания собственного бессилия он плакал. Его начали мучить ночные кошмары, в которых он видел своего отца, ведущего его за руку к окровавленному разделочному столу...  В то время его часто видели с темными от недосыпа кругами под красными от слез глазами. Будучи человеком по-деревенски практичным и рациональным, он быстро понял, что этак он далеко не уедет, поэтому решил кардинально сменить тактику.

Рядом со зданием Университета находился спорткомплекс, где была секция самбо. Там в то время преподавал известный тренер, ученик ученика самого знаменитого Харлампиева, который после выхода на экраны фильма "Не бойся я с тобой",  мгновенно стал кумиром всех советских мальчишек. Повинуясь какой-то своей интуиции, Мясник записался в секцию и вместо бессмысленных и малоплодотворных бдений над задачниками активно принялся за тренировки. Тренер сразу же обратил внимание на нового ученика. Мясник обладал феноменальной скоростной реакцией и способностью правильно и мгновенно реагировать на любое движение противника по ковру. Со стороны могло бы даже показаться, что его соперники сами поддаются ему, подставляя себя под броски. Откровенно говоря, ни у одного из них, как бы не превосходили они нашего Мясника технически и опытом, не было ни единого шанса против него. Просто подумайте, что бы вы могли сделать человеку, который иногда развлекался тем, что, почти  даже не глядя, кончиками пальцев одной руки ловил на лету мух в своей комнате и потом бережно выпускал их в окно совершенно не покалеченными... В своё время я попросил одного своего старого приятеля из института Цитологии и Генетики прокомментировать этот удивительный факт. Через некоторое время тот ответил мне, что произвёл некоторые расчёты и может однозначно сказать, что с точки зрения естественной человеческой физиологии подобная скорость реакции представляется ему совершенно невозможной.

- Средний вес обычной домовой мухи 15 мг, - объяснял он мне. – А средний вес человека 62 кг. Грубо говоря, вес человека в четыре миллиона раз превышает вес мухи. Представь себе, что тебя хочет прихлопнуть истукан весом в 250 тысяч тонн. Пока он начнёт замахиваться, ты успеешь добежать до нашего райкома и начать писать заявление о срочном вступлении в Партию. Правда, скорость реакции мухи  примерно 200 миллисекунд, что вполне сравнимо с реакцией хорошего спортсмена, но при этом критическая частота слияния мельканий (КЧСМ) у неё примерно в 7 раз выше, чем у человека, т.е. мир для неё движется в 4 раза медленнее, чем для нас с тобой. В общем, поймать её двумя пальчиками, наверное, один раз в жизни у кого-нибудь и получится, но делать это регулярно решительно невозможно. Старик, я вижу здесь только одно разумное объяснение. Это своего рода гипноз. Ты говоришь, что он делал это, почти не глядя. Может быть, весь фокус как раз именно в этом. Муху нужно на какое-то мгновение ввести в ступор тем, что она перестаёт понимать, с какой стороны ей грозит опасность. Тогда при хорошей реакции есть небольшой шанс её поймать двумя пальчиками. Да, старик, я бы пожалуй всю свою тринадцатую зарплату отдал твоему Мяснику, чтобы бы только посмотреть, как он это делает!

После первой  же победы на каких-то соревнованиях по самбо тренер Мясника пришёл в деканат геологического факультета просить, чтобы его ученика отпустили на спортивные сборы, которые проходили аккурат во время сессии. Декан здраво рассудил, что студентов способных даже с сильного похмелья  брать интегралы и считать пределы у него пруд пруди, а вот таких великих спортсменов, которые принесут мировую славу всей стране его факультету, у него больше нет. Поэтому до самого конца учёбы проблем со сдачей сессий у Мясника с этих пор не было. Он даже не считал нужным на них появляться, т.к. регулярно получал автоматы по всем предметам. Именно с секцией самбо связана первая история, которая сделала имя Мясника настоящей легендой в наших краях.

Однажды темным зимним вечером Мясник возвращался с тренировки в своё родное девятое общежитие, где обитали будущие геологи. Оно находилось совсем рядом со спорткомплексом. До него нужно было пройти всего какие-то двести или триста метров. На улице в тот знаменитый вечер был лютый мороз градусов под сорок. Но ввиду близости родной девятки замёрзнуть ему, конечно, не грозило. На нём была тёплая модная дублёнка и настоящие штатовские джинсы. Невероятная роскошь по тем временам. Можно было бы пересчитать на пальцах рук всех тех, кто мог тогда продефилировать по Академгородку в ковбойских штанах. Всеми этими дорогими шмотками Мясника регулярно начал снабжать его отец, который слишком любил сына, чтобы предать его навеки анафеме за нарушение семейной традиции. К тому же его житейская мудрость правильно подсказала ему, что раз уж он не в силах изменить обстоятельства, то нужно использовать их в свою пользу. Всё село должно знать, что его сын - ученик одного из самых престижных вузов Советского Союза, подающий надежды молодой учёный. К тому же по существу, если хорошо подумать, то геология мало чем отличается от его ремесла. Если, скажем, представить, что Земля это просто очень большая и тучная корова, а геологический молоток - это разделочный нож, то и самого геолога можно представить как обычного трудягу мясника. Просто масштаб немного другой. А суть всё та же самая.

Итак, Мясник после тренировки возвращался к себе в общагу, совершенно не думая ни о чем плохом. Где-то на середине пути он наткнулся на толпу гопников из Первомайского района, который до сих пор слывёт самым криминальным в нашем городе.  Каноническая версия этой легенды гласит, что их было не меньше десяти человек. Первомайские возвращались со студенческой дискотеки и шли на электричку на станцию "Сеятель". Встретив на узкой тропинке, протоптанной между глубокими сугробами, невысокого паренька в модной и дорогой дублёнке, гопники очень обрадовались и тоже совершенно не подумали ни о чем таком плохом. Скорее даже наоборот. Кто-то из них, чтобы не тянуть резину, сказал:

- А ну стоп, ботаник. Как это у вас в Академе говорится, добрый вечер. Дублёнку сам снимешь или тебе требуется помощь?

Мясник сделал испуганное лицо и сказал, что конечно сам снимет, т.к. он уже взрослый и самостоятельный мальчик. Он снял с себя дублёнку и по доброте душевной предложил.

- Ребята, хотите ещё вам и джинсы отдам, и унты. Только не бейте меня. Пожалуйста. Очень мне это неприятно.

Гопник, обрадованный таким аукционом неслыханной щедрости, вполне доброжелательно согласился:

- Снимай, конечно. Бить, так и быть, не буду. Как говорится, солдат ребёнка не обидит.

Мясник сделал радостное выражение лица. Снял с себя джинсы, оставшись в одних поддетым под них трико; потом достал из сумки борцовки и быстро переобулся. Напомню, что на улице был мороз градусов этак под сорок. Поэтому вторая часть этого Марлезонского балета прошла гораздо динамичней первой. Чтобы скорее согреться, Мясник начал активно работать руками и ногами. Тропинка была очень узкой, а сугробы вокруг были по пояс, поэтому общение со зрителями происходило в порядке строгой очерёдности. Не видя и не понимая толком, что происходит на сцене, зрители, стоящие сзади, активно пытались прорваться в первые ряды, и когда им это, наконец, удавалось, то, может быть, впервые в жизни они получали возможность испытать настоящий катарсис от великого искусства под названием боевое самбо в исполнении настоящего мастера.

Думаю, что сам мастер не разделил бы моей иронии по отношению к этим ушлепкам. Наоборот он был крайне зол и беспощаден. Накануне какая-то группа подонков прямо в их общежитии изнасиловала студентку старшего курса, заперев её в туалете. Девушка после этого находилась в чудовищной депрессии и непрерывно думала о самоубийстве. Уложив всех гопников на снег, Мясник заставил их ползти до самой своей общаги. Поставив их всех на колени в холле девятки, он сказал, чтобы позвали пострадавшую девушку для проведения опознания. Говорят, что в двух из них она узнала своих мучителей...

На следующее утро Мясник проснулся уже знаменитым. Общественность с великим удовольствием надолго поместила его в фокус своего внимания. Имя Мясника, история его жизни и подвиги начали обрастать невероятными легендами и самыми красочными подробностями. Чтоб вы лучше могли себе представить масштаб этой личности, я снова отвлекусь от главной темы и расскажу одну из наиболее ярких историй, связанных с его именем, за истинность которой я могу поручиться, поскольку лично знаю кое-кого из её участников.

По закону жанра наш супергерой просто обязан был иметь какую-нибудь под стать ему самому сногсшибательную подругу. И такая подруга у него тогда, действительно, была. Никто сейчас точно не скажет как её звали, но все помнят, что она была высоченного роста, на голову выше своего парня. В плане роста парочка смотрелась довольно комично. Когда кто-нибудь из друзей над ним решался слегка подтрунить на этот счёт,  то он неизменно приводил авторитетное мнение писателя Эрнеста Хемингуэя, который якобы утверждал, что в постели все люди одного роста. Уж этот то человек точно знал, о чем говорит. Девушка Мясника работала продавцом в местном Торговом Центре, что на улице Ильича. Тем, кто не в теме, следует, пожалуй, немного рассказать о том, что это тогда значило.

Когда в то время всеобщего дефицита и застоя, какой-нибудь супруг, захватив авоську, говорил своей благоверной, что он собирается зайти в ТЦ что-нибудь прикупить, то это звучало несколько двусмысленно, наподобие известной надписи "Наша цель - коммунизм", которая красовалась на фасаде одного артиллерийского училища. Потому что хотеть прикупить что-нибудь стоящее в ТЦ было так же нелепо, как надеяться собрать грибы в зимнем лесу. Просто поверьте на слово, что купить там хоть что-то необходимое в хозяйстве, как, например, туалетная бумага, было решительно невозможно. И все же население, особенно мужская его часть, валом валила в наш знаменитый ТЦ.  Все, что там было действительно стоящего и нужного, было выставлено либо в качестве непродаваемых экспонатов выставки достижений народного хозяйства, либо было не по карману обычным гражданам. Зато за сверкающими белизной прилавками стояли настоящие богини. До сих пор не понимаю, откуда и как их набирали. Наверное, их брали прямо после финалов конкурсов красоты или это были топ-моделия, закончившие курсы для стюардесс, но которым не досталось самолётов.

Теперь вы, надеюсь, понимаете, что девушка Мясника была очень хороша собой и привлекала к себе повышенное внимание как со стороны настоящих мужчин, так и со стороны тех, кто почему-то искренне считал, что имеет к ним какое-то отношение. В тот злополучный вечер, о котором я сейчас расскажу, два нетрезвых местных индивида, которых я уверенно отношу ко второй из только что перечисленных групп, сидели у фонтана,  что до сих пор находится за зданием главного корпуса НГУ, попивая на лавочке купленный на местном базарчике разливной «Агдам». Прямо им на встречу по аллее со стороны студенческой столовой куда-то очень спешила припозднившаяся парочка. Больше в этот поздний вечер вокруг не было ни души. Девушка была просто восхитительна: стройная, длинноногая, с красивыми белокурыми волосами. Низкорослый молодой паренёк, семенивший рядом с ней в трико и домашних тапочках, казался убогим замухрышкой на фоне этой красавицы. Когда парочка поравнялась с подвыпившими бездельниками, один из них вдруг неожиданно накинулся на девушку; одной рукой он крепко зажал ей рот, другой схватил за талию и потащил в находившиеся рядом густые заросли какого-то высоченного кустарника. Второй, здоровенный толстяк, попытался сходу оглушить паренька своим огромным кулаком. У него были бы неплохие шансы на успех этой затеи, но на его беду этим невзрачным пареньком был никто иной как наш Мясник. Непринуждённо уклонившись от удара, он перехватил руку нападавшего за запястье своей левой рукой, а правой схватил за локтевой сустав и сделал простенький бросок, который в греко-римской борьбе называется "вертушкой". Чтобы не причинить травмы своему сопернику по ковру, браться надо не за локоть, а выше за самое предплечье под мышкой. Но в данном случае, учитывая крайне неспортивное поведение противника, не было смысла думать о каких-то спортивных правилах.
 
Страшный хруст вывернутого сустава и дикий крик очумевшего от боли и неожиданности толстяка разбудил мирную сентябрьскую тишину студгородка. Несколько мгновений спустя второй из нападавших уже головой вперёд летел в неработающий фонтан, в котором давно не было воды. И это ещё  была не самая плохая новость для человека со сломанной челюстью и отбитыми детородными органами. Не знаю как сейчас, но во времена моей юности считалось просто немыслимым нападать на парня, если он был с девушкой. Даже на бандитской Первомайке на это было наложено табу. Если парень шёл вместе с девушкой, оба они обладали дипломатическим иммунитетом. Тот, кто рисковал всё же нарушить это непрописанное в уголовном кодексе правило чести, очень сильно портил себе репутацию, а иногда даже и здоровье.

Покончив разбираться с негодяями, Мясник взял под руку свою девушку и тут же поспешил с ней дальше. И у него была очень веская причина, чтобы поторопиться. Незадолго до этих событий его подруга вся в слезах прибежала к нему в общежитие и попросила о помощи. Она жила вместе с родителями и своей младшей сестрой, которой было, если не ошибаюсь, лет пятнадцать. Днём у её сестры начались сильные боли в нижней части живота, которые вскоре стали просто невыносимыми. Вызвали скорую, но приехавшая женщина врач после осмотра больной, сказала, что это какие-то обычные женские боли, которые часто бывают у девочек в этом возрасте, и что к утру они полностью пройдут сами собой. Врач поставила обезболивающий и уехала. Но после действия укола боли снова возобновились с прежней силой. На повторный вызов скорую высылать наотрез отказались. Сестре становилось все хуже и хуже. Родители места себе не находили. Мрачно выслушав эту историю, Мясник как был в домашних тапочках и трико поспешил в их квартиру. У него сразу закралось подозрение, что это аппендицит. Дед в своё время рассказывал ему о таких случаях, когда даже опытные врачи могли ошибиться с правильным диагнозом в подобной ситуации, потому что аппендицит очень коварен...

Когда, наконец, они пришли, Мясник сразу же кинулся осматривать несчастную девушку, которая непрерывно стонала. Он ощупал её живот и подняв мигом побледневшее лицо сказал:

- Как я и думал, сильно запущенный аппендицит. Вот-вот лопнет. Осталось максимум час…

Мать бросилась к телефону. На этот раз она так орала в трубку и грозила всеми известными ей небесными карами, что скорую к ним все-таки выслали. Зашла та же самая врачиха. Снова осмотрев больную, она лишь упрямо подтвердила свой прежний диагноз, что это все по женской части и скоро само рассосётся. Мать взбесилась и сказала, что у её дочери аппендицит и он вот-вот лопнет; и, если это произойдёт, она лично потом найдёт её и убьёт. Врачиха на беду оказалась упёртая. В ответ она тоже начала ругаться и кричать, что она с отличием закончила мединститутт, что у неё красный диплом и она лучше знает, что на самом деле происходит с её дочерью. Мясник все это время красный от бешенства стоял за дверью, стиснув кулаки и не вмешиваясь. А что он, ученик обычного деревенского знахаря-костоправа, мог ей сказать. У него же ведь не было медицинского диплома. Ни красного. Ни синего. Вообще никакого.

На этот раз мать всё-таки настояла на том, чтобы её дочь отвезли в больницу. В приёмном покое кроме них был только ещё один бедолага - какой-то мальчишка с открытым переломом руки. Дежурный врач бегло осмотрел обоих, сделал какие-то анализы, а потом вскочил и заорал, чтобы срочно готовили операционную.
- Девушку сейчас же на операцию, а парень пусть подождёт, - сказал он прибежавшим на его крик санитаркам.

После операции, этот же самый врач зашёл в приёмную и сказал родителям:

- Аппендицит лопнул прямо у меня в руке, едва я его вытащил. Видите гной на халате.  Можете смело считать, что у вашей дочери сегодня второй день рождения. Поздравляю.

Теперь, когда я познакомил вас немного с главным действующим лицом своего рассказа, я наконец могу приступить собственно к самому рассказу. И вы увидите, что это как раз тот самый случай, когда прелюдия гораздо длиннее оставшейся части.

Возвращаясь к начатому, я напомню, что речь шла о драках, которые регулярно возникали между нами, студентами,  и курсантами военного института. Я говорил, что появление Мясника резко изменило баланс сил в нашу пользу. Но все было не так просто. От наших битв с курсантами он старался как мог открещиваться. Говорил, что если пришибёт случайно кого-нибудь и его за это отчислят из Универа, он покончит с собой. Очень уж он не хотел возвращаться к прежней жизни. Поэтому, когда ему и приходилось участвовать в каких-нибудь драках, то бил даже не вполсилы. Но даже и этого было более чем достаточно для того, чтобы приобрести славу грозного бойца. Когда он появлялся на поле боя, можно было с уверенностью считать, что исход схватки был предрешён. Обычно, если курсанты видели среди наших рядов невысокого худого рыжеволосого паренька с всегда грустными глазами, они предпочитали ретироваться, имея даже и большое численное превосходство. Я бы на их месте поступал точно так же. Никому же в голову не приходит с кулаками бросаться на каменную стену, а если эта стена ещё в ответ и огрызается... И такое положение дел сохранялось до тех пор, пока в рядах наших врагов не появился однажды один курсант, которого все звали Пашка Стоп-кран.

Пашка Стоп-кран… Кличка эта никак не связана с его боевыми способностями отключать оппонента с одного удара своего кувалдо-образного кулака. Появилась она так. Однажды его взвод отправили на обычном поезде в командировку в Миасс. Когда состав уже тронулся, Пашка увидел на проплывающем мимо перроне какую-то девушку, которая почему-то сразу запала в его суровую мужскую душу. Не раздумывая ни секунды, он дёрнул стоп-кран и выпрыгнул из вагона. К тому времени, когда его водворили обратно в вагон, он уже успел обзавестись телефоном и домашним адресом своей новой пассии. Его даже не стали за это сильно наказывать, настолько он всех развеселил этим своим пылким поступком. После этого кличка Стоп-кран притёрлась к нему намертво.

До сих пор страшно жалею, что не присутствовал на той эпической битве, где сошлись между собой наш Мясник и Пашка Стоп-кран. Когда однажды вечером в общежитии раздался сигнал тревоги, я был на Морском проспекте у своих друзей. Драка началась на футбольном стадионе, что возле спорткомплекса НГУ. С обеих сторон было человек по двадцать. Но с нашей стороны подбегали новые и новые участники. И, главное, среди них был Мясник. Он никогда не спешил. Не потому, чтобы продемонстрировать своё презрение к противнику, а просто чтобы не сбить дыхание и не потерять концентрацию. Он ещё даже не подошёл к копошащейся толпе, как драка уже прекратилась. Курсанты отбежали на несколько метров и стали о чем-то совещаться. Потом от них вышел переговорщик. Наши поняли это по носовому платку, который он поднял высоко вверх левой рукой. Курсанты предложили бой между нашим Мясником и своим бойцом. Наши конечно радостно согласились, ожидая быстрого и неминуемого поражения любого смельчака, который бы осмелился противостоять нашем непобедимому герою.

Из рядов курсантов вышел невысокий парень. Говорят, его плечи были такой ширины, что издали он мог показаться квадратным. Лицо у него тоже было квадратное, с маленькими глазками; и уши у него тоже были маленькими, как у бойцовской собаки.  Вышедший ему на встречу Мясник казался хрупкой грациозной гончей радом с этим чудовищным волкодавом. Но эта хрупкая гончая шла ему навстречу не спеша, обычным шагом, будто не замечая стоящего на его пути противника; будто никакого противника вовсе и не было на его одиноком пути.

Пашка Стоп-кран сделал то, что нам в этой ситуации казалось просто немыслимым. Он не отбежал, не занял боевую стойку. Он просто взял и сделал то же самое – не торопясь  пошёл навстречу Мяснику, как будто бы собирался с ним поздороваться. Все только охнули, почувствовав, что на этот раз обычной малой кровью и даже простыми переломами дело уже не ограничится… Мясник остановился первым примерно в полутора метрах от противника. Пашка Стоп-кран сделал ещё небольшой шаг и тоже замер как вкопанный, неотрывно смотря в глаза своему сопернику. Так они и застыли, сверля друг друга глазами. Курсанты и студенты стояли друг на против друга за спинами своих бойцов. Говорят, в воздухе повисло такое напряжение, что трещали барабанные перепонки, а в головах гудело. Вдруг повалил крупный снег. И в  установившейся мёртвой тишине слышен был непрерывный мягкий шелест падающих с небес снежинок.   Потом снова произошло то, чего никто не мог ожидать. По-прежнему неотрывно глядя прямо в глаза Пашки Стоп-кран, Мясник сунул свои руки в карманы. Наверное, со стороны это выглядело как издёвка, потому что в первую секунду, едва оправившись от неожиданности, лицо Пашки Стоп-кран побагровело от ярости. Он, наконец, поднял свою правую кувалду и направил удар прямо в нос Мясника. Те, кто мне потом передавал эту историю, говорят, что со стороны это выглядело как в замедленной съёмке. Без всякого замаха огромный кулак с неотвратимой чудовищной силой двигался прямо в лицо Мясника, который по-прежнему стоял с засунутыми в карманы руками с каменным лицом прямой и неподвижный как статую. Кулак Пашки Стоп-кран остановился в самый последний момент в каком-то миллиметре от носа Мясника, который даже не дёрнулся. Грубо выругавшись, Пашка Стоп-кран, шагнул в сторону и пошёл по полю стадиона, не оборачиваясь и ни на кого не глядя, в сторону леса. Понятно, что после такого драться уже никто не мог. Все разошлись в разные стороны. Наши обступили Мясника, требуя от него объяснений. Но он молчал, сказал только, что это была последняя драка, в которой он принимал участие.

Через несколько дней вечером в субботу в общежитии геологов появился Пашка Стоп-кран. Он был совершенно один и в гражданской одежде. Попросил позвать Мясника. Вскоре тот спустился в холл в одних семейных трусах и домашних тапочках. Вдвоём они вышли на крыльцо и о чём-то недолго поговорили. Потом Мясник вернулся к себе в комнату. Переоделся, сказал своим соседям, что отправляется с Пашкой Стоп-кран на пляж Обского моря просто поговорить о жизни. Сказал, чтобы никто не волновался по этому поводу и не вздумал его искать, даже если его не будет всю ночь. И они вдвоём ушли. Спать, конечно, уже никто не мог. Пили водку, обсуждали ситуацию, вспоминали прошедшие стычки. Ночь прошла незаметно. Под утро, когда все уже допились до беспамятства, Мясник вернулся целый и невредимый. Рассказывать ничего не стал. Вдвоём с этих пор их больше никогда не видели. Но и в драках ни тот, ни другой больше не участвовали. Даже сейчас, когда прошёл уже не один десяток лет, я бы многое отдал, чтобы только узнать, о чем говорили между собой всю ночь напролёт на заснеженном пляже Обского водохранилища эти два человека, суровый сибирский воин и интеллигентного вида паренёк со страшной кличкой родом откуда-то из под Одессы.